Лариса Смирнова
БАГРОВЫЕ ПЯТНА
----------------------------------------------------------------------------
"Уральский следопыт" 1989 N 10
OCR and spellcheck by Andy Kay, 21 December 2002
----------------------------------------------------------------------------
- Ивин, почему ты уходишь из института? Ты молод и уже известен, а ваш
институт - солидная фирма. Что случилось?
- Ничего особенного. Просто повздорил с шефом. Расхождения во взглядах на
изучаемый предмет.
- Чем же ты намерен заняться дальше? Если, конечно, не секрет?
- Тем, чего не захотел понять мой шеф.
- Ну, и в каком учреждении?
- Ни в каком.
- Что же, дома?.. Один? Не смешно ли?
- Не смешно. У меня есть единомышленник - Владимир Крошечкин.
- Понятно. Выходит, ты - против коллективизма в науке.
- Нисколько. Но не надо забывать, что всякий коллектив несет в своей
природе как совместные, так и междоусобные действия. Это своеобразное
"броуновское" движение внутри коллектива может стать и единственным видом
движения в нем.
- Ну, и все-таки: какие же это идеи тебя замучили, коль ты бросаешь
Институт Синтеза Материалов Электроники? Может, объяснишь?
- Попытаюсь. Электроника развивается по пути уменьшения размеров
элементной базы. При этом ее элементы должны обладать высокой информативной
емкостью, регистрировать большую по объему информацию на малом объеме
вещества. Мы, материаловеды, как раз и пытаемся создавать такие материалы.
Вероятно, ты знаешь, что сначала в электронике элементной базой была
электронная лампа. Потом - неорганический кристалл, затем - кристаллический
твердый раствор, далее пошли органические кристаллы. Как видно, сама смена
материалов подсказывает: если хочешь получить высокую удельную
информационную емкость, - усложни структуру вещества. По-моему, ясно, куда я
клоню.
- Ясно, - приятель иронично поглядел на Ивина, - но не очень. Ну, пока.
- Пока. А я думал, ты всерьез интересуешься моей судьбой, - и Ивин не
менее иронично поглядел вслед приятелю.
Багровые пятна ярко цвели на белом песке. Крови было много. Труп зиял
ранами, и зрелище было мерзким, потому что с головы вместе с длинными
светлыми волосами свешивался кровавый мешочек скальпа. На открытых
вытаращенных глазах мертвой застыли потоки крови, отчего глаза казались
муляжными. Рядом, на огромном валуне, трепыхался на ветру белый в горошек
платочек. День угасал. Речонка торопилась, бежала, подпрыгивала и булькала
звонким голосом. Дальше, дальше мимо этого места, в тайгу.
Ночью над речонкой и над лугом взошла луна. Она была зеленоватой, и от
этого высокие сочные травы на другом берегу казались голубыми. Платочек
белел. И только валун был серым. Совсем серым и тупым.
Труп лежал все так же на спине, И, если б заглянуть ему в лицо, покойница
во все глаза уставилась бы вам в зрачки. И кто-то в самом деле ночью
подходил и взглядывал в ее муляжные глаза, а потом, много позже, стремглав
мчался по тайге, и корявые ветки драли на нем одежду, хлестали по лицу и
хватали за ворот. Впотьмах никто не видел его глаз, и это было кстати.
Кстати и то, что косоворотка на нем была шелковая, праздничная. Красная она.
Утром вокруг погибшей собирался народ: с хуторка, что на том берегу, и из
ближней деревеньки, охотницкой. И пристав приехал. Он потребовал к себе тех,
кто что-нибудь знал про случившееся. И оказалось, что все, кто тут мог
поблизости находиться, видели всю сцену убийства от начала до конца.
Первой давала показания хозяйка хуторка.
- Да медведь ее задрал, барин... Я сама все видала! Дом ихний - рядом с
нашим. Никовы им фамилия. Оно и не впервой у нас такое: бывало, пето убогое
выдастся, вот медведь и лютует. Три лета назад, эвон, Прова как убил!.. Эдак
же, досмерти. И дочиста всего изодрал.
- Ты, свидетельница, не отвлекайся, а говори мне, что видала.
- Ну, значится, так: слышу, орет бабий голос. От Никовых вроде. Я - на
крыльцо. Гляжу, бегает вокруг их дома Виринея. А за нею медведь...
Огромадный! Я обомлела и дыхнуть не могу. Ну, это, Виринея забежала в избу,
а медведь за нею. Тем же ходом. Гляжу, Виринея вылазит в окно, торопко эдак.
И опять же медведь за нею. Обезумела тут баба и ну бежать к речке. А речонка
у нас мелконька! Перебежала она ее, тут он и настиг молодку, да сзади
лапой-то хвать! Так все и сгреб с головы! Да-а, барин, медведь как начнет
озоровать, тогда уж индо косточки трещат, вон как коровушек наших наладится
трепать - так и клочки в стороны.
- Ты все сказала? Больше ничего не видела?
- Истинный крест, барин, все. А чего же еще? Померла она тут, и все.
- Что же ты к ней не подошла?
- Да я, барин, пужливая, всего боюсь. А Мужиков на хуторе не было, одни
бабы да ребятишки.
- Куда же медведь делся?
- Куды ж ему деться? В лес ушел.
Костлявый мужик сказал следующее:
- Точно так все, барин, было, как Пелагея сказывала. Все правда. Начала
не видал, врать не стану, а конец - все так, барин. Я и ружжо сдернуть не
успел, да и что мое ружжо? Все одно - дробью было заряжено. А на медведя
пулю надо отливать. Да, скрутил он несчастную бабу, жалко... Красивая была
баба. Высокая... Гожая, одним словом.
- Что ж ты к покойной не подошел?
- Я, барин, подходил, да мертвая она уже была. А что трогать ее не стал,
так знал - заругаете. Нельзя до вас трогать-то.
Пристав заважничал и ус закрутил:
- Хм! Известно, нельзя. Потому - наша наука тонкая.
Расследование на том и закончилось. Мужики и бабы загудели, кто-то
запричитал. Пристав что-то писал, слюнявя карандаш, потом уехал. Все
разошлись. Труп унесли. Только речонка и осталась да багровые пятна на ее
чистом песке.
Этот майский вечер выдался на редкость ласковым. Темень пахла лопнувшими
тополевыми почками, а промытый дождем асфальт светился бликами неона.
Вовчик Быконя шел после парной разомлевший и исхлестанный веником. Вовчик
не просто шел, он думал. Впервые в жизни думал, а все, что делаешь впервые,
- тяжело.
Восемнадцать лет его прошли без тревог, без ерунды. Все было понятно:
Вовчик был первым пацаном во дворе, потом - первым борцом в секции. Ведь, в
сущности, он - олимпийская надежда, а вот случилась же с ним такая гадость,
да еще как закошмаривает! Как будто он из этих хлюпиков, которые встречаются
один на десять дворов. Уроды, зачем только на свет родятся! Правда, все они
поступают 6 клевые институты и здорово "шарят" во всяких там формулах, но
для Вовчика-то не секрет: ценность всех формул на свете сомнительна. Вон и
Леха-штурман говорил, что самолеты строят не по формулам, а вывезут, бывало,
Туполева на летное поле, он посмотрит и сразу скажет какая Мишина полетит, а
какая - нет. Да, тут талант надо иметь. Вот как у него, Вовчика, в спорте.
Уж он знает без расчета: пройдет в схватке "мельница" или нет. За долю
секунды до броска знает, он в дзюдо - гений! Он и в юкке-то ни разу не был.
Вовчик поднял тяжелое одутловатое лицо к небу, втянул толстым квадратным
носом воздух. В темноте никто не видел его глаз. Впрочем, и днем они были
неприметны. Примечался лишь вечно открытый слюнявый рот. А сейчас было
кстати, что никто не смотрел ему в глаза: там была тоска, парню было плохо.
Ему давно уже было плохо. До такой степени, что даже ребята стали замечать.
В последнее время Быконю терзали Странные ощущения. Какие-то непонятные
видения. Временами он вроде бы слышал какой-то текст, совсем чужой, он и
слов-то таких не знает, которые там звучат. Он это хорошо понимал, и от
этого делалось страшно.
Рассказать про это парням? Засмеют... А этого он боялся больше всего на
свете.
- Хаджимэ! - и бой начался.
Тренерская команда хлестнула, как кнут. Вовчик сделал захват. Глаза
противника глядят исподлобья сурово, подбородок прижат к груди. Соперники
закружили по татами. Коротенькие кривые ноги Вовчика ступают мягко, цепко.
Не по росту уродливо широкие и мясистые плечи угрожающе зашевелились под
грязно-белым кимоно. Да, у Вовчика такие плечи и руки, о которых мечтает
каждый, любой на свете. Так думал Вовчик и в этом был уверен.
Противник уперся в его плечи, далеко отставив ноги. Подсечь нельзя.
Быконя самодовольно расслюнявил губы, вздернул брови и сильно, со
скручиванием рванул на себя. В рывке он прогнулся назад, спина сработала,
как пружина, и противник, описав в воздухе эластичную дугу, упал на ковер.
В этот самый момент Быконя почувствовал, как слабеют мышцы и начинают
тревожно дрожать, а спортивный зал и белые фигуры - быстро таять. Противная
муть заволакивает глаза, и странная сосущая жуть разрастается в груди.
Только он не знал, что это чувство называется тоской. А она была такой
сильной, что в груди вот-вот должно что-то соскочить со своего места и
потоком хлынуть из глаз, и тогда уж всё равно: увидят это грязно-белые
кимоно или нет. А главное - ощущение живости развертывающегося наваждения,
его правдоподобности, хотя Быконя знал, что ничего этого нет и не было
никогда. И что он, Вовчик, не способен ни к какой тоске.
- Что с тобой? Ты пьян, что ли?! А ну, дохни! - это был голос тренера. -
Всем работать! Нечего здесь смотреть! Я вижу одни броски, и ничего больше!
Понятно?.. Распустились!
Тренер ушел к себе на скамейку.
- Быконя, подойди ко мне. Ты не пьян, ты комедию тут ломаешь. А ну,
повернись спиной!
Он снял кед и дважды крепенько шлепнул им Быконю по мягкому месту. Эта
процедура называлась у них поркой. Дзюдо - суровая школа: никаких поблажек и
безволия. Пришел в зал - есть только дзюдо, и ничего больше!
После тренировки расходились быстро. Переговаривались.
- Сегодня фильм по телику четкий, - бросил кто-то.
Быконе было не до кино. Он теперь жил в страхе ожидания. Его мучил
вопрос: почему странное состояние начинается именно на дзюдо? Может, это
аллергия? Он где-то читал. От ковра, например. Ему бы к врачу, но как
стыдно! Сказать тренеру? А вдруг выгонит... Что же делать? Что делать?!
На следующей тренировке Вовчик был на высоте.
- Вот это парень! Это другое дело, а то раскис, размяк... Так! На сегодня
тренировка закончена! Разойдемся пораньше: у меня сегодня занятия в
университете марксизма-ленинизма. Все свободны. Ну, смотри, Быконя, не
подведи меня. Ты должен выиграть - можешь ведь. Ну, давай... - тренер
похлопал Быконю по плечу и улыбнулся синими умными глазами.
Может, сказать? Вот прямо сейчас... Нет, перед ним особенно стыдно. И
Быконя промолчал.
Медицинский осмотр перед соревнованиями - дело обычное. Заходить к врачу
подошла очередь Быкони. Вовчик волновался. Впервые в жизни: вдруг обнаружат
какую-нибудь болезнь?
- Ну, богатырь! Как себя чувствуешь?
Пациент молчал и сопел, и врач заключил:
- Ну, и правильно. В твои годы именно так и надо себя чувствовать.
И тут неожиданно для себя Быконя быстро буркнул:
- Дурак я.
- Что-что?
- Ну, псих, повернутый. С приветом, значит.
- У тебя, юноша, острый юмор. Ну, давай проверим рефлексы.
- Да не-е... Я серьезно, - отстранился Быконя.
И вдруг быстро и страстно, путано и косноязычно изложил старому человеку
свою беду. Рассказал про рыжие видения, от которых несет несусветной жутью,
от чего ему, борцу дзюдо, стыдно так, что зубы ломит. А самое главное, не
дай бог, ребята об этом узнают! Ведь для него, Вовчика, непризнание
сверстников равносильно смерти. И Вовчик закончил свой рассказ совсем не
так, как подобало бы борцу. Он бросился на пол со словами:
- Гадом буду, доктор! Но вылечите меня от этого!
- Да-а-а... - протянул старик, - прямо Гамлет. Интересный случай!..
Придется тебя от соревнований отстранить.
- Нет!! Нет... Это не надо!
- Ну, хорошо, - помедлил врач, - Хорошо. Но уговор: после соревнований -
сразу ко мне.
Виринею уже давно похоронили. И багровые пятна возле прозрачной речонки
давно отцвели. Но высокий костлявый мужик из охотницкой деревеньки, когда
приходит на хутор, нет-нет да и скажет, отпивая со всхлипом горячий чай:
- А все же не то тут чой-то было... С Виринеей-то. Не то!
- Да чо не то-то? - возражает обычно хозяин хуторка, маленький никудышный
мужичонка. - Вон и Прова три лета назад этак же... Все то.
- А все ж не то, - не унимается костлявый.
- Ну, чаво, Сильвестр, не то? - вставляет жена хозяина, - Я ить сама
видала!
- Цыть, баба, не встревай! Не бабье это дело промеж мужиками встревать да
еще про убивство разбирать. Не бабье!.. - тонким голосом вскрикивал на этом
месте никудышный мужичонка.
Сильвестр затем степенно отодвигал от себя недопитую чашку и, вставая с
лазки, оглаживая клочковатую бороду, заключал:
- Не то. Нет, не то! Медведь какой-то не такой был. Сам ведь я видал, как
додирал он ее. Вот что не то, не пойму, а не то.
- Чаво же ты приставу об энтом не сказал? - не унималась баба.
- А я тогда не понимал, что не то. Таперь понимать стал.
- А ну тя, жердень. Завсегда ты сумлеваешься, небось и в детях своих -
тоже: твои ли.
- Ты, Демид, не охальничай. Да еще при бабе. Веры нашей не срами, - и с
этими или какими другими словами Сильвестр полезал на печь. Гасили лампу, и
скоро в теплой просторной комнате, где пахло сосновым деревом и кислым
тестом, раздавалось мирное похрапыванье.
А за окном выл ветер, да еще снег в стекло плескался пригоршнями.
Уже долго понурый Быконя ходил по разным врачам. В основном это были
психиатры. Некоторые признавали у него маниакальное состояние, другие - нет.
Но однажды был созван уважаемый консилиум и он заключил, что Вовчик -
обыкновенный симулянт, что нервные реакции у него нормальные, сон
нормальный, аппетит и сила - как у молодого зверя. И интеллект, хоть и
низковатый, но вполне нормальный. И никаких объективных показаний к болезни!
Да, в сущности, так оно и было. Если б... не видения.
Вовчик вышел от медиков обрадованный. Ведь давно у него странного
состояния не было и ему подумалось: может, и вовсе не было ничего с ним
такого?
В этот же самый момент пожилой психиатр шел со своими коллегами по хорошо
промытому коридору клиники и говорил так:
- Тоже мне!.. Привели. Нашли "мучающуюся" душу. Какие видения?! Это же
гладиатор, такие в Древней Спарте младенцев со скалы сбрасывали. А мне
говорят: видения...
Целый месяц после того Вовчик был веселым настоящим парнем.
Но однажды все повторилось снова. Мутные рыжие потоки застилали ему
глаза, крючковатые пьяные пальцы хватали за ворот и какое-то хвойное дерево
бешено размахивало ветвями...
И все это было столь живо, что Быконя физически ощущал малейшие детали,
как будто это происходило на самом деле. В голове проносились слова, каких
он сам никогда не говорил и не слышал...
Так прошел еще один месяц, за ним другой. Видения являлись регулярно. Но
теперь и врачам Быконя не мог ничего рассказать: для них он же симулянт. И
парень жил один на один со своей бедой. Впрочем, с самой тяжелой бедой
человек всегда бывает один на один.
А между тем тайна Быкони перестала быть тайной. Мало-помалу о ней узнали
все его знакомые девчонки и парни и, узнав, они окружили Быконю плотной
стеной молчания. Не потому, что сговорились, а из-за одинаковости реакции на
все необычное.
Быконя заметил, что многие теперь брезгуют им, презирают его, и от всего
страдал. Не сама беда заставила его страдать, а люди. Его посетило чувство
огромное, сильное, какого он ранее не знал. Сила незнакомого чувства была
такой, что с ней не могло сравниться ни одно из его прежних ликующих
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг