подаст голос, его тут же проимпульсируют. Все это происходило до вашей
беседы с Мордасовым, значит, вы заранее вынесли ему приговор. Я правильно
говорю, капитан Прищепа?
- Абсолютно правильно! - спокойно подтвердил Павел. - При известии о
прилете Мордасова мы втроем посовещались - Пеано, Гонсалес и я. Пеано
сказал, что Мордасов прилетает изъять деньги и увезти его, Пеано, в тыл
под предлогом, что дядя беспокоится о его здоровье. Мы и решили
изолировать Мордасова от его охраны, но обоим генералам и Гамову с
Семипаловым ничего не говорили, они могли не одобрить таких поступков до
объяснения с эмиссаром правительства.
- Узнаю много нового о своих собственных действиях, - задумчиво
проговорил Гамов. - Не расскажете ли подробней, в чем заключалась миссия
Мордасова? Возможно, и о ней я не все знаю.
- Майор Пеано еще до прилета Мордасова точно описал его миссию своим
товарищам. Мордасов должен был вывезти Пеано в тыл, ибо, по мнению его
дяди, он оказывал скверное влияние на командиров дивизии "Стальной таран".
Думаю, племянника Маруцзяна ожидала тюрьма. Что до денег, которые поручили
вызволить Мордасову, то распределение их уже было расписано: на премии
членам правительства за самоотверженную работу по спасению отечества.
Разумеется, без опубликования... Чтобы не было кривотолков - мне тоже
назначили куш... А вы не только казнили Мордасова, но и в грозной передаче
по стерео обвинили правительство, что в его среде благоденствуют дураки,
бездарности и предатели. Вы нагнали ужас на правительство, полковник
Гамов, вот истинное отношение к вам.
- Отношение ясно... А действия?
- Я уже говорил о них. Отъединить вас всех от вашего корпуса.
Публично наградить званиями, орденами, осыпать хвалебными словами - и
разослать в разные места. А ваш корпус - не отбирая наградных денег,
сейчас это невозможно - разоружить и раскассировать.
- И действия ясны. Кто назначен осуществить их?
- Первую фазу операций - я. В смысле отделения вас от солдат и
запудривания вам мозгов восхвалениями... Разъединенные эшелоны движутся в
Забон. Все оружие сохранено и имеется в каждом эшелоне. Вместо
запудривания ваших мозгов, точно нарисовал, что вас ожидает.
- Вудворт, чего вы хотите?
Вудворт, конечно, ждал такого вопроса. И, конечно, десятки раз
повторял в уме ответ. Но вдруг так разволновался, что не сразу смог
ответить - как-то по-детски открыл рот и снова закрыл его. Но уже в
следующую минуту он справился с волнением.
- Гамов, возьмите верховную власть в стране!
Все, что Вудворт говорил до последней минуты, закономерно подводило к
тому, что он призовет к противодействию правительству. Но что он так
открыто сформулирует программу переворота, никто ожидать не мог. Гамов
хмуро глядел на Вудворта - бледные щеки аскета залил жар.
- Взять можно только то, что дают. Пока что никто не предлагает мне
верховной власти, Вудворт!
- Послушайте меня, Гамов! - страстно воскликнул Вудворт - я и
помыслить не мог, что этот чопорный, холодный человек способен возвысить
голос до крика. - Страна катится к гибели, ее надо спасать. Страной правят
дураки и циники, их надо вышвырнуть с мостика. Это сможете сделать только
вы, Гамов! Ваши передачи кричали о наших безобразиях, они звали каждого
мыслить, а не верить лживым словам. Таково было их действие, их
спасительное действие! Маруцзян слишком поздно сообразил, что они несут не
только успокоение - хоть какие-то есть успехи, но и взрывной запал -
почему у других командиров нет таких успехов? С какой радостью он оборвал
бы ваши дальнейшие передачи! Но народ жаждал ежедневных сводок о ваших
боевых операциях, умолчание о них вызвало бы всеобщее возмущение, Гамов!
Власть валится из рук Маруцзяна и маршала, они сами чувствуют, что сидят
на пороховой бочке и что к бочке уже подносят огонь. Уж если я поверил в
вас, Гамов!.. Вы ведь помните наши споры!.. Народ с восторгом примет
известие, что именно вы правите страной, головой отвечаю!
- А если вам придется ответить головой до смены правительства? Услышь
кто-нибудь ваши речи...
- Нас окружают верные люди. В частности, проводники вашего вагона...
Лучших телохранителей вам не подобрать, я сам проверял их.
- Телохранители? - Гамов поднял брови. - Позовите их, хочу
посмотреть, что за люди.
Вудворт нажал кнопку вызова. Но вместо проводника в дверях показался
Варелла, а за ним еще два наших солдата. Вудворт окаменел. Это мелочь,
конечно, - смена нескольких солдат, когда речь шла о смене правительства
страны. Но ошеломление, в которое на мгновение впал Вудворт, было так
забавно, что мы не удержались от смеха.
- Каждый делает свое дело, Вудворт, - сказал Павел. - И я не знал, с
чем вы явитесь в салон. Новый "вариант Мордасова" заранее не исключался.
Григорий, где люди командующего эшелоном?
- В его личном вагоне. Мы их вежливенько попросили туда. Оружие у них
забрали, - весело сообщил Варелла.
По знаку Павла солдаты удалились. Теперь хохотал и сам Вудворт. Он
впал в восторг. Он видит в предусмотрительности капитана Прищепы
готовность к действиям. Он радуется, что его самого могли "разыграть по
варианту Мордасова", если бы он задумал что преступное.
- А разве вы не задумали преступление? - иронически поинтересовался
Пеано. - Меня учили, что свергать законное правительство преступно.
Вудворт мигом стал серьезным.
- Нет, майор. Не преступление, а благородный поступок. Спасение
государства, избавление народа от жадных ртов, сосущих его. И ваше личное
спасение от мести ваших высоких родственников, - он повернулся к Гамову. -
Я не жду немедленного ответа, полковник. Я обрисовал вам ситуацию и
торжественно заверяю, что если вы захотите спасать государство, то я с
вами. Теперь я удаляюсь в свой вагон и буду ждать вашего вызова.
- Подождите. Ответьте еще на один вопрос. Вы не разоружили и не
разъединили корпус. Скрыть, что вооруженный корпус в полном составе
движется в Забон, невозможно. Вы продумали заранее оправдания?
- Конечно. Я скажу, что попытка разъединить и разоружить корпус
привела к волнению. Меня предупредили, что могу применять любые меры, лишь
бы они не вызвали бунта. Вот и укажу, что нарастал мятеж. Похвалы не жду,
но и кары не опасаюсь.
- Идите пока к себе, - сказал Гамов.
Вудворт опять был тем, каким его знали раньше - церемонным, даже
чопорным. Он поклонился сухо и вежливо, словно была пристойная и приятная
беседа, а вовсе он и не уговаривал нас поднять восстание в государстве.
Гамов задумчиво смотрел ему вслед.
- Вот уж от кого не ожидал такого преображения! Что ответим на его
рискованное предложение?
- Отвечать будете вы, - возразил я. - А мы займемся своими
неотложными делами. У меня появились кое-какие мысли, я бы хотел обсудить
их с операторами и Павлом Прищепой.
- Мы готовы, - быстро ответил Пеано.
Гамов помолчал, раздумывая.
- Мне кажется, вы уже решили за меня. Не рано ли? Я ведь еще не
сообщил ответа Вудворту.
- Вы уже продумали свое решение, Гамов. С нас достаточно ваших
мыслей. Будем переводить их в практические дела.
Гамов встал.
- Тогда не буду вам мешать. У Семипалова, уверен, уже разработана
диспозиция и динамика не хуже тех, при помощи которых он так блестяще вел
наши полки на прорыв из окружения.
- Постараюсь, чтобы были не хуже, а лучше тех.
- И я займусь неотложным делом - посплю. - Гамов пошел к двери и
остановился. Он что-то хотел сказать и не решался - редкий случай у этого
человека. - Семипалов, скажите... нет, лучше потом!
- Лучше сейчас. Нас ждут трудные расчеты. Не хочу забивать голову
мыслью, что у вас какие-то нерешенные вопросы ко мне.
- Тогда скажите - вы ревнивы? - Он поспешно добавил: - Не поймите
меня превратно. У вас такая красивая жена... Хочется чисто академически
узнать, как держатся мужья, имеющие таких жен?
- Да, ревнив! - отрезал я. - И даже очень. И скор на драку за Елену!
Надеюсь, вы не собираетесь отбирать у меня жену?
- Можете быть спокойны! Женщины не моя стихия. Красивые - тем более!
- Гамов засмеялся. И вышел из салона.
Никто из нас четверых, оставшихся в салоне, не понял странного
вопроса Гамова. Я уже говорил, что Гамов видел в своей сложной игре с
судьбой на много ходов дальше любого своего противника. Скоро все в этом
убедились - и друзья, и враги. Но что он заранее рассчитывает победные
ходы в ситуации, которой еще нет, которая почти неосуществима, о которой и
помыслить почти невозможно - нет, о такой его способности даже самые
верные его поклонники не догадывались.
А был именно такой случай! Он мысленно видел несуществующую, мало
вероятную ситуацию - ее надо было еще сотворить в нескором будущем - и
рассчитывал для той далекой ситуации точные ходы, наповал сражающие
противника.
10
Когда мы подъезжали к вокзалу, Гамов вдруг разнервничался.
- Семипалов, вы все предусмотрели?
- Абсолютно все и даже немного сверх того.
В отличие от него я был спокоен. Он видел грядущее много лучше меня.
Но в том, что меня окружало, я разбирался точно.
Мы ехали из Забона в Адан захватывать власть.
Конечно, причины поездки на официальном языке звучали по-иному.
Командование корпуса, объединившего добровольные дивизии "Стальной таран"
и "Золотые крылья", вызывали в правительство для отчета о боевых действиях
в тылу врага.
Гамов уединился в купе - еще раз поправлять доклад. Я со штабными
работниками и Прищепой в последний раз прикидывал, где у нас позиции
послабее и где прочней. Если изъяны в наших расчетах и имелись, то не
такие, чтобы существенно повредить плану.
И еще до полуночи мы разошлись по своим местам. Я спал эту ночь
спокойно. Думаю, что и Пеано и Гонсалес не терзались сомнениями,
прогоняющими сон. О Павле Прищепе этого не скажу. У него ночь - лучшее
время для связи со своими людьми в столице, и он в Забоне с утра
разговаривал с ними по своему загадочному аппарату.
Утро в Адане было нерадостное. Гамов, выйдя из вагона, хотел пойти
пешком - посмотреть на людей, послушать их голоса. Но Павел с Пеано
запротестовали. В решающий час нельзя пренебрегать осторожностью. Мы
хорошо подготовились, но как подготовились противники? Людей мы увидим из
машин и голоса услышим, не выходя на тротуары.
Я хорошо помнил довоенный Адан - прекрасный город, населенный
веселыми и добрыми жителями. По его широким проспектам густо двигались
оживленные мужчины и женщины, в скверах бегали радостные детишки, в
роскошно убранных магазинах было полно товаров и покупателей. И следа
былого довольства не виделось в мрачном городе. Мне показалось, что даже и
солнца теперь в Адане меньше, чем раньше, - впрочем, солнца вообще не
было, небо затягивали тучи. Три четверти магазинов были закрыты и темны, у
открытых змеились очереди молчаливых людей. Больше всего меня поразило
отсутствие детского гомона, так отличавшего раньше дневную жизнь столицы.
Конечно, мы знали, что много детей вывезено во внутренние области, но
знать, что детей нет, - это одно, и совсем другое - почувствовать их
отсутствие.
О нашем приезде в Адан не сообщалось, и люди в очередях равнодушно
провожали глазами наши машины. Среди прохожих я увидел наших солдат в
гражданских костюмах - отпускники, задержавшиеся в столице при поездке на
родину. Они не подавали вида, что узнают нас. Павел Прищепа хорошо
исполнял свою службу.
В приемной нас встретил Вудворт.
- Правительство уже два часа заседает, Маруцзян встает рано, все к
этому приспосабливаются. - Он понизил голос. - Капитан, все по плану?
- Оптимально, - ответил Павел.
В зал заседаний мы вошли гуськом - впереди генерал Прищепа, за ним
Гамов, я, Пеано, Гонсалес, Павел Прищепа и несколько наших офицеров, я их
не называю, они не были посвящены в заговор.
Все члены правительства встали, когда мы вошли, Маруцзян и маршал
Комлин пожимали наши руки, Вудворт громко называл наши фамилии и воинские
звания, Когда дошла очередь до Пеано, Маруцзян недобро поглядел на него,
но сказал совсем не то, что говорили его глаза:
- Счастлив видеть тебя здоровым, племянник!
Пеано засиял самой ослепительной из своих улыбок.
- Тысяча благодарностей, дядя!
Нас посадили за отдельный стол. Всего в зале было три стола -
большой, вдоль торцевой стены, на возвышении вроде сцены, второй, еще
длинней, от главного входа в зал до другой торцевой стены - там тоже была
дверь, - и третий у глухой стены напротив главного входа. За первым столом
сидело правительство - Маруцзян, министры и военные, за вторым - вызванные
чиновники, третий отвели нам. Вел заседание сам Маруцзян. Министр
энергетики докладывал о производстве сгущенной воды.
Я не узнавал Маруцзяна. Не было в стране человека, всем столь
известного. Его красочные портреты, его фотографии, его стереоснимки
висели в каждом учреждении, в квартирах, на перекрестках улиц. Мы навеки
отпечатывали в памяти образ невысокого плотного человека, круглолицего,
толстощекого, с коротким, картошкой, носиком, с поросячьими, но
проницательными глазками. Помнили и его голос - торопливый, шепелявый, то
взрывающийся гневными выплесками, то опускающийся до льстивого
уговаривания. Мало что осталось в Маруцзяне от того всем известного,
знаменитого человека. Тот, прежний, казался всегда лет на десять моложе
своего возраста, этот выглядел на десяток лет старше себя. Вел заседание
правительства осунувшийся, похудевший, посеревший старик с потухшими
глазами. Только голос напоминал прежний, так же взвизгивал в патетических
местах, так же шепелявил, когда не торопился. Нелегко, очень нелегко
далась война нашему сверх всяких заслуг прославленному главе
правительства!
А маршал Комлин нисколько не переменился. Тот же усатый, пучеглазый,
резкий в движениях, он, сидя рядом с Маруцзяном, подавал тем же громким
категорическим голосом реплики. Он не умел ни обсуждать, ни рассуждать,
каждое его слово звучало командой. И он помолодел, а не постарел! Война
оживила его, уже прошедшего пик человеческого расцвета. У него
распрямились плечи, пуще встопорщились серые усы, поблескивали глаза. Он
впадал во вторую молодость, наш славный маршал, глава вооруженных сил.
Только ума ему не прибавило - это становилось ясно из каждого
выкрикиваемого им слова.
- Положение очень сложное, но будем напрягать все силы, - так
закончил министр энергетики свой доклад о сгущенной воде.
- Да, постарайтесь, пожалуйста! - устало выговорил Маруцзян. - Без
энерговоды не отразить нового наступления врага.
- На двадцать процентов дать больше! - выкрикнул маршал. - Нет, в
полтора раза! В полтора раза будет точка в точку!
- Сделаем все, что можно, - неопределенно пообещал министр.
Маруцзян вызвал метеогенераторное управление. У среднего стола
приподнялся наш старый знакомый Казимир Штупа. Для меня было приятной
неожиданностью, что этот скромный, отлично воспитанный военный метеоролог
удостоился докладывать правительству. Впрочем, о его докладе я бы не
отозвался так же хорошо, как о нем самом. Доклад был безрадостен.
Метеорологическая агрессия врага все усиливается. Кортезы строят в Родере
и Ламарии мощные метеогенераторные станции. Когда они заработают, Кортезия
приобретет господство в атмосфере. И сейчас океан в нераздельном владении
кортезов, они куда свободней нас задают направления циклонам. Их
метеостратегия проста: весной не допускать на нашу территорию
влагонасыщенные тучи, летом заливать наши поля непрерывными дождями. Пока
мы успешно сопротивляемся: весной обеспечили дожди на всех засеянных
землях, сейчас противодействуем вторжению больших циклонов. Но полностью
исключить их не можем. Сбор хлеба в этом году будет происходить при
обильных ливнях.
- Короче, урожая не будет, - скорбно проговорил Маруцзян.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг