полу своей рубашки и бросился вперед.
- Куда?! - ахнул тот. - Стой, дурак! Убьешься!!!
Было ясно, что он не успеет - леса уж не заваливались - они падали, словно
гигантский кулак, готовый прихлопнуть двух мошек - большую и малую. И вдруг...
Яцек даже не успел толком понять, что произошло: Жуга вскинул руки, крикнул
что-то на бегу, и воцарилась тишина.
Леса вдруг зависли под самым нелепым углом, застыли внезапно, в одно
мгновение. Яцек не мог поверить своим глазам.
Жуга, хромая, поравнялся с кучей песка, подхватил девочку на руки и
побежал дальше, отягощенный своей драгоценной ношей, не останавливаясь и не
оглядываясь, как бегут последний раз в жизни...
И тут невидимая подпорка не выдержала!
Тяжелые балки с треском и грохотом рухнули, ломаясь, туда, где ещё
мгновение назад были девочка и рыжий паренёк. Пыль, щепки, мусор взвились
столбом, длинный брус ударил бегущего под колени, сбил с ног. Жуга упал,
прокатился по камням мостовой и остался лежать неподвижно.
Со всех сторон к ним бежали люди. Яцек стряхнул оцепенение и тоже поспешил
туда.
Жуга лежал, тяжело дыша и крепко прижимая к себе девочку. Из разбитого
носа его текла кровь. Завидев Яцека, он кивнул и попытался сесть.
- Ты цел? - обеспокоенно спросил тот.
- Вроде... - прохрипел Жуга, откашлялся, сел и поморщился. - Нога вот
только...
Он осторожно поставил девочку на ноги, отряхнул на ней простое саржевое
платьице. Оглядел хмуро растерянные, бледные лица столпившихся вокруг горожан.
- Чей ребенок?
Люди молчали. Жуга уже хотел повторить свой вопрос, но вовремя сообразил,
что его опять не понимают.
- Чья девочка? - спросил он уже по-немецки.
- Это Магда, - дрожащим голосом сказала какая-то женщина, - прачки
Анны-Марии дочка... Господи Боже! Давайте я отведу её домой...
Жуга встал, поморщился, ступив на больную ногу. Поглядел на обломки
упавших лесов. Девочка стояла рядом, доверчиво держа его за руку теплой
ладошкой, не хотела отпускать.
- Хорошо, - кивнул он.
Девочку увели к матери. Люди потихоньку расходились, обсуждая
происшествие, и вскоре на площади остались только Яцек и Жуга.
- У тебя кровь течёт, - сказал Яцек.
- Да? - Жуга осторожно потрогал свой распухший нос. - А, верно... Тут
есть, где умыться? Колодец какой-нибудь там...
- Вот что, - предложил Яцек. - Я тут, неподалеку живу, вон в том доме.
Пошли ко мне - тебе всё равно пока идти некуда.
Жуга помолчал, задумчиво глядя на свои окровавленные пальцы. Кивнул:
- Что ж, пошли, пожалуй.
* * *
Яцек обитал под крышей высокого каменного дома, что принадлежал вдове
пекаря Эриха Мютцеля - Гертруде Мютцель. Сама хозяйка, дородная женщина
почтенных лет, занимала второй этаж. Третий этаж и мансарды сдавались внаем.
Внизу была пекарня. Яцек и Жуга вошли и поднялись наверх.
- Садись, - Яцек кивнул в сторону кровати и потащил с полки большой
фаянсовый кувшин. - Я сейчас за водой сбегаю.
Жуга сел и огляделся.
Низкая, но довольно длинная комната, где двух стен не было вовсе - лишь
скошенный углом потолок - была обставлена просто: стол, стул, застеленная
одеялом кровать, шкаф для одежды и большой, окованный железными полосами сундук
с пожитками Яцека. В углу, на колченогой табуретке примостился таз для
умывания. На столе, в закапанной воском бутыли торчал огарок от свечи. Справа
углом выпирала из стены печная труба. Окно вело на крышу.
- Я и не знал, что на чердаке можно жить, - сказал Жуга, когда Яцек
вернулся. - Сколько ты платишь хозяйке?
- За мансарду? - тот поставил кувшин на стол, вытер руки о штаны. - Талер
в месяц.
- Ну, это - не деньги...
- Так ведь и это - не жилье, - грустно улыбнулся тот. - Летом жарко, зимой
холодно, если только печь в пекарне не топят. Готовить, опять же, негде.
Жуга стянул рубаху, нагнулся над тазом, подставил сложенные лодочкой
ладони: "Лей". Долго, фыркая, умывался; вытерся протянутым полотенцем. Вода в
тазу порозовёла.
Яцек во все глаза смотрел на спину Жуги, где изгибался неровной дугой
рваный белый шрам.
- А это откуда?
Жуга поморщился, отмахнулся досадливо:
- Дело прошлое... Скажи-ка ты мне лучше, где в Гаммельне жилье подешевле
найти можно?
- Надолго?
- Не знаю, - Жуга пожал плечами. - На месяц-другой.
Яцек потёр подбородок, оглядел мансарду.
- Если хочешь, живи пока у меня. Платить за комнату вдвое меньше, а
кровать вторую у хозяйки попросим. Вещи твои где?
- Да мешок у меня только, в аптеке у Готлиба остался... - Жуга подошел к
окну, выглянул наружу. - Подумать надо.
- Скажи, Жуга, - неуверенно начал Яцек. - А... что это такое с лесами
сделалось, когда ты за девчонкой побежал? Это что, колдовство?
Жуга промолчал, глядя в сторону.
- Чего молчишь? Я же сам видел...
Тот опять ничего не ответил.
В дверь постучали, и Яцек пошел открывать.
На пороге стоял тощий, весь перепачканный сажей паренёк с витым горячим
штройзелем под мышкой, блестел озорно глазами.
- День добрый, Яцек! Видел, что на площади стряслось?
- А, здравствуй... Видел, конечно. А что?
- Ну, так я сейчас Дитриха встретил - он там работал. Знаешь, отчего леса
грохнулись? Крысы верёвки сгрызли! - Парень отломил от булки кусок и отправил
его в рот. - Каково, а? Мне они тоже осточертели - каждый день в дымоходах
застревают... Ну, пока! Заходи как-нибудь.
Яцек закрыл дверь, обернулся.
- Это Гюнтер, трубочист. Он тут вот, за стенкой живет... Так ты как насчет
жилья?
Жуга покивал задумчиво, поднял голову:
- Так говоришь, кровать хозяйка даст?
* * *
Серое на чёрном.
Удар!!!
Больно больно больно!
Назад, не чуя ног, по длинной полке, мимо вкусных мягких кругов, успев
отгрызть один лишь кусочек, к спасительной темноте холодной ночи...
Шелест материи. Запах сосновой палки. Серая тень.
Прыг вправо! Влево! Гулкий стук дерева об пол, истошный женский визг -
больно ушам - но путь открыт! За дверь, где серая луна на чёрном небе. Болит
отбитый бок. Бегом-бегом, вдоль по улице, выгибая горбатую спинку, сжимая в
острых зубах душистую хлебную мякоть - еда! еда! - се...
Жуга открыл глаза. Долго лежал, не шевелясь, затем встал и подошел к окну
мансарды.
В комнате было тихо. Повернувшись на бок, мирно сопел на своей кровати
Яцек. С улицы тянуло холодком. Город окутала туманная осенняя ночь. Таяли во
мраке желтые цепочки фонарей.
Жуга сел, закутался в одеяло и задумался.
Вторая ночь в городе - и снова этот непонятный сон. Почему мир в нем
видишь снизу, от самой земли? Почему вокруг море запахов и звуков, но всего
один цвет? Почему в сердце всё время сидит щемящее до боли чувство страха?
Почему, почему, почему?!
Жуга помотал головой. Наваждение какое-то!
Так и не растолковав странное видение, он лег и долго ворочался, пока
снова не заснул.
Ему снился лес.
* * *
Три слепых мышонка,
Три слепых мышонка -
Как они бегут,
Как они бегут!
Дурашливая эта песенка летела ввысь из глубины городских улиц, звенела
детскими голосами, словно напоминая, что уже утро, и пора вставать. В узкое
застекленное окно мансарды лился потоками солнечный свет. День обещал быть
хорошим.
Мышатами - и Яцек это знал - дразнили троих: двух мальчишек по имени
Кристиан и Фриц, и девчонку - ту самую Магду, которую вчера спас его новый
знакомый. Эти трое всегда ходили вместе: играть с ними никто не хотел, ибо
первый сильно заикался, второй был мал ростом, а девочка, кроме того, что была
сущей тихоней, ещё и говорила плохо и редко.
Яцек зевнул, потянулся и открыл глаза. Огляделся.
Жуга, хмурый и задумчивый, не спал, сидел одетый на кровати, обхватив
колени руками и прислонясь спиною к стене. Смотрел в одну точку. Скомканное
серое одеяло валялось рядом.
- Привет, Жуга.
Тот поднял голову, кивнул равнодушно:
- Доброе утро, Яцек.
Яцек отбросил одеяло и сел. Поёжился от утреннего холодка. Посмотрел на
Жугу, озадаченно почесал в затылке.
- Ты чего такой хмурый? Не выспался?
Жуга поднял руку, взъерошил рыжие нечесанные волосы. Усмехнулся невесело.
- Нет, почему же. Выспался... Не в том дело.
- А в чем?
- Так... - Он помолчал, затем добавил: - Есть причина.
- А-аа... - Яцек встал и принялся умываться. - Завтракать будем? -
обернулся он.
- Неплохо бы, - поддержал Жуга. - А где?
- Да прямо здесь и закусим. Ты подожди, я сейчас.
Яцек оделся, коснулся мимоходом печной трубы - тёплая ли? - убежал и
вскоре вернулся с булкой горячего хлеба и медным чайником. Чайник был странной
формы - узкий, высокий, булькал свежим кипятком. Яцек поставил его на стол, с
головой залез в сундук, вытащил два мешочка и насыпал в чайник немного
коричневого порошка. В воздухе разлился сильный горьковатый аромат. Жуга
озадаченно принюхался.
- Это что?
- Не знаешь? - Яцек оглянулся. - Кофе. Неужто не пил никогда?
- Нет... Это какая-то трава?
Яцек почесал в затылке.
- Наверное.. - неуверенно сказал он. - На, взгляни сам.
Он снова пошарил в мешочке и насыпал Жуге в подставленную ладонь дюжину
крупных - с ноготь - коричневых зерен. Были они овальные, сухие, слегка
подгоревшие, пахли странно, но приятно. Жуга с опаской раскусил одно, хмыкнул:
вкус был незнакомый, чужой, разливался терпко на языке.
- Где это растёт?
- Не знаю, - пожал плечами Яцек. - Где-то на юге... Вот чёрт!
- Что такое?
- Гляди - крысы булку погрызли. И когда только успели? Ну, да ладно, пошли
есть.
Яцек разлил дымящийся напиток в чашки, нарезал хлеб, достал из сундука
горшочек с маслом.
Жуга отпил из чашки, поморщился:
- Горько.
Яцек кивнул:
- Мне тоже поначалу не нравилось, а потом привык. На вот, сахару добавь.
- Сахару?!
Жуга заглянул во второй мешочек. Там действительно был наколотый кусками
сахар - редкостное лакомство в горах. В Гаммельне его продавали в аптеках.
Видно, не так уж мало денег получал Яцек за свою работу, если мог позволить
себе такое! Поколебавшись, Жуга положил в кофе пару кусочков и снова
попробовал. Напиток и впрямь стал вкуснее. Утренняя вялость постепенно ушла, в
голове прояснилось.
Хлеб из пекарни фрау Мютцель был свежайший - даже масло таяло, когда его
намазывали на толстые теплые ломти. Приятели в два счета съели всю булку и
засобирались по своим делам.
- Вот так ты и питаешься? - спросил Жуга, когда Яцек укладывал всё обратно
в сундук. - Хлебом да водой?
- А что?
Жуга пожал плечами:
- Хоть бы кашу варил, что ли...
- Сваришь ее, как же! - фыркнул тот. - Нет ничего - ни огня, ни камина.
Жуга обернулся, стоя в дверях.
- Ты вот что, Яцек, - сказал он. - Раздобудь к вечеру какой-нибудь горшок.
Только не шибко большой. И чтоб с глазурью.
- Глиняный?
- Ну.
- Для чего? Я же говорю - негде готовить.
Жуга загадочно улыбнулся.
- Что-нибудь придумаем, а пока - до вечера.
- До вечера.
* * *
Томас Остенберг, бургомистр Гаммельна, принимал просителей по вторникам и
четвергам. Сегодня он был не один - с утра к нему заглянул господин Густав
Бреннель, доктор медицины. Обоих связывали давние и прочные дружеские
отношения, хотя человеку стороннему трудно было бы вообразить двоих людей,
более друг с другом не схожих, как внешностью, так и характером.
Бургомистр был полный, степенный господин лет сорока, слегка обрюзгший и
бледный, как все горожане, с пухлыми губами, маленькими серыми глазками и
редкими светлыми волосами. Бреннель же, напротив, был сух и высок, профиль имел
ястребиный, а взгляд - пронзительный. Его лицо и руки покрывал тёмный загар.
Горожане, встречая его на улицах, почтительно снимали шляпы: он был ничуть не
менее, а может быть, даже более уважаемым человеком в Гаммельне, чем сам
бургомистр.
Сейчас Томас Остенберг сидел за столом, перебирая бумаги и почти не глядя
на очередного посетителя. Сегодня как раз был вторник, и настроение у
бургомистра было испорчено с самого утра. Ох уж эти просители! Ну зачем,
скажите на милость, зачем нести в городскую ратушу всякие мелкие дрязги? Взять,
например, Рудольфа Хоффа, что подал жалобу на соседа. Неужели нельзя было
разобраться меж собою тихо и мирно? А этот придурок Ганс Фогель, мелкий
лавочник, который сетует, что ему нет покоя от крыс, и просит принять меры!
Каково, а? Может, прикажете ещё и ущерб ему возместить?
Н-да...
Ну, ладно, когда приходят горожане - это ещё можно понять. Но что здесь
делает этот подпасок, который и говорит-то по-немецки с трудом?
Бургомистр откинулся на спинку кресла и задумчиво побарабанил пальцами по
столу. Поднял взгляд.
Перед ним стоял худой, безусый паренёк лет семнадцати - уже не мальчик, но
ещё не мужчина. Острый взгляд, голубые глаза, давно не стриженые рыжие волосы.
В речи сквозит сильнейший славянский акцент. Интересно, откуда он пришёл?
- Так ты говоришь, что хотел бы посмотреть приходские книги?
- Да, это так, - кивнул тот.
Томас Остенберг нахмурился.
- Сделать это не так-то просто, юноша. Приходские записи - важный
документ, и нельзя выдавать их первому встречному. Зачем они тебе?
Паренёк помолчал, переступил с ноги на ногу.
- Семнадцать лет тому назад в этих местах был мор, - медленно подбирая
слова, начал он. - Чёрная смерть. Очень много людей умерло тогда... Я хотел бы
посмотреть старую перепись тех лет.
- Для чего?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг