- А не то дом сожгём!
- Верно! Петуха им пустить. За "Петуха"!
- Эта... красного!
Подобранная кем-то прогнившая балка тараном ударила в ставни, оконное
стекло со звоном лопнуло. Кто-то влез на крышу, кровлю разобрать побоялся, но
от злобы помочился в трубу. Угли в камине противно зашипели, комнату наполнила
вонь. Шутку на улице встретили хохотом и улюлюканьем и с новой силой
набросились на дверь.
Рудольф встал:
- Я выйду.
- С ума сошёл! - вскочил Телли.
- Должен же им кто-то сказать, что Жуги здесь нет! Пусти.
Решительным движеньем отстранив мальчишку, старьёвщик снял засов и
распахнул дверь. Толпа невольно притихла, только пламя факелов, потрескивая,
трепетало на ветру. Взгляд Рудольфа медленно скользил по серым, в сумерках
почти неразличимым лицам горожан.
- Чего пришли? - сказал он наконец. - Это мой дом. Вы все меня знаете. Я
вам зла не делал.
Толпа зашевелилась.
- Где этот... рыжий?
- Да, иде он?
Рудольф нахмурился.
- Его здесь нет. Стражники сегодня уже обыскивали дом.
"Врёшь, тута он!", - загомонили люди. - "Негде больше...", "Выйдет пусть
только... сами разберёмся...".
Кто-то бросил камень. Ещё. Рудольф шатнулся, ухватился за косяк и медленно
осел на ступеньки крыльца. Едва соображая, что делает, Телли выскочил и едва
успел подхватить старика. Закусил губу и обернулся к толпе.
- Вы что ж творите, гады?!
И в этот момент наружу высунулся Рик.
Толпа охнула разом и сдала назад. Взревела:
- Вон он!
- Вона!
- Бесовское отродье! Бей его!
- Бей! Бей!
Кто-то спешно проталкивался назад, другой наоборот лез вперёд, толпа
сливалась в серое бесформенное месиво - свет факелов в глазах, оскаленные зубы,
палки, камни, кулаки. Рудольф с неровной ссадиной на лбу... Слёзы мешали
смотреть, Тил чувствовал, как что-то злобное, отчаянное поднимается в груди,
комком клокочет в горле. В один короткий миг как будто что-то вдруг открылось в
голове, он вскинул руки - не то закрываясь, не то для удара, и... стал
выкрикивать:
- Айло айвэтур энг Ихэл Айвэнгилэ...
Народ сперва по-прежнему шумел и наседал, потом вдруг попритих. В
молчаньи, незнакомо, звонко падали слова:
- Ло Айвэнгилэ эллома...
- Да заткните же его! - закричал костлявый длинноногий парень, выхватил у
кого-то факел и подбежал к крыльцу. Замахнулся - пламя с гулом разорвало
воздух. Рик гневно пискнул, вскинулся и растопырил крылья, а в следующий миг
вдруг ударил нападавшего мордой в живот. Драконья шея распрямилась как таран,
парень отлетел шагов на пять, выронил факел и шлёпнулся в грязь. Телли осёкся и
умолк на полуслове, ошеломлённо глядя на толпу. Потряс головой, как будто
избавляясь от непрошенного наваждения. А Рик внезапно весь раздулся как
бочонок, напрягся...
И выдохнул.
Две длинные струи оранжевого пламени вдруг с шумом вырвались из узких -
щёлочкой - драконовых ноздрей, прошлись широким веером над землёй, опалив
передние ряды, взлетели к небу и распались язычками синего огня на мостовой.
Все замерли, кто где стоял, лишь костлявый парень выл и метался на земле,
сбивая пламя со спины.
А после началась паника. Толкаясь, падая, люди с криками мчались прочь,
улица быстро пустела. Телли, Бликса и Рудольф ошарашено глядели, как Рик
невозмутимо прошествовал обратно в дом и улёгся на любимый коврик у камина.
Поёрзал там, устраиваясь поудобнее, зевнул и закрыл глаза.
- Высморкался... - невпопад сказал вдруг Бликса. - А я его веником
гонял... - Он выглянул на улицу. - Может, не стоит ему это... у камина спать?
Полыхнёт ещё.
Рудольф медленно поднялся и долго смотрел на спящего дракона. Перевёл
взгляд на Телли.
- Раньше с ним бывало... такое? - Мальчишка помотал головой. - Ты смог бы
это повторить?
- Да я ж не делал ничего! - вскричал Телли. - Он сам!
Старик нахмурился.
- М-да, - он вытер кровь со лба. - Коль так пойдёт и далее... Эй, ты чего?
Бликса, разинув рот, смотрел куда-то в сторону стола.
- Это... - пролепетал лудильщик и указал рукой. - Доска...
- Что "доска"?
- Доска... шевелится.
Рудольф мгновение стоял, соображая, что к чему, затем метнулся к столу.
- Телли! - вскинулся он, - кто передвинулся?
Тот вгляделся в костяные фигурки. Поднял на старика растерянный взгляд.
- Дракон... вроде бы.
- Точно - дракон?!
- Ну... вроде бы.
Все посмотрели на Рика - тот спал, как ни в чём не бывало.
Рудольф, пошарил под стойкой и вынул из коробки кусок мела. Аккуратно
пометил на доске все клетки, где стояли фигурки, вытер пальцы о накидку и, ни
слова не говоря, отнёс доску на камин. Все молчали. Без слов было ясно:
происходит что-то странное.
- Как думаешь, Рудольф, они вернутся?
- Нет, - сказал старик, косясь на Рика, - но я бы не советовал тебе всякий
раз надеяться на чудо. Дом они поджечь не смогут, но ходить по городу одному
теперь опасно. Дракон, конечно, вещь хорошая, но кто знает, что у него на
уме... Жуга ведь учил тебя драться? Ты сможешь за себя постоять?
Телли молча поднял травников посох, повертел его в руках. Тёплое
шероховатое дерево уверенно лежало в ладонях. Рудольф был прав. Неважно, что он
говорил сегодня - все те слова, что были брошены в толпу, наверное не имели
никакого смысла, так - причуда детского ума...
"Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?".
Тил помедлил в нерешительности, отмерил посох себе по росту, наступил
ногой и с треском отломил излишек. Посмотрел на Бликсу, на Рудольфа. Те
смотрели на него. Он понял, что должен что-то им сказать, и ничего не смог
придумать, кроме как ответить:
- Да. Смогу.
* * *
B таверне воровская шайка
Всю ночь играла в домино.
Пришла с яичницей хозяйка;
Монахи выпили вино.
На башне спорили химеры:
Которая из них урод?
А утром проповедник серый
B палатки призывал народ...
Тил замедлил шаг. Навострил уши. Забавная песенка, которую с непонятной
грустью кто-то пел на рынке, странным образом напомнила мальчишке о событиях в
корчме, хотя там не было ни домино, ни этих самых химер, ни хозяйки с яичницей,
а при словах: "А утром проповедник серый" Телли почему-то представлялся вовсе
даже и не проповедник, а тогдашний парень с факелом. Он подошёл поближе и стал
проталкиваться сквозь толпу.
На рынке возятся собаки,
Менялы щёлкает замок.
У вечности ворует всякий,
А вечность - как морской песок.
Он осыпается с телеги, -
Не хватит на мешки рогож.
И, недовольный, о ночлеге
Монах рассказывает ложь.
Бродячая труппа возвела среди рынка дощатый помост и теперь давала на нём
представление. Какой-то парень пел, аккомпанируя себе на маленькой
девятиструнной лютне, другой, взяв длинный шест, вытворял на канате, натянутом
меж двух столбов, всякие ловкие штуки. Ещё один - черноволосый и высокий
здоровяк, одетый лишь в короткие синие штаны, работал силу - подбрасывал и
вновь ловил большие гири, скручивал узлом бочарные ободья, руками разгибал
подковы, а после, когда на помост выбежала невысокая гибкая девушка,
оказавшаяся акробаткой, с ней в паре стал проделывать разные другие фокусы,
подбрасывая и ловя теперь уже её. Хрупкая девичья фигурка в его руках казалась
игрушечной - так бережно и ловко он с ней обращался. Обнажённые мускулы его
блестели от масла и пота. Чуть в стороне стоял speel-wagen - крытый
разукрашенным холстом возок бродячих акробатов, и там же теплилась жаровня.
Телли невольно поёжился при взгляде на неё - сам он мёрз. Мёрз постоянно,
каждый день и каждый час. От травника в доме остался овчинный кожух, который с
общего согласия Тил взял себе, но помогал он мало. Октябрь кончился, помаленьку
наступали холода.
Прошло три дня после всего, что случилось у дома Рудольфа. Тил теперь всё
время был настороже. Однако мстить им горожане не спешили.
- Чего ж ты хочешь? - хмыкнул старьёвщик, когда Телли спросил его об этом.
- Если к униженью добавляется страх - тебя поневоле начинают уважать.
Подобное уважение, однако, оказалось штукой неприятной - у булочника, у
аптекарей, у рыночных торговцев, у всех других, с кем Телли приходилось иметь
дело, проскальзывала в общении с ним какая-то холодная опасливая вежливость.
Продукты им исправно отпускали, как за деньги, так и в долг, но шли дни, и Тил
всё чаще стал замечать, что торговцы при его приходе замолкают и косятся в
сторону.
Потом он к этому привык.
Спервоначалу, выходя в город, мальчишка брал с собою посох, надеясь, что
это придаст ему уверенности и удержит недругов от нападения, однако вскоре
отказался от этой идеи. Для этого требовалось нечто большее, чем просто умение
им владеть - требовалась привычка, и если травник очень даже запросто мог
расхаживать с посохом по городу, то белобрысый паренёк с оттопыренным левым
ухом выглядел с дубинкой в руках по меньшей мере глупо. Он думал было завести
себе свинчатку, как у Румпеля, но драться со свинчаткой Телли не умел - манера
боя, которой обучил его Жуга, почти всегда брала в расчёт открытую ладонь, а
переучиваться не хотелось, и Телли перестал таскать посох с собой.
Дракончика от греха подальше он теперь тоже оставлял дома. Вдобавок, ко
всем заботам Телли вдруг добавилась ещё одна - Рик заболел. Причём, не просто
занемог, а заболел серьёзно, так, что перестал есть и даже к воде не
притрагивался. Даже любимое лакомство - копчёные селёдочные головы - оставляло
его равнодушным. Кожа его подсохла, потеряла чистоту и блеск, на спине
мосластым гребнем проступил хребет, крылья обвисли, глаза затянула мутноватая
серая плёнка. Уже не вставая, Рик день за днём молча лежал у камина, тусклыми
глазами глядя в пламень угольков, и только изредка вздыхал.
Рудольф ни слова не сказал по этому поводу. А вот Бликса, похоже, уже
поставил на дракошке крест.
- Может, прикончим его, пока не поздно? - предложил он Телли как-то раз. -
А за шкуру, глядишь, и выручим чего...
- Лучше тебя прикончим, - огрызнулся тот, - за твою шкуру больше дадут!
- Ну, ну, не кипятись. Я ж как лучше хотел... А может, это у него от того,
что он огнём плевался?
- Не знаю. Может быть. Отстань.
Бликса с каждым днём всё быстрее шёл на поправку. Телли приволок от
Людвига мешок с его "струментом", и теперь лудильщик снова ходил по дворам,
починяя посуду, подсвечники и прочую утварь. За то время, пока он валялся в
доме у Рудольфа, работы накопилось предостаточно, и без заработка Бликса
возвращался редко. Жить он пока предпочитал у старьёвщика, не без оснований
опасаясь мстительных горожан.
- Конечно, я тут, в этой заварухе, вроде, как и не при чём, -
примостившись у огня с паяльником и взятой на дом работой, рассуждал он. - Но
при встрече с медвежьим капканом поди-ка объясни, что ты не медведь!
Разбираться не станут. Я уж лучше тут пока... Не возражаешь, Руди?
Рудольф не возражал, тем более, что лишние деньги вовсе не были помехой. В
доме теперь было не на что даже купить угля, Бликса с Тилом раздобыли старую
двуручную пилу и распилили на дрова упавший тополь. На первое время должно было
хватить, хотя лудильщик уже стал присматриваться к окружавшим дом развалинам.
- На башне спорили химеры, - проговорил негромко Телли, - которая из них
урод...
- Да все они уроды, - вдруг сказали сзади. Тил оглянулся - за спиной его
стоял Щербатый.
- Кто уроды? - спросил с подозрением Тил.
- Ну эти... как его... химеры. - Румпель поднял взгляд, и видя, что его не
понимают, пояснил: - Ну, твари каменные. Которые на соборе сидят. Видал,
небось?
Под глазом у Щербатого ещё не до конца зажил фингал, оставшийся после той
памятной драки. Телли почувствовал неловкость.
- А... - сказал он. - Ну. Чего надо?
Напряжение не отпускало. Украдкой Телли бросил быстрый взгляд по сторонам,
но ни Отто, ни Рябого поблизости не обнаружил. Щербатый замялся:
- Да я просто шёл, вот... Вижу, вроде, ты. Стоишь...
Тил помедлил, прежде чем ответить.
- Ты вот что, Румпель... Знаешь, что... Иди своей дорогой.
- Да я что, я - так... - замялся тот. - Я только сказать хотел, чтобы ты
по нашей улице ходил. Когда хочешь. Отто говорит, что опосля того, как этот...
друг твой рыжий, в "Петухе" всю Шнеллерову банду покрошил, с таким лучше дружбу
водить, чем враждовать... Ты на меня зла не держишь, а, Тил? Не держишь, а?
Телли растерялся. Чего-чего, но что Блошиная Канава вдруг пойдёт на
мировую, он не ожидал. Как себя теперь вести, он совершенно не представлял.
- Да ладно, чего уж... - буркнул он.
- А меня Максом звать, - заявил Щербатый, мгновенно повеселев. - Румпель -
это пацаны придумали. Нос, говорят, у тебя большой, вот и прозвали так...
Слова из Макса хлынули потоком, словно бы открылись вдруг невидимые шлюзы.
Телли повернулся лицом к помосту и слушал вполуха. Румпеля это, похоже,
нисколько не смутило. Меньше чем за пять минут Телли успел узнать, что Макс -
сын местного торговца рыбой, а с бандой Отто водится постольку, поскольку
невозможно жить у западных ворот и с нею не водиться, что Отто дома не ночует
никогда, поскольку папаша у него - известный в городе пьянчуга, а матери нет
вовсе, что Рябого по-настоящему зовут Гансом, и что вообще он парень тоже
неплохой, но трусоват, и дальше-больше-обо-всех-про-всё. Он говорил и говорил
без умолку, и вскорости успел изрядно Тилу надоесть. Сказать же ему снова:
"Поди прочь" было как-то уже неловко, не потому, что не хотелось ссориться, а
просто и без этого проблем хватало. Телли был противен весь этот разговор. В
этой "дружбе" был оттенок того самого "унижения пополам со страхом", о котором
говорил Рудольф. Заводила Блошиной канавы и тут стремился выгадать что-нибудь
для себя - не власти, так безопасности. Всё это выглядело глупо и нелепо, и
Телли опять попытался сосредоточиться на представлении.
А на сцене тем временем и впрямь, похоже, начиналось что-то интересное.
Силач со своими железками убрался прочь. Канатоходец - вертлявый парнишка,
обтянутый лоскутным - ромбами - трико вдруг вытащил откуда-то зелёное яблоко
величиной с кулак, вскарабкался повыше и подвесил его на бечёвке к канату.
Парнишка с лютней примостился на краю помоста, свесив ноги и тихонько пощипывая
струны, а акробатка встала чуть поодаль, держа в руках три дротика и чёрную
повязку. Канатоходец посмотрел на девушку, та - на канатоходца, оба кивнули, и
парень проворно пополз по канату.
- Хэй, горожане! - выкрикнул он, повиснув на руках и сверкая голыми
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг