ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВ
СЕВКА
Юлия вошла в кабинет и положила на мой стол тетрадь.
- Хорошо, хорошо, прочту, - сказал я, предупреждая ее
просьбу.
Молодые аспиранты чуть не каждый день приносят свои неле-
пейшие проекты. Интересно знать, когда они успевают вынаши-
вать весь этот бред? Приходится читать, смотреть чертежи, а
после объяснять, что никакого открытия нет. Нелегкая задача.
Творцы сверхновых гипотез всегда самолюбивы и заранее наст-
роены видеть во мне оголтелого консерватора, если я не сог-
лашусь с ними, но с телячьим восторгом будут трезвонить всю-
ду, что старик не напрасно поглощает кислород, если я согла-
шусь.
На этот раз я ошибся. Вот что было в тетради Юлии.
"Его нашли на чердаке института среди разного хлама и
старья. Робот оказался удивительно живучим и забавным. Едва
к нему подключили питание, он расшаркался перед нами и поб-
лагодарил в изысканных выражениях. Мы долго забавлялись,
предлагая ему различные задачи. Часто ответы были наивны и
комичны. Впрочем, полвека назад они не казались такими.
Кто-то придумал роботу имя - Севка. Мы нашли его удачным.
А в общем-то, Севка довольно примитивный и допотопный ро-
бот. Наверно, одна из первых моделей. Не знаю почему, но ро-
ботов тогда делали похожими на людей. У Севки большая круг-
лая голова, квадратное лицо с целлулоидными окошечками-гла-
зами и картофелевидным придатком на месте носа. Нос полый, в
нем Севка может хранить батарею.
Ограниченные возможности работы и скудость "мышления"
сделали Севку общим любимцем. Скорее, это была жалость: ря-
дом с новейшими кибернетическими устройствами бедный Севка
так примитивен! Кое-как придумали ему подходящее занятие -
он стал швейцаром в нашем корпусе. Здесь он оказался на сво-
ем месте. При встрече с нами он расшаркивается, как испанс-
кий гранд, помогает раздеться, пальто и шляпу уносит в раз-
девалку. Вообще Севка охотно оказывает любые несложные услу-
ги: бегает в буфет за бутербродами и кофе, приносит свежие
газеты... В шутку про него говорят, что в институте он неза-
меним. Встречая нас по утрам, он болтает разную чепуху,
справляется о здоровье, говорит о погоде и даже интересует-
ся, кто что видел во сне. Он не знает, что теперь все прини-
мают таблетки Бирканола и никаких снов не видят.
У Севки пластмассовые ноги. Одна из них надломлена, Долж-
но быть, когда он лежал на чердаке, на н^Го бросали тяжелое.
Мы кое-как исправили его, но Севке все равно приходится во-
лочить ногу. Глядя на него, поспешно ковыляющего навстречу,
каждому становится немного жаль его, будто он настоящий че-
ловек, а не бездушный робот.
Но в поведении Севки и в самом деле есть что-то странное.
Однажды, как обычно в двенадцать часов, я спустилась вниз за
своим завтраком. Сверху мне был виден Севка. Он стоял в гар-
деробе между двумя рядами вешалок. Руки у него прозрачные,
будто из воска, просвечивают рубиновые жилки проводников и
бордовые узлы сопротивлений. В руках Севка держал мою дошку
из мерлона под соболя. Ломкие Севкины пальцы с болезненной
нежностью гладили мягкий ворс. Услышав шаги, робот поспешно
оставил дошку и заковылял мне навстречу.
- Чем могу быть полезен?
- Сходите в буфет. Мой завтрак - бутерброд с икрой и ча-
шечка кофе, - попросила я.
Севка шаркнул калеченой ногой и захромал к буфету.
А в конце того же дня он отпаял новую фишку (теперь у нас
в моде говорить "отпаял фишку"; раньше бытовало и вовсе
бессмысленное: "отколол номер"). На прощанье Севка всем го-
ворил "до свиданья" или "спокойной ночи", но когда прощался
со мной, сказал нечто странное:
- Как жаль, что завтра воскресенье и я не увижу вас. Мне
будет очень скучно.
Наши зубоскалы-практиканты из института математической
медицины-загоготали, как заводные японские игрушки. Бедный
Севка стоял в центре, забавно поджав свою искалеченную ногу.
- Милый Сева, мне тоже будет недоставать вашего общества,
- в тон роботу ответила я, но моя шутка получилась натяну-
той.
В понедельник, едва я вошла в вестибюль института, Севка,
прихрамывая, засеменил мне навстречу. Квадратную физиономию
его перекосила рекламная улыбка. Мне показалось: робот оша-
лел от радости, он даже забыл поздороваться, не поинтересо-
вался, как я спала, словом, не произнес ни одной любезности
из своего арсенала штампованной вежливости. Принял мой плащ
(на улице был дождь) и, пока я стояла у зеркала поправляла
прическу, он деликатно молчал.
- У вас сегодня другие духи, - заметил он. Картофельный
нос Севки почти коснулся моих волос. - Это, наверное, "Юве-
нальные?" - продолжал он. - А в субботу были "Любовь марси-
анки". Вы умеете выбирать духи: в такую погоду, как сейчас,
лучше "Ювенальные".
Я усмехнулась. Оказывается, этот болван умеет говорить
комплименты.
- Откуда ты знаешь названия духов? Это же совсем новые
сорта, - заинтересовалась я.
- Все, что касается вас, я узнаю по наитию, - совершенно
серьезно ответил Севка и как-то жалко улыбнулся ослепитель-
ным оскалом пластмассовых челюстей.
Это было уж слишком. Я поспешила уйти. В неоновой глубине
Севкиных глаз мне почудилась боль.
Трудно вообразить что-нибудь более наивное, но я в самом
деле подумала: не влюбился ли в меня этот полупроводниковый
истукан-набор сопротивлений и радиоламп, к тому же безнадеж-
но устаревшей конструкции. Не очень-то лестно. Не настолько
уж я дурна собой, чтобы обрадоваться вниманию робота.
Я внушала себе, что все это бред, нелепое мое воображе-
ние. Просто такая программа у этого Севки: он всегда вежлив,
услужлив, и быть иным не может. Но что поделаешь, иногда я
склонна к предубеждениям.
В этот день я не пошла завтракать: мне не хотелось встре-
чаться с роботом. Но Севка вспомнил обо мне сам. Когда я за-
писывала на ленту данные последнего опыта, за спиной раздал-
ся его голос:
- Юля, я принес ваш завтрак.
От неожиданности я вздрогнула. Севка держал поднос с ча-
шечкой кофе и бутербродом. Робот вежливо улыбался.
Пока я ела, он безмолвно и неподвижно стоял передо мной.
Только глазные лампочки его усиленно мигали. Неожиданно
внутри его кустарной утробы что-то щелкнуло и запищало. Сев-
ка длинными пальцами открыл крышку на груди и, порывшись
внутри, исправил. Писк прекратился.
- Извините, оборвался контакт. Они очень плохо запаяны, -
виновато объяснил Севка. Он постоял еще с полминуты и вдруг
спросил:
- Юля, у вас сегодня свободный вечер?
- Да, - окончательно растерялась я.
- Если не возражаете, я приду к вам. Мне нужно многое
сказать. Я буду ждать вас в девять вечера на бульваре у ва-
шего дома.
Севка поставил на поднос пустую чашку из-под кофе. Я
смотрела на его несгибаемую спину и покатую, словно тыква,
голову.
"Поздравляю, - мысленно сказала я себе, - о таком любов-
нике можно только мечтать".
...Дальнейшее я не могу рассказывать спокойно. Я до сих
пор чувствую себя преступницей.
Севка пришел под вечер, как и обещал. Я выглянула в окно
в десятом часу. Робот был уже на месте.
"Этот, по крайней мере, хоть точен", - подумала я.
Севка стоял, привалившись к фонарному столбу. Он походил
на отвергнутого любовника. На согнутой руке его висел старый
плащ. Робот захватил его на случай дождя: его батарейки
чувствительны к влаге. В сумерках глаза робота вспыхивали
по-кошачьи. Удивленные прохожие шарахались от него. Я решила
выйти и сказать, чтобы он немедленно возвращался в институт.
В конце концов робота пора поставить на место. Меня уже не
на шутку возмущала его нелепая привязанность. В самом деле,
не хватало только любви механического болвана.
Я твердо шагала по дорожке. Мягкий серебристый свет падал
через поредевшую листву кленов, неровными блестками мерцал
на влажных плитках лабрадорита. Точнее, не лабрадорита, а
обычного бетопластика, но сделанного под лабрадорит.
- Немедленно ступайте на свое место, - приказала я робо-
ту.
Он стоял передо мной, как напроказивший школьник, поту-
пившись и опустив голову. Край плаща свисал до земли. Сло-
манную ногу Севка по привычке подогнул. Робот ничего не от-
ветил, покорно повернулся и побрел вдоль аллеи. Плащ воло-
чился, шурша опавшими листьями.
Я люблю эту аллею. Здесь всегда тихо. Особенно вечером.
Томный свет голубоватых искусственных лун струился вдоль до-
рожки. Я неторопливо шагала домой. Севка еще не дошел до уг-
ла. Я слышала его вялые шаркающие шаги. Я оглянулась. Не-
вольное раскаяние шевельнулось во мне. Мелькнула дикая без-
рассудная мысль: кажется, этот бездушный робот и впрямь уд-
ручен. Я бегом догнала его. Он поднял свою тыквенную голову,
остановился вполоборота ко мне и подобрал плащ.
- Если вашим механизмам тяжело двигаться, я позвоню в
институт: пришлют машину, и вас погрузят в нее. - Я нарочно
подбирала такие слова, чтобы этот истукан не забывал о раз-
нице между ним и мною.
- Никакой физической усталости я не испытываю, - ответил
Севка. - Напротив, мне очень приятно идти по местам, где вы
бываете ежедневно. Только здесь очень многое изменилось. Не
изменились только вы.
Бог знает, что он выдумал. Я напомнила:
- Может кончиться питание.
- Я взял запасную батарею.
Мы вышли на берег канала. Обычно здесь много народу: ска-
мейки вдоль набережной, уютно закрытые тенью деревьев, из-
любленное место свиданий. Но сегодня холодно и скамейки пус-
товали.
- Я хотел с вами поговорить, - напомнил Севка.
- Слушаю, - сухо ответила я.
- Я чувствую, вы не любите меня. Таких, как я, женщины не
любят: я слишком предан и постоянен. Но, умоляю вас, Юлия,
скажите одно: могу я хоть когда-нибудь рассчитывать на вашу
взаимность?
Ну и ну! Я-то думала, такие фразы можно только прочитать
в старинных романах!
- Перестаньте говорить ерунду, - сердито оборвала я. - Вы
не более чем обычный робот. О какой взаимности может быть
речь? Идите в институт и занимайтесь своим делом, не расхо-
дуйте напрасно питание.
Севка шумно, с гальваническим треском внутри, вздохнул и
опустил голову. Так он стоял с минуту. Я уже в самом деле
хотела вызвать машину и запихать в нее робота, когда он сно-
ва выпрямился.
- Я не стану портить вам настроение, Юлия. Я не хочу,
чтобы вы волновались из-за меня. Вы больше никогда не услы-
шите обо мне. Но если бы вы только знали, как я страдаю. Од-
но забвение может спасти меня от муки, но, обретя забвение,
я потеряю мир и вас, Юлия.
Театральным жестом Севка отшвырнул плащ и неестественно
прямо шагнул за парапет набережной. Холодные брызги попали
мне на лицо. Темная вода сомкнулась над роботом. В глубине
урчало и шипело, над водой поднимался горьковатый смрад. Ви-
димо, внутри Севки находились чувствительные реактивы..."
На обороте последнего листа рукой Юлии сделана приписка:
"Дорогой Игорь Антонович, прошу Вас, верьте всему, что напи-
сано, - это истинная правда. И, пожалуйста, успокойте меня,
скажите, что это было: шутка конструктора, заложившего прог-
рамму, или другое? Боюсь, было что-то другое. Скоро год, как
утонул Севка, а меня все одолевают сомнения,.."
...В этот вечер я не стал принимать таблеток Бирканола.
Мне не хотелось спать, нужно было многое восстановить в па-
мяти. Я вспомнил родную бабушку нашей Юлии. Кстати, ее тоже
звали Юлией. В их семье это имя пользуется популярностью с
незапамятных пор. Юлия-внучка внешне удивительно похожа на
свою бабушку. Полвека назад Юлия-бабка была такой же юной и
прелестной, как и внучка. Помнится, все мы были отчаянно
влюблены в нее, и больше других Глеб Круглов. Тот самый Глеб
Круглов, который позднее прославился скандальной теорией
"Неизбежности ошибок". Но тогда имя Круглова никому еще не
было известно. В институте Глеба считали "юношей, подающим
надежды" - не более (попробуйте сыскать юношу, который бы не
подавал надежд). А Юлия... Впрочем, что можно сказать о кра-
сивой женщине. Красота - это не так уж мало, особенно в наше
время, когда получить приличное образование не составляет
труда. Но чтобы быть справедливым, должен сказать: Юлия не
без успеха занималась бионикой и кибернетикой. Таков уж был
век, без этого не обходились даже красивые женщины.
Мы - юнцы (кстати замечу, тогда и тридцатилетние счита-
лись юнцами, должно быть, по уму) - все были немного фатами,
а если и не были, старались прослыть таковыми. Один только
Глеб не стеснялся походить на самого себя. А гордиться ему
по тогдашним нашим понятиям было решительно нечем. Слишком
он был робок с женщинами, к тому же скромен, застенчив и
постоянен. Все эти качества сами по себе, возможно, не так
уж и плохи, только любовь и внимание женщин достигаются не
ими. Всем нам было ясно, что шансы Глеба на успех у блиста-
тельной Юлии равнялись нулю. Он и сам понимал это, но не мог
побороть своего характера. Он увлекался тогда бионикой и
весь отдавался работе.
И все же он не пропускал ни одной вечеринки, где бывала
Юлия. Смешно было глядеть на него. Он не отводил от Юлии
взгляда и таскался за нею по пятам. А другие из-под носа
приглашали ее танцевать. И она смеялась над ним. А он терпе-
ливо сносил колкие ее насмешки. Но однажды... Я хорошо за-
помнил этот новогодний бал-маскарад. Царицей вечера была
Юлия. Несмотря на маску, ее узнали сразу. Все мы вертелись
вокруг нее. Но только напрасно. Если Юлия была царицей, то
королем маскарада был незнакомец в костюме польского шляхти-
ча. Никто из наших не знал его. Он был необыкновенно остроу-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг