набросив старый тулуп, побежала за соседями. Вскоре явились два сонных
ухватистых мужика, схожие фигурой и лицом - братья? - подняли покойника и
куда-то унесли.
Деревня помаленьку просыпалась. Подходили люди, спрашивали. Плохие новости
бежали скоро - к середине дня уже всё знали о случившемся несчастье. Кое-какие
деньги у рыжего паренька водились; кошель перешел из рук в руки. Две бабки
взялись обмыть и убрать усопшего, Ондржей-столяр подрядился соорудить домовину.
Прихожего человека проводили в дом, усадили за стол. Попадья поставила
самовар, собрала снеди - тот не притронулся к еде, лишь выпил чаю, и после,
обсохнув и обогревшись в натопленной горнице, поведал в нескольких горьких
словах, что и как случилось. Говорил он медленно, тяжело, часто умолкая и глядя
в одну точку.
- Как звать-то тебя?
Паренёк поднял рыжую голову.
- Жуга.
- А его... как звали?
- Вайда.
- Откуда он?
- Откуда шёл - не знаю. В Стршей Кронице мы повстречались.
Священник помолчал.
- А промышлял чем?
- Ходил, странствовал... песни пел. Хорошие песни. Свои.
- Рифмоплёт, что ль? - спросил отец Алексий. Жуга кивнул. - А сам ты кто
будешь?
- Травник я... всё в толк не возьму, от чего он умер. Земля ведь ещё
тёплая была, когда я его поднимал.
- Верю.
- И ночью оттепель была...
- Да.
- Он не мог так просто замёрзнуть.
- Наверное, не мог...
Бессильно подперев голову рукой, Жуга сидел за чашкой остывшего чая,
изредка вороша рукой рыжие всклокоченные волосы. Поднял взгляд - в
кривозеркалье начищенного самовара отразилось худое, измождённое лицо. Жуга
прикусил губу и сжал кулаки.
- Куда его унесли?
- В церковь.
Жуга повернул голову.
- Мне нужно... туда.
- Сиди, сиди... Там и без нас всё сделают, как положено. Вечером сходим.
Жуга некоторое время молчал, о чем-то размышляя, затем помотал головой.
- Нет, - сказал он, вставая. - У меня ещё есть девять дней. Пойдем сейчас.
Отец Алексий ничего не понял, покачал головой, но перечить не стал, и
молча принялся одеваться.
* * *
Бревенчатая маленькая церковь оказалась на удивление новой и ухоженной,
вот только выстудилась изрядно. Светились лампады у икон. Где-то за стеной
потрескивала печь - мягкими волнами оттуда расходилось тепло. Наверху, в
купольном сумраке виднелись размытые лики стенной росписи. Пахло ладаном.
Гроб с телом Вайды стоял у алтаря. Горели свечи в изголовье. Переодетый и
причесанный, рифмач лежал, словно живой, и лишь лицо его, непривычно бледное и
спокойное, выдавало истину.
- Где его похоронят? - хрипло спросил Жуга и закашлялся. Звук заметался
эхом в гулкой церковной пустоте и затих где-то в углу.
Отец Алексий пожал плечами.
- Здесь... А почему ты спрашиваешь?
- Не всегда лицедеев хоронят на кладбище.
- Он ведь православной веры?
Жуга не знал точно, но кивнул, нимало не колеблясь: "Да".
- Тогда, как и всех, - на погосте. Я поговорю с поселянами, к завтрему
выкопают могилу.
Жуга покачал головой, поднял взгляд на священника, и голубые глаза его так
ярко вдруг блеснули, отразив свечное пламя, что отцу Алексию стало не по себе.
- Не надо, - тихо сказал Жуга. - У меня нет больше денег.
Он покосился на гроб и снова вздохнул.
- Я сам буду рыть.
* * *
Солнце клонилось к вечеру, когда Жуга, скользя и опираясь на посох,
медленно поднимался на гору, где примостилась низкая чёрная хибара деревенской
кузни. В кузницу вела тропинка. Узкая и плотно утоптанная, она подходила к
самым дверям её и после убегала дальше, спускаясь к воде, к пробитой в речке
проруби. В кузне явно кто-то был - тонким звоном пела под ударами молотка
старая наковальня. Жуга не стал стучаться - всё равно бы не услышали - и,
подойдя, сразу открыл дверь, вошёл и огляделся.
Внутри было жарко и сумрачно. В дальнем углу был сложен очаг дикого камня;
багровым светом мерцали угли. В другом углу примостился низкий, приземистый
стол-верстак, на котором вповалку лежали разновеликие клещи, молотки, зубила и
разный другой кузнецкий инструмент. По стенам, тут и там был развешан всяческий
уже готовый товар - крючья-засовы, петли ворот, серпы, косы, скобы, не то
тележные, не то бочарные обода, три-четыре топора и множество подков, рядком
нанизанных на толстый граненый прут.
Человек у наковальни поднял голову.
- Не стой на пороге! - крикнул он, весело блеснув зубами. - И дверь закрой
- дует!
Жуга замешкался, затворяя скрипучую дверь, а когда повернулся обратно,
молот в руках кузнеца уже плющил горячее железо, наполняя маленькое помещение
звоном и грохотом.
- Будь здоров, коваль! - крикнул Жуга, силясь перекрыть весь этот шум.
- Здорово, коль не шутишь! - кивнул тот и ловко перевернул клещами красную
болванку.
- Я...
- Ну-ка, подсоби! Удержишь?
- Попробую...
Жуга даже опомниться не успел, а через миг уже сжимал в руках ещё теплые
рукоятки клещей. Мастер поплевал на ладони и ухватил молот обеими руками.
- Эх, вашу мать!
Молот взметнулся высоким косым замахом, и Жуга вздрогнул, ощутив руками
эхо гулкого удара. Молот плясал свой тяжёлый танец, давил, плющил и гнул
податливый красный металл, а тот постепенно остывал, всё больше и больше
тускнея.
- Держи! - кузнец остановился и мотнул головой в сторону очага.
Приблизился. Грудь его ходила ходуном. - Туда его! понял? - крикнул он чуть ли
не в самое ухо.
Жуга кивнул и развернулся, заталкивая болванку в огонь. Кузнец бросил
молот и схватился за верёвку. Сипло задышали мехи. Угли вспыхнули, дохнули
жаром, и вскоре глазам стало больно смотреть на раскалённую заготовку. Кузнец
метнулся к молоту и махнул рукой:
- Давай!!!
Брызнули искры, и Жуга понял, что настоящая работа ещё только началась.
Теперь кузнец бил в полную силу, вкладывая душу в каждый свой удар. Жуга
силился уловить этот краткий миг удара, посмотреть, что там у них получается, и
всякий раз невольно смаргивал, когда от звона закладывало уши, но шло время, и
вскоре на чёрном поле наковальни замаячил знакомый силуэт - лемех.
- В воду! - крикнул кузнец. Жуга огляделся и, завидев поблизости бочку,
полную воды, шагнул к ней.
Забулькало. Взметнулся пар, а когда облака его рассеялись, и Жуга вытащил
готовый лемех наружу, кузнец уже снимал свой кожаный фартук. Вытащил откуда-то
рубашку, надел. Зачерпнул ковшом воды, жадно, большими глотками выпил чуть ли
не до дна и зачерпнул ещё. Протянул Жуге - пей, мол. Тот с благодарностью
кивнул, принимая ковшик: горло пересохло, вдобавок, он совсем сопрел в своем
полушубке.
Кузнец поднял лемех и повернулся к очагу. Сощурился, рассматривая.
- Хорош, а? - обернулся он, осклабился, и Жуга вдруг с удивлением увидел,
что перед ним, вместо кряжистого широкоплечего мужика, каким он всегда
представлял себе всех кузнецов, стоит невысокий жилистый парнишка чуть постарше
его самого, весь в саже и в копоти, с веселой улыбкой на чумазом открытом лице.
Длинные чёрные волосы перехватывал кожаный ремешок. Жуга невольно глянул на
молот, который теперь показался ему совершенно неподъёмным.
- Тебя как звать? - спросил кузнец, набрасывая поверх рубашки старый
нагольный тулуп. Снял шапку с гвоздя.
- Жуга.
- Ну, спасибо, Жуга, вовремя подоспел... Чего пришёл-то?
- Кирку мне надо. Да и лопата не помешала бы. Люди посоветовали у тебя
спросить. Дашь?
- Кирка? - паренёк потёр подбородок. - Если найдется у меня кирка, отчего
бы не дать? - Он порылся в груде каких-то железяк, сваленных в углу, и вытащил
средних размеров кирку без ручки. - Вот. А зачем тебе?
- Могилу копать.
- А... - паренёк помрачнел. - Так это ты пришёл сегодня... с этим, который
замёрз?
- Я, - кивнул Жуга.
- Ну что ж... хоть и грех так говорить - бог тебе в помощь.
- Спасибо. Ну ладно, пойду я, пожалуй.
- Копать?! Прямo сейчас? - поразился тот. - Ты что, очумел? Вечер ведь.
Вот что: я в баню сейчас, а тебе, я вижу, тоже горячая вода не повредит. А
после уж посмотрим, чем тебе можно помочь.
- Да я... - начал было Жуга и вдруг ощутил, как ноют руки и ноги, как
давит на плечи мягкими рукавицами дневная усталость, как течёт ручьями по телу
кислый едучий пот, и умолк.
- Правда твоя, - признал он. - Баня - это бы сейчас было самое то.
- А я что говорю! - паренёк завернул в мешковину только что откованный
лемех и пинком раскрыл дверь кузни. - Пошли.
У порога Жуга задержался, отметив мимоходом, что на улице уже стемнело.
- Тебя-то как звать? - спросил он своего нового знакомого.
Имя, прозвучавшее в ответ, было резким, как удар молота:
- Збых.
* * *
После бани и нескольких кружек душистого липового чая с мёдом Жуга
разомлел. Его грязную рубашку Збых запихал куда-то в сундук и дал взамен
другую, из своего запаса - белую и чистую, с затейливой вышивкой.
- Бери. Кажись, эта впору тебе будет.
Рубашка висела на травнике, как на вешалке.
- Жена вышивала? - спросил Жуга, рассматривая узор.
- Сестра.
- Она здесь сейчас?
- К подружке в соседнюю деревню отправилась.
- Что ж так - в соседней-то?
- Да нашенская она. Замуж вышла, ну, к мужу и переселилась. А ты откуда
будешь-то?
- Издалека. С гор.
Слово за слово Жуга рассказал новому знакомому обо всем, что случилось в
лесу. Збых слушал, рассеянно кивая, изредка спрашивая о чем-нибудь. Хмурился,
качал головой. Наконец, поднял взгляд.
- Ты на ночлег где-то остановился, нет?
- Нет... Разве только вот у отца Алексия...
- Ну, это ни к чему. Раз такое дело, оставайся покамест у меня. Денег не
надо.
Жуга помолчал, отставил в сторону глиняную кружку с остывшим чаем и
некоторое время сидел недвижно, о чем-то размышляя. Пожал плечами.
- Неудобно как-то...
- Да брось ты, всё равно ведь бобылем живу.
- А сестра?
- А что - сестра? Она у меня девка с понятием. Считай, что я тебя
погостить зазвал. Так что - лезь, вон, на полати.
Жуга, который впервые за весь день поел с охотой, теперь молча сидел за
столом, прислонившись спиною к жарко натопленной печке. Глаза смыкались сами
собой, говорить не хотелось, и спорить он не стал, лишь кивнул благодарно, лег,
укрылся своим полушубком и вскоре уснул.
Збых ещё некоторое время сидел один, задумчиво глядя в стол. По-правую
руку от него, словно соринка в глазу, маячило что-то чёрное. Кузнец повернул
голову и вздрогнул: показалось на миг, что рядом, на лавке свилась кольцами
тонкая чёрная змейка. Збых похолодел, но тут же вздохнул с облегчением,
припомнив, как Жуга за разговором зачем-то кромсал ножом узкий лоскут
сыромятной кожи, и потянул "змейку"к себе. То был затейливо плетёный кольцом
ремешок с узёлками. Узелков было много - десятка полтора на каждой стороне, и
почему-то Збых всё время сбивался, пытаясь их сосчитать. Махнув рукой, он
бросил эту затею, зевнул, перекрестился на образа и, погасив свечу, полез на
печь.
* * *
Шорох шагов? скрип несмазанных петель в ночной тишине? дуновение холода?
Збых не смог бы ответить, что именно его разбудило, но так или иначе, среди
ночи он вдруг открыл глаза и больше не смог уснуть.
Едва лишь стемнело, со всех сторон сразу налетел ветер-баламут, разметая
по полям сухой колючий снег, шуршал по крыше, царапался в окна, завывал дурным
голосом. В избе у кузнеца было тихо и тепло. Мерцала огоньком лампада. Постель
Жуги была пуста. Збых решил сперва, что приятель его вышел по нужде, но прошло
пять минут, десять, и кузнец не на шутку растревожился. Он слез с печи, оделся
и вышел на двор.
- Жуга! - позвал он. - Жуга, ты где?
Ответа не было.
У самого крыльца брала начало и терялась за воротами цепочка
полузаметённых снегом следов. Обеспокоенный, Збых вернулся за шапкой,
подпоясался, прихватил фонарь и рукавицы и двинулся на поиски.
Мело.
Закрываясь от ветра рукой и пригибаясь к самой земле, кузнец медленно
пробирался вдоль темных, укрытых снегом домов. Изредка останавливался, светил
фонарем - снег быстро сглаживал всё неровности, но в деревне было от силы
десять домов и всего одна улица, да и тучи меж тем разошлись, объявилась луна,
и вскоре следы привели его к церковной паперти. Збых потоптался в
нерешительности, хотел было постучаться, да вдруг раздумал, загасил фонарь и
только после этого, стараясь не шуметь, приоткрыл дверь, и проскользнул внутрь.
Жуга был здесь, хотя разглядеть его было трудновато - в трапезной горели
только лампады да две толстых свечи в изголовье гроба. Было тихо, и в этой
гулкой тишине неясным эхом расползался по углам негромкий отчетливый шепот.
Збых похолодел, хотя сам не понимал, отчего: было в этом шепоте что-то такое,
от чего кузнец тихо скользнул в тёмный угол и там затаился. Обитая войлоком
дверь закрылась за ним мягко, без звука, лишь сквозняк тронул пламя свечей, и
стоявший у гроба рыжий паренёк ничего не заметил, всецело поглощённый своим
занятием.
Жуга творил наговор.
Збых потом не мог вспомнить, сколько времени простоял он в этом закутке,
тараща глаза в церковный полумрак. Сперва ничего не происходило.
Потом появился Свет.
Он возник ниоткуда - струистое блескучее сияние рождалось где-то в пальцах
у Жуги, сгущалось, странной светлой тенью мерцая на фоне черноты. А потом...
Шепот Жуги смолк. Дымная тень вытянулась неровным облачком и теперь плыла
уже сама по себе, направляясь к покойнику. Кузнец поёжился - слишком уж быстро
двигалась она, - а затем вздрогнул от неожиданности: показалось вдруг, что
мертвец шевельнулся в своем гробу. Збых поднял руку - протереть глаза - и чуть
было не закричал, сызнова их открыв: Вайда поднимался, медленными неверными
рывками, руками ухвативши края домовины! Глаза его были открыты и пусты.
Крик свой кузнец удержал, хотя сам бы не сказал, как, но теперь уже поздно
было скрываться: Жуга, заслышав шорох, обернулся.
- Ты?! - вскричал он, делая шаг навстречу. Рифмач с глухим стуком рухнул
обратно. Пламя свечей дрогнуло, одна из них погасла.
- Я! - с вызовом бросил Збых и вышел из угла. - Ты что творишь, нелюдь, в
божьем храме?! - Кузнец выпрямился во весь рост - угрюмый, жилистый. Его не
так-то просто было испугать. - А я-то тебя к себе на дом...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг