Александр Смолян
СЛИВА ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС
С. Лему
Дать правдивое, неприукрашенное описание планеты, именуемой ее жителями
Сливой, - задача не из легких. Неожиданная на первый взгляд сложность этой
задачи заключается в том, что Слива ничем сколько-нибудь существенным не
отличается от Земли. Во всем, начиная с размеров своих и климата, кончая
внешностью и нравами своих обитателей, Слива - родная сестра нашей
планеты. Я бы даже назвал ее не просто сестрой, но близнецом, двойником
Земли, странным образом возникшим в совершенно другой, весьма отдаленной
от нас области космоса.
Вот почему, покинув Сливу и раскрыв по обыкновению свой дневник, я
оказался в некотором затруднении. Собираясь записать то или иное из своих
впечатлений, я ловил себя на мысли о том, что подобную запись можно было с
успехом сделать, не расставаясь с Землей.
Может быть, я так и не прикоснулся бы пером к бумаге, если бы не одно
обстоятельство, которое, пожалуй, заслуживает упоминания: нечто
своеобразное, я бы даже сказал - уникальное, мне все-таки удалось
обнаружить на Сливе. Должен, однако, предупредить каждого, кому, возможно,
попадет в руки мой дневник, что если эта запись и содержит малую толику
познавательного материала, то не столько для людей, интересующихся
космосом, сколько для тех, кого интересует теория сна.
Впрочем, начну по порядку.
* * *
Подлетая к созвездию Большой Каракатицы, я уже понимал, что поиски надо
будет вести вокруг Беты. Еще несколько парсеков отделяли меня от этой
звезды, но я готов был держать пари, что именно здесь, на одной из
окружающих ее планет, повстречаю разумную жизнь. Откуда я знал это? Откуда
бывалый грибник почти наверняка знает, что именно под той вон сосной его
ожидает семейка боровиков? Множество едва заметных признаков, которые
ничего не сказали бы глазу новичка... Опыт, опыт, все дело в опыте!
Полетав немного в окрестностях Беты Большой Каракатицы и получив
представление о ее планетной системе, я уверенно направил корабль к
третьей от звезды планете. Я подлетал с ночной стороны, и освещенная лишь
синеватым, отраженным светом своего спутника, чуть вытянутая в
меридиональном направлении планета показалась мне похожей на сливу.
Впрочем, нет, "показалась" - не то слово: она была похожа на сливу, как
самая точная цветная фотография из "Определителя плодов и ягод". Знаете,
на такую большую, сочную сливу, темно-синюю, покрытую нежной
серовато-фиолетовой пыльцой. В Тежувском воеводстве растут такие сливы, в
садах вокруг города Красно...
Я постепенно приближался к планете и вскоре после того, как стал
присматривать подходящее для посадки место, разобрал расположенную
полукружием светящуюся надпись: "Космодром".
Каково же было мое изумление, когда, спустившись пониже, я прочел
следующую надпись, расположенную полукружием, выгнутым в противоположную
сторону: "Слива приветствует вас!"
Обе надписи гасли и тут же снова загорались, но уже на другом языке. Я
успел разобрать три языка, наиболее распространенных на планетной системе
Тау Кита, и язык, принятый на Чутуре - планете из системы 61-й Лебедя.
Потом те же слова загорались на языках Флаэмы и Артузы, на языке
"линкос-9", играющем ныне роль космического эсперанто, на русском и
английском... Впрочем, несколько раз вспыхивали надписи на языках,
неизвестных даже мне.
Ясно было, что посадочные площадки находятся внутри огромного круга,
образуемого этими надписями. Туда и направил я свой аппарат. До
поверхности планеты оставалось меньше тысячи метров, когда, сверкая
многочисленными огнями, меня обогнал какой-то космический лайнер.
Все поле было разделено на квадраты. Одни из них, подсвеченные
крест-накрест красным, были заняты, другие, гостеприимно помигивая
окаймлявшими их зелеными пунктирами, ожидали путешественников. На такой
квадрат опустился лайнер, на такой же - соседний - через минуту опустился
и я. Зеленая кайма сразу погасла, а во всех четырех углах загорелись
прожектора, взявшие мой аппарат в перекрестье красных лучей. Я открыл люк,
выпрыгнул на поле и стал осматриваться.
Едва с лайнера спустили трап, как к нему подкатила на юрких маленьких
автомобильчиках целая стая девиц. Что-то щебеча, они вручали пассажирам по
гладиолусу и увозили их к зданию космовокзала.
Не знаю почему, но я вдруг почувствовал, что мне тоже совершенно необходим
гладиолус. Какого черта в самом деле? Чем я хуже пассажиров лайнера - этих
расфранченных недоносков с рожками, как у жирафа, и короткими - видимо,
обрубленными - хвостиками? Рожки, как я сообразил, были органами локации,
что же касается хвостов, то они скорее всего служили только для выражения
чувств - сейчас они любезно покачивались в ответ на щебетанье девиц.
С трудом подавляя отвратительное чувство зависти, я стал задраивать люк к
вдруг услышал позади приветливый голос:
- С благополучным возвращением, капитан.
- Спасибо, - сказал я, поворачиваясь. - Но...
Но я не успел задать вопрос: миловидная девушка с открытым, трогательно
бесхитростным лицом протягивала мне гладиолус. Ярко-розовый, с белыми
прожилками.
- Спасибо, - повторил я, принимая цветок - Но почему...
Но и на этот раз я не успел задать свой вопрос: девушка положила в
багажник мой чемодан, усадила меня рядом с собой, и автомобильчик помчался
по космодрому.
Через минуту мы входили в просторный кабинет, на двери которого висела
табличка: "Татьяна Каширина, пом. нач. космодрома по пассажирской части".
Жест, каким моя спутница предложила мне кресло, не оставлял никаких
сомнений в том, что кабинет принадлежит ей. Теперь я был удовлетворен: не
каждого пассажира встречает сам помнач. Да еще - такой хорошенький.
- А откуда прибыл этот лайнер? - спросил я, показывая на открытое окно,
выходящее на космодром.
- С Мисуо, - ответила Таня. - Оттуда чуть не каждый день прилетают - и на
лайнерах, и на собственных аппаратах. Можно подумать, что дома им совсем
нечего делать. Впрочем, пусть летают - это, к счастью, не моя забота. Ими
занимается "Интурист"... Вы не откажетесь, капитан, с дороги от чашечки
кофе?
Я не отказался. Мы разговаривали по-русски, но на какой-то фразе я
запнулся, и Таня спросила:
- Простите, капитан, ваш родной язык?..
- Польский, Танюша. - Пользуясь большой разницей в возрасте, я счел такое
обращение вполне уместным.
- О, я бывала в ваших краях! - воскликнула она - Я была в Тропани...
- В Тропани?
- Да. И в Яворске-Гуры.
- В Яворске-Гуры?
- Да.
- Боюсь, Танечка, что мы с вами говорим о разных Польшах, - сказал я,
чувствуя, что пора наконец внести ясность. - У нас нет таких городов. Я
прилетел с Земли. Я - землянин.
- С Земли? Нет, правда? Ой, капитан, простите меня, пожалуйста! Я
почему-то приняла вас за сливянина.
Она была очень смущена.
- Я охотно прощу вас, я даже буду гордиться вашей ошибкой, - сказал я. -
Но только при одном условии.
- При каком?
- Не передавайте меня на попечение вашему "Интуристу".
- Почему? Ведь если они и не знают языков Земли...
- Дело, конечно, совсем не в этом. Во-первых, наши языки совпадают. По
крайней мере - некоторые из них. Во-вторых, я владею многими инопланетными
языками. Дело в другом: мне просто не хотелось бы выходить из-под вашего
попечения.
- В чем же оно должно заключаться?
- Я обещаю вам быть не очень надоедливым подопечным. Сейчас, например,
меня интересует только какая-нибудь приличная гостиница.
- Ну, это проще всего Я сама отведу вас.
Она позвонила кому-то по телефону, сказала, что ей "надо на полчасика в
город", и мы поехали.
* * *
Проехав несколько километров по автостраде, к которой с обеих сторон
вплотную подступал темный спящий лес, мы очутились в оживленном, несмотря
на поздний час, городе. Здесь я окончательно убедился в том, как
естественна и в сущности даже неизбежна была ошибка Тани Кашириной: ничем,
решительно ничем я не отличался от коренных обитателей Сливы. Ничем, кроме
разве что одежды. Но поскольку все здесь одевались по-разному, это,
разумеется, тоже нельзя было считать существенным отличием.
Да, проехав по городу всего два или три квартала, я понял, чем объясняется
непривычный облик здешней толпы; тут совершенно не чувствовалось властного
диктата моды. Каждый одевался так, как ему заблагорассудится, и, несмотря
на крайнее разнообразие вкусов, ничей наряд ни у кого, по-видимому, не
вызывал ни малейшего раздражения. Даже и это, однако, не должно внушить
мысли, будто сливяне в чем-либо очень уж далеко ушли от вас. Чуть забегая
вперед, скажу, что на следующий день, просматривая в библиотеке Большую
Сливянскую Энциклопедию, я обратил внимание на статью "Одежда" и убедился,
что еще сравнительно недавно нивелирующее влияние моды ощущалось и здесь.
Были здесь и периоды мини-юбок, и периоды макси-брюк, и прически,
смахивающие на необыкновенные шляпы, и шляпы, маскирующиеся под
обыкновенную копну волос.
Еще на автостраде я спросил у Тани, знает ли она что-нибудь о Земле.
- О Земле? - переспросила она. - Конечно... То есть мы, наверно, учили...
Но я, признаюсь, ничего не помню. Я работаю только третий год, за это
время с Земли никто не прилетал, это уж точно.
В гостинице после минутного разговора с портье Таня провела меня в
отличный двухкомнатный номер.
- Надеюсь, капитан, вам здесь будет удобно. - Она достала из кармана и
положила на журнальный столик визитную карточку. - Оставляю вам свои
телефоны, здесь и служебный, и домашний. Если вы столкнетесь с
какими-нибудь затруднениями, звоните мне, не стесняйтесь... Да, чуть не
забыла, вы хверцаете?
- Простите?
- Ну, по ночам?
- Как вы это назвали? Хверцаю ли я по ночам?
- Кажется, вы даже не знаете, что это значит. Простите, меня все время
сбивает с толку то, что вы так похожи на жителя Сливы. Наверно, во всем
космосе этим свойством обладаем только мы одни.
- Каким свойством, Танюша?
- Хверцанием. Скажите, капитан, земляне спят по ночам?
- Да, обычно спят.
- И видят сны?
- Бывает.
- Но хверца при этом не образуется? - спросила Таня, глядя на меня с явным
сожалением.
- Нет, - признался я, вздохнув, - не образуется. А что это такое?
- Хверца? Это отражение ваших снов, их отпечаток, что ли... Вот видите
подушку? - спросила Таня, без стеснения входя в спальню.
- Вижу.
- На ней чистая белая наволочка. А к утру на наволочке образуется хверца -
разные рисунки, портреты, узоры. Понимаете? Отпечатки образов, которые вы
видели во сне.
- А зачем? - Взгляд мой, устремленный на подушку, был, наверное, не очень
осмысленным.
- Ну как же это - "зачем"?! Это наше свойство!.. Право, я не знаю, как вам
объяснить... Лучше поговорите с нашими психологами, специалистами по
сну... Но, по-моему, это так ясно! Без этого и спать-то было бы
неинтересно.
- И всегда вы хверцаете? Каждую ночь?
- Я - всегда! А у некоторых, бывает, не получается. Понервничают,
переутомятся или еще там из-за чего-нибудь. Проснутся утром, а подушка -
белая, будто и не спал. Это у нас называется - бессонница. Вроде болезни.
Очень, говорят, неприятно и даже вредно. Тогда надо принимать
сновидин-хверцан. Таблетки такие. По одной таблетке перед сном.
- Гм, интересно.
- Очень интересно, вот увидите! Мне, капитан, уже надо возвращаться на
космодром, но я скажу портье, он пришлет вам в номер сновидин-хверцан.
- Мне? Зачем?
- Как, разве я вам не говорила? Инопланетным туристам обязательно надо
принимать.
- Обязательно?
- Нет, вы меня не поняли, это, конечно, по желанию. Но если хотят
хверцать, тогда обязательно, без этого у них ничего не получается.
По-моему, многие специально для этого и прилетают.
- Даже так? Ну а как быть гостю с другой планеты, если он к тому же
страдает бессонницей?
- Тогда принимают две таблетки.
- Можно и три?
- Ну, это уж только наркоманы себе позволяют. После трех получается черт
знает что. Рожи налезают на рожи, все искажается. Абстракционизм.
- Хорошо, Танечка, я приму две таблетки.
- Спокойной ночи, капитан. Удачного хверцания.
* * *
Утром, взглянув на то, во что превратилась моя наволочка, я действительно
порядком позабавился. Можно бы сказать, что я хохотал до упаду, если бы я
не лежал в это время на широкой кровати, упасть с которой было довольно
затруднительно.
От белоснежной ткани остались теперь лишь крохотные кусочки фона, все
остальное место занимали лица, причудливое сочетание великолепно
отпечатанных, удивительно живых лиц. Одни были большие, почти в
натуральную величину, другие - гораздо меньше, одни - в фас, другие - в
профиль, одни - серьезные, другие - смеющиеся или гримасничающие так
уморительно, что нельзя было не рассмеяться и самому, взглянув на них.
Кого только здесь не было! Впрочем, мужчин было только трое: Станислав
Лем, Ежи Марковский и я. Правда, третьим был молодой черноволосый
красавец, не имевший ничего общего ни с нынешними, ни даже с юношескими
моими фотографиями, но во сне он был мною. Вспомнить хоть какие-нибудь
обрывки сна мне не удавалось, но то, что красавец брюнет представлял собою
не кого-нибудь, а именно Ийона Тихого, - это я помнил твердо.
Зато по крайней мере десяток очаровательных женских лиц украшал наволочку.
Здесь была и моя кузина Стефания, и Крыся Черникувна, и Крыся
Пшибыловская, и студентка Ванда, в которую я был когда-то влюблен, и Таня
Каширина... Два личика долго не вызывали у меня никаких ассоциаций, пока я
не решил, что это известные польские шахматистки сестры Броневские,
которых я видел в киножурнале.
Хверца получилась первоклассная, и только последний невежда и педант мог
бы тут что-нибудь заподозрить. Ведь ни одному существу на всей планете не
была известна моя кузина Стефа, как, впрочем, и все остальные, кроме Тани.
Нет, источником всех этих портретов могла быть только моя собственная
голова, и я невольно ощупал ее в поисках каких-нибудь каналов, по которым
передавались на подушку зрительные образы сна. Никаких каналов, конечно,
никаких следов красок... Столь же непроизвольно я послюнявил палец и потер
им наволочку - рисунок не линял, не стирался.
Вдоволь налюбовавшись хверцой, я поднялся в ресторан, расположенный на
крыше гостиницы, плотно позавтракал, после чего направился в библиотеку
местной Академии наук. Всю первую половину дня я штудировал Большую
Сливянскую Энциклопедию, но выписок сделал очень мало, так как ни в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг