возлюбленными лесами. Благо людской поросли также находилось в его
ведении, и он не мог остаться в стороне, когда угроза нависала над
каким-то, еще неведомым, жителем поречья, не мог не занять его место.
Друид перестал таиться и побрел по лесу, стараясь создавать как можно
больше шума и наступать на каждый хрусткий сучок.
Надо отдать должное дозорным ши - идущего по лесу человека они заметили
чуть быстрее, чем слепоглухой крот. Столпившиеся у подстегнутого друидом
брыскун-дерева пришельцы едва успели растянуться в походную череду, когда
по лесу разнеслось радостное немелодичное кваканье одного из разведчиков.
Теперь главным было - не выдать себя. Не показать, что ты не в первый раз
видишь этих людей, что знаешь, как должно бояться железок на грубых ремнях.
Когда ши окружили Тауринкса, друид ощутил нечто похожее на страх. Просто
потому, что их было много. Они были чужды, они болтали на непонятном
языке, словно бы созданном для презрения и вражды, перемигивались и
бесстыдно разглядывали друида, словно скомороха на ярмарке. И от них пахло
- не только потом и прелой тканью, не только металлом и почему-то земляным
маслом. От демонов исходил кисловатый запах, которому Тауринкс не мог
подобрать определения. От этой слабой, острой вони у друида вставали дыбом
волоски на шее.
Воевода бросил что-то повелительное, и дружинники чуть расступились.
Тауринкс ощутил нечто похожее на благодарность к этому человеку,
рассматривавшему его так пристально.
Потом воевода протянул Тауринксу руку - правую, ладонью внутрь. Что может
означать этот жест, друид не имел понятия, поэтому повел себя так, как, по
его понятиям, должен был повести себя застигнутый врасплох путник: поднял
руки перед собой, ладонями вперед, показывая, что безоружен и не желает
зла. Воевода, помедлив, повторил его жест. За его спиной один из
дружинников, беззвучно хихикнув, так же поднял руки и скорчил потешную
рожу. Товарищ дернул его за рукав, мотнув в сторону друида подбородком.
Тауринкс обвел взглядом своих пленителей. Какая, однако, разномастная
компания подобралась. Обычно по лицу собеседника можно сразу определить,
из какой тот части Эвейна. В больших деревнях все друг другу какая ни на
есть, а родня, а коли в этой деревне близких нет, так найдутся в соседней
- во-он там, за полугорком, тут как раз промежду заводка будет, там наши
парни за их девками поглядают... а их - за нашими. А уж владетельских
приблудков среди них каждый четвертый - кому же из деревенских баб неохота
родить чародея? Диво ли, что лица обитателей той или иной местности схожи?
Даже волшебники, хотя обязанности порой заводили их в самые далекие концы
земли, самим своим обликом выдавали происхождение - из крестьян или
владетелей, из купцов или потомственных магов, с севера или юга, востока
или запада. И всякий, кому приходилось по воле службы встречать жителей
разных мест, невольно научался выделять взглядом эти особенные черты.
Обступившие друида люди (про себя Тауринкс как-то незаметно начал называть
ши людьми) словно бы явились из разных концов огромной страны, не
уступавшей по размерам всему Эвейну - не только Серебряной империи, но
континента от края до края. Слишком разными, несродственными были их лица.
Пожалуй, иных Тауринкс вовсе отнес бы к другому народу, чем широколицее,
курносое большинство. Но все они явно нанимались в одну дружину или
принадлежали к одной орде. Совершенно одинаковые штаны и рубахи, ремни и
сапоги, точно владельцы их находили некое извращенное удовлетворение,
уподобляясь муравьям. Лишь присмотревшись, друид начал выделять взглядом
мелочи, отличавшие облачение одного воина от другого.
Оглядев Тауринкса с головы до ног - друид при этом постарался скорчить как
можно более безобидную рожу, - воевода, как видно, остался увиденным
доволен. Он приказал что-то дружинникам и, глядя друиду в глаза, резко,
повелительно махнул рукой назад, туда, откуда пришли демоны.
Тауринкс с радостью двинулся в указанном направлении. Так, правда, они
оставляли в стороне стоячие камни. Но главную свою задачу он исполнил -
деревня осталась позади. Теперь, даже если демоны убьют его и пожрут тело,
исполнительный староста пошлет гонцов владетелю Бхаалейна, и случится это
очень скоро. В конце концов, что может произойти за неделю?
* * *
Лева Шойфет почесал нос, темя, локоть, ягодицу, извернувшись - лопатку и
понял, что если так будет продолжаться, то сдерет с себя кожу раньше, чем
переведет хоть слово. Поэтому он откинул одеяло и встал. С чтением в
постели, к которому он так пристрастился дома, придется повременить.
Одно было хорошо - ему выделили отдельную палатку. Конечно, стояла она в
ряду совершенно таких же палаток, где обитал офицерский состав, а толстый
брезент каким-то волшебным образом пропускал не только запахи, но также
комаров, мух и чей-то оглушительный храп. Лева и раньше знал про себя, что
он изнеженное, никчемное создание - это было мнение дедушки, ветерана двух
войн, - но, проведя бессонную ночь, окончательно в этом уверился. Или так,
или это не военная база, а концлагерь, и майор Кобзев вознамерился сделать
подотчетный ему личный состав совершенно юденфрай.
Однако палатка, как ни крути, была отдельная. В ней была койка, стол, на
который можно было опереться локтем, стул, на который можно было сесть (и
еще один, который Лева не то сломал сам, не то выявил скрытый дефект -
короче, на него сесть было нельзя), тумбочка, куда Левины пожитки можно
было поместить восемь раз, и лампа, которая иногда горела (а иногда - нет,
причем закономерности Лева пока не выяснил). Еще была горстка книг,
которые Лева нашел сложенными аккуратной стопочкой почему-то в ящике
из-под гранат: две полезные, три - нет, и "Материалы XXIV съезда КПСС".
Материалы Лева спрятал под подушкой, решив, что оставлять их в ящике -
политически незрело, потом устыдился и перепрятал в тумбочку, а все
остальное уложил на стол.
Первое утро в новом мире Лева Шойфет начал с того, что проспал побудку.
Поэтому его растолкали в шесть часов утра довольно невежливо, приказали
одеться, выгнали из палатки, заставили минут пять выслушивать идиотский
спор о том, касается ли лейтенанта Шойфета утреннее построение, потом
явился Кобзев, на всех, включая безответного Леву, наорал и отправил
переводчика досыпать. Лева исполнительно доспал, в результате чего опоздал
на завтрак и начал трудовой день холодными макаронами. Макароны были
невкусные, но словоохотливый повар уверял Леву, что так роскошно, как
здесь, кормят разве что кремлевских курсантов.
После завтрака обнаружилось, что делать Леве нечего. До сих пор миссия
помощи не сталкивалась с местным населением и тем более не вела
разговоров. Все данные, какими располагало командование, были получены при
помощи беспилотных самолетов-разведчиков с фотокамерами, облетавшими
окрестности на высоте двадцати километров. Потом фотографии изучала
команда картографов с лупами, споря до хрипоты, то ли на этом холме
деревня стоит, то ли у эмульсии зерно такое. Только в последние дни
руководство согласилось выделить вертолет для получения более детальной
информации. Летчики видели несколько деревень, довольно больших, узкие
дороги, а один клялся мамой и партбилетом, что на отдельно стоящем холме
приметил замок совершенно средневекового вида.
Кобзев, к которому рискнул обратиться одуревший лингвист, пообещал, что в
течение дня все изменится, а до тех пор потребовал не приставать к нему с
дурацкими вопросами. Общаться с товарищами по несчастью Леве как-то не
хотелось, поэтому он отправился в палатку с намерением сбросить нелепые
сапоги и полистать "Компаративную лингвистику".
Стрекот вертолета поначалу прошел мимо Левиного сознания, все еще занятого
проблемой большого сдвига гласных в среднеанглийском наречии. Только когда
еле слышное цокотание переросло в мощный рокот, грозивший пробить полог
палатки и смести лингвиста вместе с учебником, Лева понял, что происходит
нечто не вполне ординарное. И как раз в этот момент в палатку ворвался
незнакомый Леве старлей.
- Товарищ... лейтенант, - скомандовал он, - срочно к майору Кобзеву!
- Угу, - по привычке брякнул Лева и, натолкнувшись на недоуменный взгляд,
поправился: - Так точно!
- По уставу положено отвечать "есть!", - поправил старлей язвительно.
Лева промедлил секунду, нагнувшись завязать шнурки, которых на сапогах
отродясь не было. Старлей зашипел сквозь зубы, и лингвист опрометью
ринулся из палатки.
Вертолет садился посреди базы, напротив командирской палатки. Ветер ударил
Леве в лицо, такой сильный, что веки под его давлением закрывались сами.
Вот коснулись земли маленькие, словно игрушечные колеса, стих оглушающий
рокот, и не успел замереть пяти-лопастной, будто красная звезда, винт, как
из люка начали один за другим выпрыгивать неуловимо похожие друг на друга
парни в пятнистой камуфляжной форме.
К командиру подошел Кобзев, спросил о чем-то - Лева стоял далеко, и уши
его еще ныли от звукового удара, так что лингвист ничего не услышал, -
кивнул, явно довольный ответом. Командир махнул рукой, и двое парней
покрепче бросились помогать вылезающему из вертолета человеку. Тот,
впрочем, спрыгнул сам, сделал пару шагов и застыл, оглядываясь.
Лева понял, что это туземец, раньше чем осознал это. Лучшее в мире
образование подсказывало, что крестьянин времен мрачного Средневековья
должен быть грязен, обтрепан, изможден, забит - короче говоря,
заэксплуатирован до полусмерти. Человек, стоявший около вертолета чуть
ссутулившись, точно опасался задеть макушкой лопасти, был каким угодно,
только не забитым. Слишком уверенно он стоял, попирая широко
расставленными ногами утрамбованную площадку, и слишком бесстрашно
оглядывал ряды палаток, собравшуюся неизвестно откуда толпу. Незнакомые
одежды и непривычные повадки пришельцев из параллельного мира не вызывали
в нем опасения или суеверного ужаса.
И нищим он тоже не был. Добротный зеленого сукна... камзол, решил Лева,
такие же добротные штаны с кожаными нашивками на коленях и ягодицах,
высокие шнурованные башмаки и нечто вроде плаща, но не расплескавшегося
свободно за спиной, а пристегнутого к плечам, к поясу, к бедрам. Лева
сначала не сообразил, для чего, а потом понял - это на батальных полотнах
свободно ниспадающий плащ смотрится красиво, а попробуй пройтись в таком,
ни за что не зацепившись и ничего не свалив! А так и удобно, и плащ при
тебе, в случае чего - отстегни и заворачивайся. И, словно этого было мало,
на груди туземца красовалась серебряная бляха размером с медаль "За
отвагу", только не на орденской ленточке, а на серебряной же цепи.
"Может, он дворянин?" - мелькнула у Левы безумная мысль и тут же ушла.
Во-первых, при незнакомце не было оружия, если не считать за таковое нож в
ножнах на поясе, а рыцари, сколько помнилось лингвисту, не расставались с
мечами. И с конями тоже, но коня на вертолете не притащишь. А во-вторых,
Леве пришло в голову, что разведчики едва ли потащили бы в лагерь местного
феодала - того обязательно хватятся.
Майор Кобзев, едва бросив беглый взгляд на пленника, подошел к Леве.
- Ну, товарищ военный переводчик, - проговорил он с плохо скрываемой
насмешкой, - ваш выход.
- Что?.. - выдавил Лева. - Уже?
- Уже, - кивнул Кобзев. - Этого человека мы взяли в лесу. Ваша задача -
научиться его языку. В самые сжатые сроки. Чего я могу ожидать?
- Это я смогу сказать завтра, - ответил Лева. - А точно - через неделю. Мы
же об их языке ничего не знаем.
- Тогда приступайте, - распорядился Кобзев и отошел на шаг, всем видом
давая понять, что он умывает руки.
Лева несмело двинулся к пленнику. Тот оглядел лингвиста с макушки до ног и
покачал головой.
Лицо его показалось Леве странным. Нет, не так... Несообразным - вот
слово, которое лингвист после краткого раздумья счел подходящим. Волосы
незнакомца были очень светлыми, с чуть заметной желтинкой, но кожа -
неожиданно темной, северяне не загорают так - густо, стойко. А глаза -
ярко-зеленые, совершенно травянистого оттенка. В ухе туземца Лева заметил
золотую серьгу и почему-то смутился.
С чего же начать? Конечно, учить язык в общении с его носителем куда
проще, чем расшифровывать иероглифы, как Шампольон. Но как быть, если не
знаешь самых основ строения здешнего наречия? В конце концов -
агглютинативный это язык или изолирующий?
Тогда Лева решил начать с самого простого.
- Человек, - проговорил он отчетливо, тыча пальцем себе в грудь. - Лева.
Человек, - он показал на майора. - Майор Кобзев. Человек, - в третий раз
повторил он, указывая на туземца, и сделал паузу, ожидая ответа.
Он не очень верил, что получится с первого раза. Но незнакомец улыбнулся.
- Тауринкс, - произнес он с такой же преувеличенной отчетливостью. -
Тауринкс ит-Эйтелин, беарикс вре-тан ан-Эвейн.
Имя - если это было имя - показалось Леве похожим на кельтское. Хотя по
одной фразе судить о звуковом строе всего языка наивно.
- Пойдемте, - махнул Лева рукой в сторону палатки, служившей одновременно
офицерской комнатой отдыха, красным уголком и еще много чем.
Тауринкс, чуть помедлив, послушно двинулся за ним, сопровождаемый даже не
двумя - четырьмя парнями в камуфляже. Майор Кобзев шел рядом, и на лице
его читалось нескрываемое самодовольство.
В палатке с Левой случился конфуз. Он намеревался усадить туземца за стол
и очень переживал, как объяснить это неграмотному крестьянину. Но
Тауринкс, едва окинув взглядом стол, спокойно уселся на самый мягкий стул,
выбрав его, как назло. Кобзев хотел было выматериться, понял, что теряет
лицо, и угрюмо устроился рядом, пронзив взамен туземца гневным взглядом ни
в чем не повинного Леву.
Лева налил в стакан воды из графина, демонстративно отпил сам, подал
Тауринксу.
- Вода, - проговорил он.
- Ватра, - откликнулся Тауринкс, брезгливо принюхиваясь.
Дальше пошло веселее. Они одолели добрых две дюжины слов, прежде чем в
голову Левы закралось страшное подозрение.
- Товарищ майор, - обратился он к Кобзеву, прервав обмен понятиями. -
Можно послать кого-нибудь ко мне в палатку за книгой? "Компаративная
лингвистика"?
Майор коротко кивнул. Один из охранников сорвался с места и выскочил из
палатки.
- И... - Лева смущенно прокашлялся. - Здесь нельзя нигде достать картинки
зверей?
- Каких зверей? - изумился Кобзев.
- Лесных, - еле слышно прошептал Лева. - Медведя, волка... Домашних тоже
бы неплохо.
Кобзев так изумился, что, забыв о напускной невозмутимости, ошарашено
почесал затылок.
- Только заказать с Большой земли, - признался он.
- Черт... - беспомощно ругнулся Лева. - Так срочно надо...
- Капитан Перовский хорошо рисует, - внезапно подал голос один из
оставшихся охранников и смолк испуганно.
- Ко мне, - приказал Кобзев.
Два слова спустя принесли "Компаративную лингвистику", и Лева рылся в ней,
как барсук, до прихода Перовского. Капитан был перемазан смазкой и
раздражен.
- В чем дело? - поинтересовался он у Кобзева, не слишком смущаясь
субординацией.
- Нарисуйте волка, - приказал гэбист.
- Из "Ну, погоди!"? - съехидничал Перовский.
- Нет, - испуганно замахал руками Лева, - настоящего. Как можно более
похоже. И медведя... если сможете. Еще лошадь, лосося и орла.
Перовский пожал плечами и взялся за карандаш.
- Странный какой набор, - пробормотал Кобзев, наблюдая, как под руками
капитана на листах возникают одна за другой на удивление реалистичные
картинки.
Тауринкс - если туземца звали так - наблюдал за царящей вокруг суетой с
веселым любопытством. Потом внимание его привлекла электрическая лампочка,
подвешенная на шнуре с потолка. Он привстал, чтобы оглядеть ее, с
неожиданной осторожностью протянул руку, но касаться не стал и только
пробормотал себе под нос нечто раздумчивое.
Лева перебрал готовые рисунки.
- Можно вас попросить, - обратился он к капитану, - э... не уходить пока.
Вдруг не получится.
Перовский вопросительно глянул на Кобзева. Тот кивнул.
Лева пододвинул к аборигену первый лист, заглянул в последний раз на
страницы "Компаративной лингвистики" и, сглотнув, произнес очень
старательно:
- Влк...уос?
- Волкас, - поправил его Тауринкс. - Волкас.
Лева шарахнулся от него, точно от гадюки, невесть каким образом
разлегшейся на столе. Листок упорхнул и упал бы под ноги, не подхвати
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг