простеньком платьице, похожая на состарившуюся Наташу, только глазки
черненькие... А может, это та девчонка из родного села, Аля Киреева, вышла
замуж за иностранца и здесь живет?
Не сходи с ума.
Андрей продлил еще на две недели срок проживания в отеле <Санта Мария>,
переоформил авиабилеты на Москву, потому что две недели уже миновали, как
сон, а группа москвичей, в составе которой приехали сибиряки, улетела домой...
Но вот и наступил последний вечер перед торжественным концертом. Андрей
решил дать отдых себе - они с Наташей впервые вышли погулять по городку
Пезаро.
Какой дивный город! Быстро наступают сумерки, жары уже нет, засветились
крохотные кафешки под зонтиками. По узким, как коридоры, улочкам медленно
катят на велосипедах симпатичные старички и старушки и мурлычут арии. Кто-то
и во весь горло поет, пусть немного дребезжа голосом, но слух у всех идеальный...
Пролетел на мотороллере в синей рабочей робе парень - звонко прокричал: <Vo-o-
lare-e!..> Даже Андрей знает, что это означает: <Ле-чу я...> - есть такая песня. А вот
площадь перед муниципалитетом.. Вокруг работающиего фонтана замерли
странные скульптуры - бетонные плоские блины в два человеческих роста, вот-вот
покатятся, задавят... но туристы смело лезут под них, приседают,
фотографируются... А пожилые итальянцы со своими велосипедами уже здесь,
собрались около газетных стендов, о чем-то возбужденно говорят... Наверное, о
политике. Хотя зачем им политика?! Скорее всего - о женщинах... Конечно же:
- Ragazza, ragazza... - Как они страстно жестикулируют, сверкают глазами,
вскидывают сухие кулачки... Милый, доброжелательный народ. Никто не
огрызнется на тебя, зеваку, даже не покосится. Все веселы, всем хорошо.
А молодежь - у моря. Девчонки в коротеньких юбках, парни одеты очень
просто, едят немецкое мороженое (оно лучше), дремлют на траве у странной
статуи, изображающей некие округлые формы, целуются на каменных скамейках.
Их велосипеды и мотоциклы валяются у ног, прислонены к парапету. Рядом
скачет музыка - танцы... Местные и приезжие в одной толпе. Много русских - ухо
так и вылавливает в вечернем гуле родную речь:
- Мам, а тут компьютерные игры...
- Миша, на улице ничего не покупай!
- Смотри, сколько серебра! Это серебро или что?..
- Таня, не смей разговаривать с незнакомцами!.. Может, это наши?!
- Ты пробовал <кьянти>?
Андрей с Наташей бродили кругами и оказались под темным собором, он до
небес, от него холодом веет и собачей мочой. Мимо проходят благообразные
медленные люди. Зажглись фонари. В некоторых учреждениях и магазинчиках
опускают металлические шторы. Но глаз успевает увидеть на сверкающих
витринах огромное количество книг о музыке - на обложках портреты Россини и
Верди, Паваротти и Марии Каллас... и лазерные диски... и ноты, ноты... А это что?!
Наташа первой увидела:
- Андрей, скрипки!..
- Где?! - И верно - светится широкое окно, за ним - мастерская, полки, стенды,
всё увешано золотистыми скрипками и виолончелями, как в детстве - колхозная
выставка снопами... И сидит немолодой уже человек в очках, похожий длинным
лицом и сутулостью своей на покойного дирижера Мравинского, что-то
поправляет резцом на доске. А вокруг заготовки на длинных столах - желтые деки,
черные грифы... И станки... вот круглопильный... вот фрезерный.. Боже, какое
счастье! Сколько музыки! И какая молодчина Наташа - увидела. И не только
увидела - дернув за руку, спросила:
- А твою главную жену... - хихикнула и продолжила. - ... этот папа Карло
свинчивает, сколачивает?
- Склеивает, склеивает! Свинчивать нельзя, слишком близко к слову <свин>!.. -
Андрей благодарно обнял ее.
- А у меня папа был столяр. Я всякие клеи помню.
- Да? А был у него клей, например, мездровый... из сухожилий и хрящей? Или
рыбий - самый лучший на свете! Вываривают из головы осетра! - Мастер за окном
поднял голову. - А знаешь, какие смолы здесь применяют? Сандарак...
- Сандарак, - восхищено повторила Наташа чудесное слово, сама обнимая мужа.
- Бальзам... Щеллак... Воск!..
- Воск!.. Я очень люблю мед. И тебя.
- А из какого дерева делают? Белый клен берут...
- Клен ты мой опавший? - встав на носочки, дышит Андрею в ушко.
- Клен ты мой опавший. Явор... бук... граб... Обечайки гнут из березовой
фанеры... Для смычков идет бразильское красное дерево... Очень, очень сложная
штука - скрипка! Именно как женщина!
Разглядев, что перед окнами остановилась некая счастливая парочка, мастер
снял очки и, закинув голову, устало посмотрел на Андрея и Наташу. И неожиданно
улыбнувшись, послал воздушный поцелуй этой молодой, розовой от загара
русской женщине... И Наташа ответила тем же.
Андрей не узнавал жену - она так изменилась за последние дни, стала почти
мгновенно понимать его, смятенного, то горделиво пребывающего в своем
космосе, а то слабого, потерянного, молящего о женской милости... Он обнял
Наташеньку сильно, как обнимают в юности, чтобы полнее ощутить ВСЁ ее и свое
через одежды...
Какой славный городок! Как они сегодня хорошо побродили... И колдовского
красного вина выпили в каком-то баре, и гитариста с микрофоном на шее
послушали... Правда, возле светофора, на мигающем желтом свету, случилось и не
слишком приятная встреча. Приглядевшись к Андрею и Наташе, к ним подскочил
сухонький старичок в белом костюме:
- Русские?..
- Да, - улыбнулся Андрей.
- Родину бросили?! Насовсем?.. - завопил незнакомец. - По глазам вижу -
молодец! Такой же негодяй, как я!.. Я - потомственный дворянин, я здесь, в
Италии живу и радуюсь, а вы погибнете - это вам возмездие!..
- Он сумасшедший... - в страхе прошептала Наташа, пытаясь оттащить мужа
подальше от старичка. Но тот заступил им на асфальте <зебру>.
- Лучше бы я в лагерях отсидел, без зубов остался, но с чистой совестью вышел
на волю!.. Ха-ха-ха!.. А вы еще попомните меня, предатели Пушкина и
Чайковского, Блока и Менделеева!.. - старичок в белом, наконец, побежал в
переулок.
Господи, каких только людей не раскидало по свету... Но сейчас времена
другие. Захотим - и вернемся в Россию.
А море катит прозрачные зеленые глыбы под луной... и хочется жить именно
здесь, жить долго и счастливо. И кажется, для этого теперь есть всё!
Но последнюю ночь перед фестивалем Андрей провел в тревожном
полузабытьи. Как мы уже отмечали месяц назад, сны ему перестали сниться.
Однако сегодня привиделось явственно: он стоит со скрипкой в темноте,
прислонясь к стене, уходящей до небес... и вдруг чувствует, что эта стена дышит
как живая, и только сейчас понимает - она покрыта шерстью, как кожа огромного
жаркого существа...
Утром Андрей пришел к директору Тартини с просьбой посоветовать: нужно ли
ему покупать фрак? Или сойдет обычный костюм? Синьор трагически округлил
угольные глаза и посоветовал купить фрак:
- Si, si... marsina...frac...
Пошли втроем ( с Наташей) по магазинам, но нигде фраков не было, а имелись в
продаже только легкомысленные пестрые пиджаки и белые штаны.
Синьор Тартини щелкнул пальцами, как будто выстелил из двух пистолетов, -
он вспомнил про свой старый фрак, который, возможно, подойдет для Андрея,
синьор носил его лет двадцать назад, когда сам был худ, как Андрей. Он попросит
свою домработницу принести его в отель к Андрею. Пусть синьор Сабанов ждет.
Но Андрей совсем забыл, что в отеле он живет под фамилией Лыков. И когда,
прождав час, совсем случайно он увидел с балкона, что перед входом в отель
растерянно топчутся сам синьор Тартини и женщина со свертком, выскочил к ним
красный от неловкости.
- Простите... Но я... я тут живу остановился под фамилией Лыков... Это другая
моя фамилия. У нас так бывает.
- Pseudo'nimo?.. - ахнул доброжелательный директор. - Cabanov-Likov? Э-это ка-
ак Nemirovitz-Dantcenko?
- Си, си.
Поднялись в номер, женщина осталась в коридоре, Андрей надел фрак
директора, фрак подошел, но был короток. Андрей выглядел в нем смешно. А
заказывать, шить новый уже было поздно...
Синьор Тартини простонал, закатив глаза, и объявил, что сделает так: он
назовет фамилию гостя, но скажет уважаемой публике, что синьор Сабанов только
что из морозной ( это в июле-то!) Сибири, и он выйдет в свитерке, джинсах, чтобы
поразить всех исполнением солнечного Россини. Контраст может даже принести
пользу.
Открытие фестиваля было назначено на два часа дня. Суеверный Андрей (
чтобы не отвлекаться, быть максимально собранным) попросил Наташу ждать его
на пляже.
Так и сделали.
Андрей никогда, конечно, не забудет, как за малиновыми кулисами он ждал
своей очереди, как нарядно одетые музыканты Италии, в лаковых черных туфлях,
поскрипывая, проходили мимо него на сцену и играли Россини. И публика
устраивала им овации.
Когда синьор Тартини лично назвал фамилию своего сибирского друга, Андрей
едва не выронил на пол скрипку. Подхватил на лету и, сердясь на себя, вышел на
ослепительную сцену, и продолжая сердиться на себя, в темпе чуть быстрее, чем
нужно, вихрем, легкими штришками ( так, наверное, ангелы чистят щеточками
зеркальные ботиночки Бога) выдал первые такты изумительной музыки... и
продолжил темп, и все же выровнялся, даже нарочито замедлил ритм, запел
смычком, как меццо, как поет эту мелодию лучшая исполнительница Розины
Тереса Берганца... И сразу же - ликуя и сломя голову - в финал! В сверкание льда
или снега, или фонтанов Италии с оскаленными львами...
Ему похлопали, но без восклицаний <брависсимо>, которые звучали минуты
назад... Андрей сыграл на низких нотах арию учителя музыки, похохотал на
струнах, чертовщины какой-то добавил... вряд ли они слышали басовые
каденции... И зал, наконец, обрушился на него аплодисментами. И когда закричали
<бис>, <браво>, нарочно сыграл не из ожидаемого репертуара, а кусочек из
<Вечного движения> Паганини - когда-то Андрей исполнял его не хуже Гидона
Кремера...
Недоуменная тишина треснула, как театральный занавес. Андрею аплодировали
стоя несколько молодых женщин, очень красивых, с черными жемчугам на шее и
на голых руках...
После перерыва жюри объявило оценки: Сабанову присуждена вторая премия в
размере 20000 долларов. Обнимая его, синьор Тартини прошептал ( и Андрей
понял его):
- Первым должен быть итальянец... chiaro?.. понимаешь?.. Но и вторым должен
быть итальянец... но стал - tu! Ты - настоящий итальянец!
До банкета ( он был назначен на восемь вечера) оставался еще час. Денежный
чек Андрею получит завтра в бухгалтерии театра, по предъявлению паспорта.
Сабанов побежал в отель. А добежав до отеля, передумал заходить в номер -
ринулся на пляж, к своей красавице.
Проскочив над рельсами по мостику, размахивая скрипкой, закричал
вечереющему огненному морю:
- Победа!.. - Но где же Наташенька? На берегу уже малолюдно - народ
расходится ужинать.
- Победа! - крикнет он ей. Или нет... с угрюмым видом опустится рядом на
песок. Нет, не стоит пугать... Улыбнется, поцелует и шепнет: - Нам теперь хватит
денег на год жизни.... А там видно будет. Заработаем!
Он бежал мимо пустых пластмассовых лежаков, увязал в песке и думал под
раскаленным небом Италии, что надо бы купить все-таки скрипку получше...
Может, здесь даже со Страдивари повезет... или с инструментом Гварнери...
И еще думал о том, что именно сегодня напишет, наконец, матери письмо...
- Наташенька! Открой синие глазки!..
Он ее не сразу нашел. Она лежала вдали от воды, в стороне от звездчатой тени
зонта, в неостывшем еще песке, только голова торчит из песка. Наташе нравится
так закапываться. Правда, его сразу смутило - почему и лицо в песке. Наверно,
дети рядом баловались, она любит детей. Но что это, что?.. На правом виске у нее -
красная скобка... будто помадой мазнули... и рядом бутыль валяется, большая,
черная, из-под испанского шампанского... Они ее ударили? Они...
- Наташенька!.. - Андрей упал на колени, приподнял ее, пытался послушать
сердце, мешала газета, невесть зачем сунутая под ее купальник... отшвырнул - не
было слышно ничего... Андрей уже все понял, но не мог, не желал поверить... Он
обернулся - газета... да, это не Наташенька воткнула ее себе под материю... и
газета вовсе не итальянская - как страшный сон, знакомая <Сибирская газета>. Так
сказать, привет с Родины.
Когда Андрей с женой на руках вернулся в отель, чтобы вызвать полицию ( на
пляже ни до кого не докричался, люди не понимали иностранца), номер был
приоткрыт - здесь побывали люди. Конечно, те же изверги. Андрей сразу увидел на
столике, под зеркалом, выпотрошенную сумочку жены (а должна она висеть в
платяном шкафу, нарочно прикрытая платьем Наташи, в ней были деньги и все
паспорта)...
Он стоял с мутящимся сознанием посреди комнаты, удерживая на весу холодную,
ставшую вдруг тяжелой Наташу, и скрипка его, каким-то чудом не забытая на
пляже, висела на левом онемевшем мизинце. Андрею что-то кричали в уши
вошедшие вместе с ним работники отеля. Появился и полицейский...
Без документов и без копейки в чужой стране - один мертвый и один живой
человек.
За что?! Будьте вы прокляты!..
28.
Тебя я проклинаю, небо! Бог, бородатая змея!
И ты будь проклята, нелепо как блядь разверстая земля.
И пьяный Сатана меж вами на парашюте, дым петард...
И ангел не с двумя крылами - одно заложено в ломбард.
И вы, святые херувимы, в лучах, как в ярком гамаке.
И ты любовь - <не струйка дыма>, как пел Утесов вдалеке...
И человеческая зависть, аж до седалища остро
грызущая, как травку заяц, съедающая все нутро!
И человеческая верность, которой нынче грош цена...
И ты, под алтарями бедность... и глупых старцев седина...
Лишь музыка одна - останься, звени во мне и вкруг меня,
простой мелодией романса и треском страшного огня.
Лишь музыка одна - вовеки и услаждай, и укрепи!
Твои необратимы реки, и вечен звон в твоей степи...
Но что мне арфа золотая и скрипки колдовская нить,
когда я горько понимаю - мне не с кем счастье разделить?
Без женских глаз, ночного хмеля, без милого ушка впотьмах
нет Моцарта и Рафаэля, нет храмов, вставших на холмах...
Вернешь ты мне, Господь суровый, любовь несчастную мою -
и в тебя поверю снова, век на коленях отстою.
Но нет любимой... мир огромен и как после пожара пуст.
И только ветер воет: Амен... и лишь проклятья рвутся с уст...
Где этот дьявол бородатый, в веках танцующий козел?
Но я не сам ли, виноватый, к нему в отчаянье пришел?
Да ведь и <Бог>, с которым встречу ты праздновал -
не враг ли он
в обличье светлом?.. Правда, речью отменно свят, зело умен.
И ангел с личиком подранка, и младший совестливый черт -
всё есть подмена, всё обманка, как осетрина пятый сорт.
Все это мы уже видали, платили кровью в простоте,
ну, новы разве что детали, и те невнятны в темноте...
А истинного-то владыку нам ведать вовсе не дано.
Лишь книга есть. И эту книгу вкушай как хлеб и как вино.
Лишь Книга есть. Чрез те страницы смиренно ощути лицом
сияние его десницы: прочел? А прочее - потом.
Прочел? Покаялся за бредни, за легковерие и блуд?
Нагой, как рыба в старом бредне, стоишь - пока не призовут...
Но - призовут! Господь прощает, когда уж не осталось сил...
Ну, а покуда вопрошает как гром со звезд и из могил:
- Ты понял? Расскажи, что понял? - Я помню, желтую в глуши
монетку дьявольскую поднял - и не лишился чуть души.
Еще я понял, что на рынке на черном не купить талант.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг