Я хочу вернуться, всё, что я хочу, это наконец, приехать, я должен
вернуться, иначе они решат, что я ушёл насовсем и займут мою комнату.
Она вернётся, я буду ждать её, и она вернётся. Я не знаю, где искать её,
и я останусь там, куда она однажды вошла, чтобы она могла найти меня, если
она захочет меня найти.
Всё слишком нестройно и слишком долго, и если я не умер, я бы уже давно
должен был приехать. Скоро начнёт светать, и я буду стоять у окна своей
комнаты, а на плите будет разогреваться мой завтрак,- у меня ещё остались
две банки салата.
Или что там у меня ещё осталось?
Этот город, так много людей живут здесь дольше, чем я живу на свете, так
много людей покупают подарки и собираются вместе или сидят поодиночке,
каждый у своего телефона, отгородившись от лестничной клетки входной
дверью, отгородившись подъездом и кодовым замком, отгородившись двойными
стёклами окон и своей фамилией, и фамилией жены.
Никто не скажет мне, как её звали. Никто никогда не называл её так.
Одинокая женщина работала всю ночь, а теперь возвращается домой,- раннее
утро, толпы людей в метро. Все добираются на работу, она хочет спать, она
не спала всю ночь, но никто не уступает ей место, и она дремлет стоя,
повиснув на поручне. Раннее утро в метро, на часах новый день, она
возвращается. Там осталась её девочка с почти незнакомым ей человеком. Он
должен был уложить её спать, но она могла закапризничать и не уснуть.
Поспать, хотя бы немного... Нужно будет уговорить его остаться до вечера
или хотя бы...
Выйти в тамбур, я не могу больше, выйти в тамбур... Какая огромная страна!
- Лучше всего с утра, это кофе. Причём не растворимый, а настоящий, из
джезвочки. Это тебя сразу взбодрит. Эй, просыпайся! Давай, всё уже готово.
Солнце. В окнах снега и солнце. Бледное голубое небо, платформа, проехали
платформу, без остановки. Все поднимаются со своих мест, нужно подняться.
Следовало выйти в тамбур заранее, сейчас в голову полезут глупые мысли. Я
знаю, как всё это начнётся, это всегда начинается так, всё начинается
снова.
Эдвард Мунк, норвежский художник, очень боялся прихода Гитлера, потому
что Гитлер рисовал картины короткими мазками, а он, норвежский художник
Эдвард Мунк - длинными линиями. Но немецкие офицеры отнеслись с уважением
к мэтру экзистенциализма... Откуда это и почему?
Заснеженная Прага, изломанные простыни крыш и замёрзший фонтан на
площади. Или это был сон?..
Нельзя было спать в электричке, теперь будет знобить, и вот так каждый
раз, а? Ну ты подумай!..
2. Рандеву
Полукруг окон, застеклённое пространство освещённой комнаты.
Она сидит на табуретке и курит, наблюдая за моими безуспешными попытками
завести виниловый проигрыватель. Ей наплевать, заведу я его, или нет. И
мне становится всё равно. Я говорю: "Может быть, обойдёмся без музыки?" И
в этот момент проигрыватель заводится, и опустив иглу на пластинку, я
выключаю свет и по одной зажигаю свечи.
Мы проводим ночь вместе, и когда она открывает дверь, чтобы уйти, мне
кажется, что это утро будет ещё лучше, чем могла бы быть ночь. Но когда
она исчезает, и я слышу её удаляющиеся шаги, я понимаю,- зная, что это
нелепо,- что потерял её навсегда.
Когда я смотрю на неё, я иногда думаю, что должен лишь захотеть её, нужно
лишь захотеть её... И жадно ловлю каждый её жест, каждую позу в надежде
вызвать в себе желание, но оно рассеивается как дым или как сон каждый
раз, когда я хочу за него ухватиться. Если бы я сумел избавиться от этой
мысли, меня перестало бы раздражать, что она производит столько ненужных
движений.
Я произвожу слишком много ненужных мыслей.
Скоро время, отпущенное мне, истечёт, и я никогда не узнаю, какой могла
бы быть ночь, а утро каждый раз оказывается таким, каким я его знал всегда.
Ветер и шум прибоя во тьме тумана.
Я позвал её, и она пришла, просто потому что больше идти некуда. Мы могли
бы придумать историю, прекрасную как те, что мы слышали, стоит лишь
захотеть... Но в конце концов мы бы всё равно поняли, что единственное,
что нас держит - это то, что нам некуда идти, а значит, незачем
разлучаться.
Я не выбирал её, а она не выбирала меня. Просто мы встретились. Так
получилось - и она, и я искали одного и того же, и наверное, искали бы ещё
долго. Нужно лишь захотеть...
У меня был её телефон, и я позвонил ей.
Она сказала: "Я думала, что никогда больше не услышу твой голос".
А я сказал: "Когда тебе захочется остаться одной, приезжай ко мне".
И она сказала: "Я приеду сейчас, можно?"
И я сказал: "Да".
Родственников не выбирают, и мы не выбирали друг друга.
3. Это и был джаз
Порою невозможно поверить, что это всерьёз. Она оборвала лепестки с
цветка шиповника и бросила его на влажный асфальт, и пошла дальше вдоль
сходящихся рядов белых и серых зданий в бледных сумерках, и скоро взойдёт
солнце, и мы поймём, что всё это было неважно.
Она никогда не вернётся.
Ещё нет машин, и людей ещё нет на улицах, и я вернусь домой и лягу спать,
хотя это так скучно, и проснувшись, пойму, что всё это было неважно, и
ничто не изменит того, что было и будет в моей жизни, и я пойду дальше
рядами безликих домов, и все будут спать, и никто не узнает, что я уже был
здесь, и что она ушла.
Цветы шиповника в запоздалом майском тепле, и уже июнь, и наверное, мне
пора возвращаться.
Пора возвращаться, полно, уже темнеет, и на улицах становится
небезопасно, дворы стихли, и улицы, и в магазинах выключен свет, и
включена сигнализация, и не нужно. Можно было сделать так, а можно было
иначе, и счастье казалось тебе таким близким, ты был меньше чем в полушаге
от победы, и стоило протянуть руку... а можно было и не протягивать, к
чему этот труд... сегодня ты мудр и знаешь, что всё это было неважно, всё
могло случиться и по-другому, но и тогда не могло бы повлиять на то, что
неизменно - мировые законы и твой жребий, и путь к счастью или снежным
вершинам,
попробуй, представь их в воображении, когда вернёшься в свою тёмную
комнату сегодня, в комнату, выходящую окном на другие окна, в комнату с
открытым окном и летними закатами, и зябкими предрассветными сумерками,
которые тайна,
и зеркалом,
крестовиной окна и кипятильником в фарфоровом чайничке, и твоей кроватью с
продавленной сеткой, в комнату, где до утра ты будешь один, и будет утро,
и завтра ты встретишь рассвет и ляжешь спать, потому что захочешь спать, а
когда проснёшься
Лето уходит, будет и ещё лето,
и женщины ещё не раз будут извиваться в танце по ежевечерней программе, и
ты будешь презрительно кривить губы, а платить предоставишь другим, и
никто не заметит тебя среди них, и ты не отличишь её от других женщин,
когда будешь пытаться воссоздать её лицо по памяти, и она ушла и не
вернётся, и это неважно,
и ты можешь купить одно облегающее платье на всех, на всех женщин, и
чёрные очки, и пятнистую косынку, одну на всех, и парик и надевать его на
всех женщин, которые будут изображать то, что ты захочешь от них, пока ты
не разоблачишь их обман, а ты можешь сделать вид, что ни о чём не
догадываешься, и тогда вы будете играть в игру, где они будут той, что
ушла, а ты - никем, и никто не догадается, и это неважно, неважно,
слышишь, неважно!
Вы вместе встретите предрассветные сумерки, она будет спать и дышать тебе
в плечо, лёжа рядом с тобой в постели, и её голова будет лежать щекой на
подушке, и если она вдруг откроет глаза, ты сможешь закрыть глаза и
притвориться спящим.
Стоит ли писать ловкие письма, чтобы оправдаться в неловкой жизни, стоит
ли писать ловкие письма без адреса, и наверное, даже без адресата, и пусть
они все играют в эту игру, а ты нарисуешь им маски в голубых и красных
тонах, и маски, окрашенные охрой, как на иконах,
или гипсовые маски,
маски из папье-маше,
лица женщин, которые никогда не уйдут, и женщин, которые никогда не
вернутся, и никто не будет знать, было ли это когда-нибудь важно, и ничто
не повторится вновь,
ты можешь проснуться в чужой комнате, если захочешь,
(красиво обставить провал - не это ли способ убедить себя в победе или в
том, что всё могло случиться иначе), и вот ты стоишь, победитель на синих
досках подмостков, и ловишь в ладони охряные цветы осени, и воспламеняешь
сложенные из сухих сучьев и старых декораций костры своей памяти, и
некстати закашлявшись от дыма, что придаёт всему видимость реальной жизни,
уходишь, держась за перила, чтобы не упасть, поскользнувшись на мокрых
ступеньках,
осень сгорает дотла, снег заметёт следы, и она не найдёт тебя даже для
того, чтобы разоблачить твой обман
или вернуться,
она никогда не вернётся,
и снег заметёт все следы,
а завтра
В серых холстинах они приходят, в сумерках до рассвета, чтобы успеть
переодеться перед дневным представлением, которое всё равно состоится,
даже если начало будет неуспешным, и зрители будут тупо дремать и сетовать
на зябкость и ранний час, и на то, что занавес открылся с опозданием на
одну почти докуренную сигарету, и на что-то ещё, что в такую рань нельзя
выпить, и вообще, они пришли оттянуться, а вы, едва успев переодеться к
выходу, играете коварных любовников, соблазняя собственных жён, и нацепив
бумажные маски воинов и шутов, устраиваете на наших глазах оргию, а мы не
можем выпить даже бутылочку пива, и что это за дело, когда сатиры
отплясывают на женских платформах, а не копытах, и почему лишь на сцене
происходит то, что должно принадлежать нам!
Не лучше ли просто спать и видеть сны,
но сны непредсказуемы,
зато их можно забыть и увидеть новые,
чтобы видеть сны не нужно вставать в такую рань,
чтобы видеть сны, не нужно думать
и платить за других,
и оплачивать расходы чьих-то любовниц.
И не пора ли уже собирать ветошь для костров, мы все на одной сцене, где
летом играют осень, а осенью - лето, и так наступает зима, и в окнах
зажигают свет, а за окнами падает снег и тает, потом вода замерзает, и на
дорогах становится скользко. Я так редко вожу машину, что мои знакомые
боятся со мной ездить, и только она одна могла не побояться сесть рядом со
мной,
да и то, не зная меня, и лишь потому, что время было уже позднее, и нужно
же было как-то добраться до дома.
Она говорит, что не любит джаз, но понятия не имеет, что это такое, и мы
не скажем ей,
и проснувшись,
она удивится тому, что оказалась в незнакомой комнате,
и вздрогнув от чьего-то присутствия рядом с ней в постели,
вдруг всё поймёт, но мы ничего ей не скажем,
и она так никогда и не узнает, что это и был джаз.
4. Пастушка
Она гасила свечи в моей комнате, накрывая каждую ладонью и не боясь
обжечься, а я смотрел на неё, лежа в постели и боясь пошевелиться, как
будто от этого зависела прочность стен и оконных стёкол, и зима могла
ворваться сюда метелью и холодом снега,- я смотрел, как она гасит свечи.
Потом она стала раздевать себя, и её движения создавали графику театра
теней на бледных от лунного света обоях стен. Она легла рядом со мной и
назвала меня по имени, и тогда я пошевелился.
Теперь бояться было нечего - я мог отвернуться к стене и притвориться
спящим или повернуться к ней и принять бой.
Фанерная дверь. За стенами переодеваются ко сну люди и гасят свечи, всё
обошлось без скандалов, и можно считать, что бал удался.
Сегодня бал почтила своим присутствием сама госпожа *** и, обронив веер,
произнесла шутку, которой все ответили почтительным смехом,- положительно,
бал удался, и теперь они гасят свечи и переодеваются ко сну.
Имена порхают над нами как незрячие бабочки в темноте наших спален.
Почему же я всё не решаюсь закрыть глаза, хотя и выпил совсем немного, и
голова не кружится, а я почему-то всё не решаюсь закрыть глаза.
Я поворачиваюсь к ней, но она уже спит.
Статуэтки, украшающие мрамор перил, как выбеленные ветром и дождями кости
умерщвлённых зверей. В садах луны и в садах солнца.
Женщины повелевают нам оставаться и ждать, каждый раз оставаться и ждать
новый выход. Или новую выходку.
Бутерброд за столиком придорожной кухни, закрытая изнутри на ключ комната
в мотеле с видом на автостоянку. Я потею от волнения, когда они в первый
раз делают это со мной, а они умеют видеть и слышать, и даже дышать в
своих масках, как будто срослись с ними, и если это искусство, то я
обречён. Я вечно буду неправ, потому что искусство - это путь к новой
заре, а я каждый раз буду возвращаться сюда.
Но что это. Вокруг всё те же лица. Они возвращаются.
Они называют искусством прыжки по сцене под звуки умирающих скрипок, что
изображают вспыхивающие в агонии свечи.
Уметь погасить их, не обжегши руку.
Уметь правильно угадать имя в темноте, когда ложишься в постель с
мужчиной - она научилась этому.
Она уснула, и я отворачиваюсь к стене.
Рассвет в пустых комнатах, на бледных стенах, на лицах спящих и в
зеркалах.
Увидеть тебя и стать прозрачным, чтобы не вспугнуть твои сны.
Или стать невидимкой.
В садах луны и в садах солнца, и не прячась более в тени мраморных статуй
и лестниц, приблизиться к тебе и смотреть на тебя всё время, или умереть у
твоих ног
как тёмный рыцарь озёрного края при свечах на балу двоюрной сестры
принцессы, где смех - карнавальный наряд.
И негде укрыться.
Быть невидимкой на галерее теней и фонариков.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг