артиллерию, наши метеоатаки. Вы сами с таким непревзойденным искусством...
- Хватит! Не хочу больше слышать об иных планетах. Ваш иномир,
Бертольд Козюра, - отвратительное, уродливое отражение в другом
пространстве нашего собственного мира. Преступный мир!
- Вы ошибаетесь, генерал! - спокойно возразил Козюра.
- Ошибаюсь? Вы хотите сказать, что мир, где превращают детей в
возносящиеся к небу факелы, не преступен?
- Я не это хочу сказать. Тот мир не отражение нашего. Наоборот, мы
сами лишь бледно отражаем его. Ибо он главный в главном потоке времени, он
единственный оригинал, а мы обедненная его копия в боковушке мирового
времени. Он один, а копий столько, сколько маленьких потоков времени бегут
рядом с величавым руслом времени основного.
Я отвернулся от него. Я сказал Варелле:
- Григорий, мне и вправду плохо. Проводите меня в домик.
3
Я все снова и снова видел девочку, превращающуюся в огненный факел, и
раненого, ползущего по земле без ног. Я сжимал кулаки от гнева. Я
ненавидел людей из неведомого мира в иной вселенной, тот мир был хуже,
тысячекратно хуже моего родного, тоже полного преступлений, но все же не
таких страшных. Ибо мы не сжигали детей, не превращали города в огненную
лаву. Черное солнце не вставало над нашими полями. Я сам воевал,
командовал отделением, батальоном, дивизией, теперь все военные силы
страны подчинены мне, я готовлю решающее сражение, я сейчас, возможно,
главная фигура войны, но это иная война, твердил я себе, - нет этого
страшного черного солнца. Всего лишь солдат на солдата, оружие на
оружие!.. И я опровергал себя: а Кондук? А свирепый террор Гонсалеса в
тылу? А ливни, захлестывающие поля и лишающие детей и женщин куска хлеба,
стакана молока? Кто определит меру, до которой зверство еще не
преступление, а после которой - наказуемое злодеяние? Тысячу сразить в бою
- подвиг? А десять тысяч? А миллион?
Мучительные эти мысли истерзали меня. Я вскакивал. Бегал по комнате,
ругался, ненавидел себя. В комнату входил Варелла, спрашивал, не нужно ли
чего. Я прогонял его, он уходил, спустя короткое время снова появлялся, я
снова прогонял его. Мне не было спокойствия, не было утешения, никакое
лекарство не могло помочь. Меня преследовало черное, как уголь, солнце!
Лишь под утро удалось забыться мутным сном.
Утром я вызвал Вареллу.
- Григорий, вы были со мной у физиков. Вы видели все, что видел я.
Варелла, можете ли вы жить после того, как узнали, что где-то в мире
бушует такая ужасная, нечеловеческая война?
Варелла всегда разговаривал легко и свободно - и непременно с
ухмылкой. Сейчас он подбирал слова.
- Как сказать, генерал?.. Войны - они разные. Где ничего, а где -
похуже. От войны не ждать хорошего... Война же!..
- Война против детей - это война? Это подлое преступление!
- И полковник так говорил. Мы слушали его, генерал, когда он насчет
Сорбаса... Убивать детей не военная операция, а преступление, прощать
нельзя ни исполнителям, ни организаторам. За душу хватало, так говорил.
Точно эти слова!
- Те самые слова, - сказал я в отчаянии.
Я знал, что солдаты между собой называют Гамова полковником. Мы с
Пеано были теперь для них генералами, они в разное время называли нас и
майорами, и полковниками, а если завтра станем маршалами, будут именовать
и маршалами. Но Гамова они узнали полковником, он и остался для них
навсегда полковником. Он назвал себя диктатором, это было несравненно
выше, но если он даже назовет себя императором, он останется для них в
прежнем звании. "Его величество полковник приказывает..."- скажет о нем
тогда тот же Варелла.
- Вы верите в реальность того, что вчера показали физики?
И на это он ответил без обычной прямоты:
- Ученые люди... Всякое продемонстрируют... А так чтобы - не очень. С
другой стороны, а почему и не быть? Человек на все способный! В большом
деле у него - черт на пару с Богом... Совместные трудяги... Всюду партнеры
- Бог да черт!
- Черт с Богом - совместные трудяги? Интересная мысль! Но можно ли
доверять оптическим модуляциям наших ученых?
- Проверить бы надо, генерал. Вызвать обоих?
- Сами пойдем к ним.
Теперь я шагал к физикам уверенней, чем вчера, - не останавливался,
не заглядывался на парк, не давал ногам передохнуть - упадок сил после
воскрешения быстро проходил. И картины неба, свободного от
метеопротивоборства, больше не захватывали. Меня томили проблемы, больше
приличествующие философскому уму Гамова, чем моему практическому, -
реально ли существуют иные миры и реальна ли безграничность царящего в них
зла и бесчеловечности? И точно ли мы только боковое ответвление, только
отражение, только слабое воспроизводство другого, основного, куда
могущественней и преступней, мира?
Оба физика так растерялись, словно мы явились арестовывать их.
- Успокойтесь, - сказал я. - Вы не виноваты, что миры во всех
вселенных полны злодейства. Но я еще не убежден, что иномир реально
существует. Продемонстрируйте его снова - и не ужасные войны, а мирную
жизнь, если она существует в том мире.
Бертольд Козюра опять уселся за столик с маленьким пультом и вывел на
экран картины иного мира. И вскоре я уже не сомневался, что чужой мир - не
оптический фокус хронофизика, а реальность во всей своей невероятности.
Хронофизик повторил вчерашний вопрос, верю ли я теперь, что они не
безумцы.
- Да, вы не безумцы. Но тайна иномиров, открытая вами, ужасна. В
связи с этим несколько вопросов. Первый: вы уверяли, что вы пришелец из
того мира, пейзажи которого демонстрировали. Можете это доказать? Вы так
похожи на человека... хочу сказать - на человека нашей планеты. Ваша
сияющая лысина - не доказательство.
Нет, он не мог точно доказать, что иномирянин. Для всех, знающих его
детство, он подкидыш в отрочестве, случайно обнаруженный почти умирающим в
пустынной степи и начисто забывший, кто он, кто родители, откуда родом,
как его зовут. Даже языка той местности, где его нашли, не знал, что-то
лопотал незнакомо и невнятно. Но быстро освоил язык, отлично учился и еще
в университете создал первые хронотрансформаторы, меняющие внутриатомное
течение времени. А когда сконструировал большие хронотелескопы, то
обнаружил, что, кроме нашей вселенной, существуют вселенные иные, текущие
в соседних потоках времени, а некоторые так физически сопряжены с нашей,
что можно наблюдать, что в них происходит, и даже устанавливать проходы из
одной вселенной в другую. И вот тогда, к своему великому смятению, узнал в
первых изображениях сопряженного с нами мира знакомые пейзажи и зрелища.
Вдруг возникли воспоминания детства - и они совпадали с образами на
хроноэкране. Он задумался - как же все-таки очутился в чужом мире? Один ли
это случай - только для него - или такие переброски часты? И если
неоднократны, то нельзя ли возвратиться на утраченную родину? Открыв, что
в сопряженном мире раскована внутриядерная энергия, он поделился новостью
с другом еще со студенчества, Бертольдом Швурцем. С того дня они работают
вместе. Им удалось заинтересовать маршала Комлина. Маршал предвидел, что
использование фантастических новшеств из чужого мира гарантирует успех в
войне с Кортезией. Полковник Прищепа тоже высоко оценивает их труд.
- Знает ли диктатор о ваших исследованиях?
- Полковник Прищепа ждал удачного времени, чтобы информировать
диктатора и вас.
- Значит, Гамов не знает, потому что удачи пока не вижу никакой, а
вижу одни ужасы. Запрещать вашу лабораторию не буду, но и не радуюсь тому,
что вы в ней открыли.
Воротившись в домик, я набрал код Прищепы. На этот раз он был у себя.
- Павел, я познакомился с хронолабораторией. Я ошеломлен, это
единственное пока ясное ощущение. Что нового в мире?
- Скоро прибуду и подробно информирую. Отдыхай, набирайся сил.
Прошла неделя, прежде чем Прищепа приехал.
- Пеано без твоей помощи изнемогает, - порадовал он меня. - Пора
вернуться к руководству. Все цели твоей камуфляжной измены достигнуты,
передает Гамов. Я в этом не полностью уверен и хочу, чтобы ты сам решал,
как быть.
- Для этого я должен знать политическую и военную ситуацию.
Ваксель двигался с прежней железной неторопливостью. Вся Флория в его
руках, он вступает на землю латанов. Флоры встречают кортезов как
освободителей - митинги, музыка, в городах гулянья и танцы... Правда,
переметнулись к кортезам не более трети флоров. Но эта треть - молодежь и
все, кому надоело прежнее существование в Латании.
- В общем, все, кто жаждет перемен. Такие имеются в каждом
цивилизованном государстве. Что на других фронтах?
Наши бывшие союзники, после разгрома Кондука поутихшие, снова
показали клыки. Их армии по-прежнему придвигаются к границам. Готовятся
все разом к броску, когда поступит сигнал. Сигнал даст Аментола на
конференции в Клуре.
- Что за конференция?
- Сбор всех союзников Кортезии, а также всех наших бывших союзников,
которых Кортезия взяла на содержание. Поедут все, кроме Торбаша, - хитрый
Кнурка Девятый первый в пекло не полезет. Он торжественно провозгласил,
что спор двух гигантов, то есть Кортезии и Латании, решит сам Высший
Судия. А когда Судия объявит свою волю на полях сражений, великий грех
тогда не присоединиться к тем, кого он назначит в победители.
- Кривоногий карлик-король уже вступил в Акционерные компании Террора
и Милосердия?
- Торгуется насчет вступительного взноса. Предлагает заменить золото
сушеными фруктами и вяленой бараниной, этого добра у него навалом. Также и
дублеными шубами, у них ведь зимы не бывает, а овец избыток. Готлиб Бар не
торопит переговоры.
- Пусть тянет их. Когда конференция в Клуре?
- Через десять дней. И ее откроет не президент Клура, а сам Амин
Аментола. Основные идеи его речи мне известны. Самовосхваление,
обожествление Кортезии, претензии на руководство всем миром. После
устранения Бернулли ему легко произносить такие речи. Что передать Гамову?
- Что я возвращусь после речи Аментолы.
- Гамов ожидает, что ты именно так и решишь.
- Почему ты раньше не говорил мне о работе своих физиков?
Павел молчал о физиках потому, что поначалу не очень верил в их
серьезность. У него много секретных учреждений, информировать
правительство о каждом невозможно. Но сейчас он склоняется к тому, что эти
физики, и вправду, проникли в тайны мироздания.
- Я поверил, что параллельные миры реально существуют, когда
рассматривал их пейзажи на хроноэкране. Физики уверяют, что найденный ими
иномир в мироздании основной, а наш лишь его далекое отражение. Звучит
убедительно, когда видишь чудовищные стоэтажные дома или летательные
машины в десятки раз крупнее наших. Но какой это грозный и мрачный мир!
Уничтожают за какие-то минуты огромные города со всем населением!..
- Мир страшный, ты прав. И далеко опередил нас, так что можно счесть
его и основным, а нас побочным. Но, между прочим, до сгущенной воды там не
додумались и обеспечивать урожай искусственными циклонами не умеют. Если
оба Бертольда найдут выходы в тот мир, мы пошлем туда разведывательную
экспедицию. Секретную, конечно.
- Какой-то проход они открыли - один вылетел по нему к нам, другой
пытался пройти обратной дорогой, но его вышвырнули назад. И единственный
результат - приобрели лысины.
- Принимая лабораторию, я подверг их самих проверке. Они даже
покаянные листки заполняли...
- И что же необычайного, кроме лысин?
- А то, что тайна появления Козюры - именно тайна: абсолютно
непонятно, почему он там оказался, да не ребенком, а подростком, да еще
забыв свою предыдущую жизнь. У Швурца, наоборот, в прошлом все ясно, чего
нельзя сказать о настоящем. У них изменен состав крови, есть
ненормальности в зрении и слухе, нет обычных влечений к веселью, еде,
заигрыванию с женщинами. У Швурца была подруга, он ее бросил. И оба они,
хотя еще молодые, и не помышляют о семьях, на женщин смотрят равнодушно.
... Я часто потом удивлялся, почему не сделал ясных выводов из важной
информации Павла Прищепы, прирожденного разведчика, всей душой, а не
только глазами и ушами улавливающего странности людей.
Впрочем, и сам Павел не дошел до естественных выводов из своих
наблюдений.
4
Все, что недавно захватывало меня в моем одиночестве - парк, не
нарушенный схватками искусственных метеоураганов, диковинные пейзажи
потустороннего мира, - ничего этого для меня больше не существовало,
только четырехугольник стерео и фигуры, проплывающие в его свете.
Фермор, столица Клура, ощущал себя центром планеты, столько в нем
собралось знатных персон, так они были важны и властительны. И сами клуры,
народ незаурядного ума и красочной внешности, терялись среди своих
роскошных гостей. Я много раз видал Амина Аментолу и на стерео, и на
газетных страницах, он мужчина красивый, но что способен принимать столько
актерских поз, переодеваться по десятку раз на день, так долго и так
напыщенно ораторствовать, и не подозревал. Конференция наших противников и
колеблющихся нейтралов была задумана как вселенское деловое совещание.
Вероятно, оно и было таким - где-то в закрытых комнатах. А на экране
блистал нарядный спектакль - услада глаз, а не торжество ума.
- Возвращаюсь, - сообщил я Прищепе, когда Аментола произнес свою,
заранее расхваленную, речь. - Завтра присылай водолет.
Утром водолет стоял у домика. До этого утра я видел одного
охранявшего меня Вареллу. Но охранников было два десятка, они все высыпали
провожать. Варелла отобрал несколько человек, другие остались. В полете я
задремал и проснулся только на площади у дворца. В заседательском зале
дворца меня ожидало все Ядро, министры и редакторы газет, Пимен Георгиу и
Константин Фагуста. Деятели стерео отсутствовали, еще не настало время
демонстрировать в эфире мое возвращение. Гамов радостно сказал:
- С возрождением, Семипалов!
Он один оценил мое появление как возрождение, остальные поздравляли
только с возвращением. Но радовались все - большинство лишь сегодня
узнало, что я не казнен. Я вспомнил, как плакал Пеано на моей казни, и
спросил, знал ли он, что я вовсе не ухожу в небытие. Он засиял обычной
широкозахватной - на обе щеки - улыбкой.
- Вообще-то Прищепа меня предупредил, но в последнюю минуту я как-то
усомнился, уж слишком все было правдоподобно.
Я вспомнил, что тоже усомнился в минуту казни, мистификация ли это
или реальная расправа.
Сердечней всех меня поздравил лохматый Фагуста. Он так тряс своей
чудовищной шевелюрой, так сжимал мою руку, его глаза так растроганно
блестели, что можно было подумать, будто он радуется возвращению в жизнь
любимого друга. Впрочем, говорил он в своей обычной манере:
- Семипалов, я душевно рад, что вы ногами на земле, а не в гробу. И
нетерпеливо надеюсь, что мы вскоре будем с еще большим усердием портить
друг другу кровь.
Пимен Георгиу ограничился поклоном и поздравлением.
Гамов показал на председательское место:
- Семипалов, ведите Ядро. Сегодня вы глава нашего праздника.
- Отлично. Для начала - информация о положении в стране и на фронте.
Один за другим каждый сообщал о делах в своем ведомстве. Все
происходило так, как и должно было происходить. Периодические разговоры с
Прищепой по интердатчику обеспечили меня достаточной информацией. Я закрыл
Ядро.
- Теперь я пойду в Ставку. Прошу со мной Пеано, Прищепу и Штупу.
- Я тоже поеду с вами, - объявил Гамов.
Когда мы пошли во флигель дворца, где размещалась Ставка, Прищепа
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг