американцы ничему не научат. Тебе завтра скажут, что лучше всего пидары
живут, так ты тоже штаны сымешь?
- Зато на демонстрацию ходить не надо.
Общий хохот. И тут в углу заговорил самый пьяный.
Он как-то весь вскинулся, долбанул стаканом по столу, и когда все
обратили на него внимание, снял очки, протер их грязным носовым платком и
заговорил тихо, без надрыва, но внутренняя его напряженность передалась
всем.
- Душу они из нас тянут. Последнюю, какая еще осталась. А мы дальше
стакана и не видим уже. Знаете, почему Александр Невский с татарами мир
держал, а просвещенных рыцарей-крестоносцев гнал в шею?
- Не знаем, господин интеллигент, - хохотнул какой-то татарин, но никто
его не поддержал.
- Татары, они с нас десятину брали, десятую долю всего, что делалось,
производилось... А крестоносцы не только грабить хотели, они хотели душу в
рабство взять, а этого русскому человеку нельзя никак. Сам папа римский их
на это благословлял. Миротворец, мать его...
Семьсот лет они нашу душу наизнанку вывернуть хотели, да под себя
подладить, а за семьдесят лет почти вывернули. Под себя подладили. За
шмотки, за красивые обертки, за сладкую жизнь. Бьы я в этой Америке - хлеб
там и то кислый. Хуже нашего нынешнего. Пресные они все, у каждого только
за себя задница болит. И мы теперь такие.
- Ой наплел, наплел, умник! - закричала полногрудая продавщица. - Вон у
меня сестра Нинка один раз в этот "перпетум" сходила и все! Как в сказке!
Все, чего душа пожелала, то и получила: квартиру и мужа! Не вам,
алкоголикам, чета! И себя и детей на три поколения вперед обеспечит. А при
ваших коммунистах чего бы она получила? Гипертонию, десяток абортов и
светлое будущее по телевизору!
Мужики одобрительно загудели.
- Да при чем тут коммунисты?! Во всякую дыру затычку нашли! У нас,
точнее у вас - президент, между прочим, большой коммунист, - опять
вскинулся очкарик. Он раздосадованно махнул рукой, выпил и направился к
выходу. - Говорил же себе сто раз - не мечи бисер, без толку, телевизор не
перекричишь...
Продавщица еще что-то пробурчала ему вслед, и через минуту все говорили
о чем-то другом.
Где-то в пятом часу вечера мы с Андреем вывернули на улицу
Дзержинского. Ни пьяные, ни трезвые. Какоето облако единого порыва
двигалось вокруг нас: дурманило, будоражило и тянуло на подвиги. Мы громко
разговаривали, грозили всем кому ни попадя, хохотали, декламировали
политическую тарабарщину и хорошие стихи. На нас смотрели как на
подвыпивших школьников, которые только что сдали последний экзамен. Какого
черта нас несло на Дзержинского, 22? И чем ближе мы подходили к этому
дому, тем больше убавлялось в нас игривого веселья.
На крыльце нас встретил Варфоломей. Он молча и с достоинством слуги
великого государя открыл перед нами дверь. И Андрей, который всю дорогу
грозился разнести эту контору, вдруг приутих и как-то весь сжался. Я тоже
более не испытывал эмоционального подъема.
Смутное предчувствие начала беды дохнуло в лицо, и день из оранжевого
заката провалился в серые облака, в пасмурное болото.
В приемной Гражина сообщила, что нас уже ждут. Несколько секунд она
сомневалась насчет Андрея, но потом все же пустила нас обоих. За "моим"
столом сидел Сэм Дэвилз и с кем-то разговаривал по телефону. Увидев нас,
он сразу же положил трубку и пригласил сесть.
- Надеюсь, наш разговор пройдет в цивилизованной обстановке, и мы
обойдемся без театральных эксцессов, - он подозрительно посмотрел на
хмурого Андрея. - К моему величайшему сожалению, - теперь он обратился ко
мне, - мы не может больше поддерживать с Вами деловые отношения, Сергей
Иванович. И это действительно искреннее сожаление. Человека с Вашими
способностями на определенной территории компьютер вычисляет раз в
три-пять лет! Но Вы не сможете больше работать по той простой причине, -
он достал из ящика стола индикатор и направил его на меня. Ярко и уверенно
загорелась красная лампа. - По той простой причине, что Вы растратили по
пустякам, на ненужное сюсюканье свою биоэнергетическую субстанцию. Кстати,
Вам никто никогда не скажет за это спасибо. Наша работа не терпит эмоций,
а псевдодоброта только еще больше вносит в этот мир неразберихи,
беспорядка, что всякий раз подчеркивает его полное убожество и
несовершенство. И все же Вы прекрасно поработали на нашу компанию, и Ваша
биоэнергетическая субстанция, хотите Вы того или нет, тоже теперь
принадлежит "Америкэн перпетум мобиле", поэтому, как это было принято у
вас при социализме, мы назначаем Вам солидную пожизненную пенсию и право
пользоваться нашими услугами бесплатно.
- Похоже, Серега, это у тебя профессиональное заболевание, - без всякой
иронии заметил Андрей. - Инвалид американского труда.
- Да, что-то вроде того, - подтвердил Сэм Дэвилз.
- Выходит, ты человек еще не совсем пропащий... - о чем-то задумался
Андрей.
- А если мы выступим с разоблачением в средствах массовой информации? -
по-американски выразился я.
Но сказал это просто так, ради того, чтоб хоть что-то неприятное
сказать для "дядюшки Сэма".
- Пожалуйста! Сколько угодно! - Сэм Дэвилз был невозмутим. - На Ваше
злопыхательство откликнется дюжина прогрессивных газет, и ВЫ, в свою
очередь, будете разоблачены как люди, мешающие международному
научно-техническому эксперименту. В конце концов мы не нарушаем никаких
обязательств, не причиняем нашим клиентам никакого ущерба: ни физического,
ни морального. Наоборот, мы меняем их жизнь к лучшему и делаем это только
за то, что вносим их имена в наш компьютер. Мы вовсе не виноваты, что
некоторые предпочитают менять биоэнергетическую субстанцию на минутные
бесперспективные желания. Но, сами понимаете, для нас особо важна свобода
выбора. А как Вы поступите с высоким моральным аспектом нашего предприятия?
Ведь речь идет о счастливом будущем всего человечества!
Так что Ваши личные домыслы не приведут Вас никуда, кроме
психиатрической лечебницы самого строгого режима.
Последняя фраза в его отповеди звучала особенно убедительно. Все это
время в руках у него вертелся индикатор. Он, словно играя, направлял его
то на меня, то на Андрея, и лампы мигали как светофор: красный-зеленый,
зеленый-красный. Зеленым он любовался, как любуется охотник подплывающей к
берегу дичью.
- А Вы, Андрей Юрьевич, если действительно хотите помочь Вашему другу,
- лицо Сэма Дэвилза стало насмешливо-ехидным, - можете заключить с нами
контракт-пари. Мы со своей стороны ставим биоэнергетическую субстанцию
Сергея Ивановича. Вы - свою. Вы же читали, я надеюсь, достаточное
количество русских сказок. Например, если Вы помните, герой сказки, чтобы
спасти своего друга, идет за тридевять земель за живой водой и при этом
рискует собственной жизнью. Вы же с точки зрения материализма и даже
диалектического не рискуете ничем. Так что...
- Я согласен! - неожиданно обрубил Андрей. - Говорят, что хотя бы одна
спасенная душа... - он осекся. - Я согласен, и все.
Мистер Дэвилз еще долго излагал условия новой сделки. Андрей его
внимательно слушал, а меня вдруг стало неумолимо клонить в сон. Сэм Дэвилз
начинал новую игру, получая от этого только ему понятные выгоду и
удовольствие. Андрей играл в благородство, а я просто спал с открытыми
глазами. Мы уходили, или я остался?
Помню расплывчато: Сэм Дэвилз картинно раскланивается с Андреем,
улыбается. Меня словно нет для них обоих. Сэм Дэвилз сама вежливость из
тихого омута. А был ли здесь Андрей?
А теперь представьте себе, что второй части, только что написанной
(только что прочитанной?) не было. Я написал ее только для того, чтобы не
сбить с толку тех, кто привык к поступательному изложению в рассказе и не
терпит перескакиваний с начала на конец и наоборот.
Конечно, все, о чем здесь рассказано, произошло, но об этом я узнал
значительно позже. Я о многом узнал значительно позже. Теперь поставьте
себя на мое место: все это было, но для меня, начиная со следующей главы,
не было. Т.е. я, не нарушая последовательность событий, нарушаю
последовательность своего сознания, ибо к утру следующего дня я не знал об
этом ничего. Тьфу ты! Попробуй растолкуй! Читающий да прочитает,
соображающий - поймет. Антракт окончен.
ЧАСТЬ III
Странные сны снятся порой за очень короткое время.
Только что, несколько минут назад, сомкнул глаза и за эти минуты прожил
частичку жизни во сне. Пробуждение оборвало сюжет сна на самом интересном
месте, и как раз оно не запомнилось. После того пробуждения еще полдня
ходишь сам не свой. Словно твой мир остался там - в коротком взбалмошном
сне. И тогда вся явь кажется нелепым наваждением, нагромождением
случайностей. И начинаешь невольно задумываться: а не посторонний ли я в
этой суете?
Оказывается, я заснул прямо на рабочем столе. Две трети рабочего дня
позади, и меня победила рыхлая слабость. Весна? Авитаминоз?
Услужливая Гражина тут как тут:
- Я заварю вам кофе, Сергей Иванович, и заодно принесу сводки из
районов. Курьер с дискетами уже вылетел в Москву. Мистер Билл не очень-то
доверяет спутниковой связи. Перед обедом звонил мистер Дэвилз, но вас не
было, он перезвонил еще раз, но, узнав, что вы вздремнули, просил не
будить.
За окном кто-то кинул в небо стаю черных птиц. Они разбились о голубое
дно, растеклись по нему пестрым пятном, снова собрались воедино и длинной
лентой исчезли в пролетал между далекими многоэтажками. Когда-то я видел
нечто подобное. Новый отсчет времени начался в эту минуту. Птицы,
вероятно, чувствуют не только дождь или бурю.
Это за окном. А здесь...
В апреле наш филиал занимался не только скупкой биоэнергетической
субстанции, но и контролировал половину культурно-массовых заведений
города и области.
Там проводились различные шоу на американский манер, и публика туда
валом валила в ожидании шикарных и красочных зрелищ. Меня удивляло только
одно: почему "перпетум мобиле", вроде бы по смыслу связанная с техническим
прогрессом, совершенно не интересуется производством, добычей и
распределением природных ресурсов и т. п. В то время, как другие импортные
строители капитализма в России рвали из-под носа, "перпетум мобиле".
отслеживала политику и культуру, скупая кинотеатры, дворцы культуры,
демонстрационные залы и стадионы.
Между тем, события развивались с головокружительной быстротой. Карьера
моя вовсе не была упрямым подъемом наверх, а была буквальным скольжением с
горы в сторону всевластия, вседозволенности и материального благополучия.
А это, уверяю Вас, даже из самого стойкого аскета-материалиста-атеиста
может сделать за определенный срок законченного эгоиста, полного
премудростей самооправдания. А ну-ка, господа чиновники, добавьте
что-нибудь из собственного опыта!
В ближайшие дни мне предстоял перелет в Нью-Йорк для знакомства с
руководством компании, а также для участия в каких-то торжественных
церемониях. Билл по этому поводу говорил, что передо мной откроются новые
перспективы. Мол, с обычной человеческой точки зрения я своей удачи даже
оценить не могу. Все это должно будет происходить в забытом Богом городке
Хеллоуине, где-то посреди прерий, воспетых Фенимором Купером.
Звонок "дядюшки" Сэма застал меня как раз в тот момент, когда я
обдумывал планы на ближайшие дни. Он как всегда вкрадчиво-вежливо
поинтересовался моим здоровьем, "не разбудил ли?". Суть же разговора
сводилась к тому, что 22 апреля мы с Биллом должны быть в Хеллоуине. Надо
- так надо. Хоть Хеллоуин, хоть Лысая Гора. Ехать не хотелось по причине
природной лени, и я попытался намекнуть, что без меня может уменьшиться
количество закупаемых биоэнергетических субстанций, что, в свою очередь,
повлияет на работу вечного двигателя. Даже не знаю откуда ко мне пришел в
голову такой вопрос:
- А что будет, когда мы скупим все биоэнергетические субстанции?
Кончатся люди - кончится топливо?
- Нет, - ответил невозмутимый Сэм Дэвилз, - для работы "перпетум
мобиле" достаточно одной субстанции.
Количество - это уже вопрос мощности. Чем больше, тем мощнее. Но будьте
спокойны, пока двигатель питает хотя бы одна субстанция, он будет
функционировать. И уж если есть хотя бы одна субстанция, то всегда
найдутся вторая и третья. Так что не отлынивайте от поездки, тем более,
что это не обязательный выезд в совхоз на уборку картофеля.
Андрей прорвался ко мне на правах старого друга. Он тащил с собой за
руку седую бабулю-одуванчика, которая, похоже, не очень-то хотела быть
гостем этого кабинета. За спинами их маячила Гражина, пожимала плечами:
мол, Ваши друзья - Вы и разбирайтесь. А за ее спиной стоял Варфоломей и
всем своим видом выражал подозрительность и неудовольствие по поводу
появления здесь Андрея. Андрей же аккуратно закрыл за собой дверь, усадил
старушку и сел сам.
- Это моя бабушка. Баба Лина, - представил он спутницу.
- Насколько я помню, у тебя последние десять лет не было бабушки, - то
ли возразил, то ли спросил я.
- Я - троюродная, - ответила за Андрея старушка, которая, по всей
видимости, стала понемногу осваиваться. Голос у нее был мягкий и добрый.
Не знаю почему, но присутствие Андрея раздражало и тревожило меня. А уж
ходить на работу к друзьям, таская за собой бабушку, это совсем ни в какие
ворота. Мне ничего не оставалось, как сесть в свое кресло и ждать
продолжения этого спектакля. Уловив мое состояние, Андрей "успокоил":
- Ты не переживай. Мы только посмотрим на теоя и уйдем. Баба Лина очень
хотела посмотреть, кто тут у нас скупает биоэнергетические субстанции. Да
и у меня к тебе дело.
-Выкладывай, - я был насторожен, ждал подвоха
или насмешки. Если Андрей трезв и при этом не сочиняет стихи, значит он
одержим чем-то другим. И сам черт не знает, что у него на уме. Последний
раз во время такой одержимости он занимался скупкой птиц на базаре,
которых отпускал на волю. Когда во время очередного запоя я спросил у
него, зачем он это делал, он совершенно серьезно ответил: "Я где-то читал,
что птицы - это души умерших людей". Теперь рядом с ним сидела занятная
старушка и добрыми большими глазами изучала меня самым бесстыдным образом.
- Ну что? - спросил у нее Андрей. - Как наш инвалид американского труда?
- Так и есть, милок, - ответила баба Лина.
Я даже не представлял себе, что я должен делать в подобной ситуации.
Они точно состояли в каком-то сговоре в отношении меня.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг