новые машины почему-то оставались далеко позади. Да и эгидовский
"Жигулёнок" был весьма шустрый. Внешне неброский, не первой свежести, но с
форсированным двигателем и кучей разных полезных хитростей под капотом.
Как раз такой, на каком и следует сыщику ездить по очень важным делам...
Соревнования в этот последний день начинались в тринадцать часов.
Серёжа и Аня подъехали к "Юбилейному", когда всадники уже вовсю прыгали.
Дома, размявшись и расходившись, Сергей стал чувствовать себя очень
даже прилично и категорически настоял на поездке, хотя Аня его
отговаривала. Когда они вышли из дома и "Топоту" тряхнуло на первом из
тысячи неизбежных ухабов, он горько раскаялся в своём упрямстве и чуть не
запросился обратно. Однако мужской гонор победил, и он промолчал. Теперь
он сидел на трибуне и больше делал вид, что смотрит на поле, а сам
прижимал к боку локоть и заново учился дышать.
По жеребьёвке сегодня первыми прыгали финны. Случай свёл всех четырёх
финских всадников в одной десятке, и, наверное, невыгодная ситуация
здорово попортила им нервы - спортсмены волновались, делали ошибки и,
соответственно, в перепрыжку никто из них не попал. В одном десятке с ними
оказался и Бенгт Йоханссон на своей рыжей кобыле. Когда его вызвали на
манеж, Сергей сразу стал ждать, чтобы лошадь снова выкинула какой-нибудь
фортель и лишила своего хозяина всех надежд на победу. Сегодня Сергей
ожидал этого почти со злорадством. И Слипонз Фари не подвела. То ли ей
самой что-то не нравилось, то ли всадник выехал прыгать не с тем
настроением и она это почувствовала... Ни о какой гармонии у них с Бенгтом
нынче речи не шло. Могучая кобыла мотала головой и откровенно взбрыкивала,
всячески выражая человеку своё недовольство... и с неотвратимостью злой
судьбы снесла жердь на одном из первых же препятствий.
Если не везёт - это надолго!..
Выбравшись на загородную трассу, белый "Жигуль" перестал обращать
внимание на знаки ограничения скорости. Инспектора ГАИ вскидывали было
жезлы, но, рассмотрев номера, успокаивались. Когда автомобиль взбирался на
горки, за кормой в сплошной сетке дождя ещё возникали высотные силуэты
города, но по бокам уже мелькали то крохотные домики садоводств, то
нарядные кирпичные особнячки. И чем дальше, тем реже становились
сады-огороды, а участки дивной лесной красоты - всё продолжительней...
Присутствие Любаши обратило хмурого Фаульгабера в учтивого кавалера.
Когда девушка поинтересовалась, далеко ли ехать, он ответил
незамедлительно:
- Километров девяносто... Слава Богу, почти до места асфальт, так что
часика за полтора долетим. Если старушка, конечно, не закашляет...- Он
трижды постучал по рулю. - Вы поспите, если устанете. А то радио можем
послушать... - И похвастался: - У меня их ажно два. Одно цивильное, другое
наше - милицейское.
Крутанул ручку на панели - и в маленьких динамиках сдавленно засипело,
послышались голоса, близкие и далёкие. В это время мимо эгидовского
автомобиля как раз проплывала сине-белая патрульная "Вольво", ехавшая ещё
быстрей. За рулём сидел подтянутый гаишный майор. Он внимательно заглянул
внутрь "Жигулей", и Фаульгабер поднял руку, здороваясь. Майор кивнул ему,
мощная "Вольво" легко умчалась вперёд, и через минуту в эфире прозвучало:
- Четырнадцатый, прими белого "Жигуля", "шестёрку". Не тормози - свои
едут...
Фаульгабер поднёс к губам маленький микрофон:
- Спасибо, Иван Анатольевич! А то нам туда-обратно почти две сотни
мотать...
- Пожалуйста,- отозвался майор. Его "Вольво" уже нигде не было видно.
- Я четырнадцатый, - раздался молодой голос. - Понял! Слышь, браток,
только ты поаккуратней... места всё-таки дачные, не задави никого. Лады?
- Лады, ребята. Спасибо!
- Свояк свояка видит издалека?.. - понимающе спросила Любаша.
- А то как же, - впервые за всю дорогу улыбнулся Семён. - Работа
такая...
Ладно, я вам обычное лучше включу. А то ужастей всяких наслушаетесь...
"Эльдорадио" как? Устроит?
В салоне зазвучала негромкая мелодичная музыка: передавали золотые
старые песни. Кого-то приглашали зайти в отель "Калифорния", кто-то брал
билет до города Одиночество, кто-то искал дом, у которого солнце встаёт...
Машина миновала развилку, где шоссе "Скандинавия" превращалось в
настоящий европейский автобан, широченный и гладкий. Даже официально
разрешённая скорость была здесь сто десять, а уж неофициально...
Фаульгабер разогнал "Жигули" до весёлого посвистывания за окнами, но
мокрый асфальт всё равно стлался под колёса мягко и гладко. Умеем же,
когда захотим...
Дождь горизонтальными струями устремлялся в лобовое стекло, щётки
работали не переставая. "Эльдорадио" передало новости, потом рекламу,
потом прогноз погоды... Потом опять пошла музыка. Болотными огоньками во
тьме проявлялись и угасали аккорды, сплетаясь в неосязаемую мелодию, и
наконец приглушённо и призрачно зазвучал голос певицы... Антон эту песню
слышал, естественно, не впервые, и никогда она ему особо не нравилась, но
на сей раз он ощутил, как внутри что-то сладко и больно отозвалось,
удивился и... вспомнил. Это была та самая песня из фильма "Твин Пикс", под
которую на вечеринке он танцевал с Аней.
Картины позавчерашнего вечера тотчас поднялись перед глазами, начисто
заслонив тёмно-серую ленту шоссе и мелькающие километровые столбики. Вот
он подаёт Ане руку, и она поднимается ему навстречу из-за стола. Вот его
ладони осторожно ложатся на её талию... а её руки касаются его плеч... Уже
знакомая электрическая волна пробежала по всему телу, от макушки до пят. А
ведь каких-то три дня назад он кормил в подворотне котов, умилялся
доверчивой ласке Анжелки и понятия не имел, что переживёт нечто подобное!..
Пока длилась мелодия, "Жигули" успели намотать на колёса ещё несколько
километров. Но вот песня кончилась, и Панама медленно вернулся к
реальности.
Взглянул на часы и подумал, что надо бы позвонить Ане, волнуется же
небось...
Уже протянув руку к мобильному, он покосился в зеркальце на Любашу.
Потом повернулся всем телом, насколько позволил ремень.
Девушка дремала, убаюканная тихой музыкой и плавным покачиванием
автомобиля. Должно быть, она в самом деле теперь легко уставала... Сон
стёр с её лица жизнерадостную весёлость, и Антон рассмотрел бледную до
прозрачности кожу, впалые щёки, страдальческую складочку между бровей...
"Полгода,- вспомнилось ему,- в лучшем случае годик..." Тут она чему-то
улыбнулась во сне, чуть подвинулась, устраиваясь удобней... И Панама
осознал, что она накинула на себя его кожаную куртку, и та обнимает и
греет её, как объятие, и...
Антон с трудом заставил себя отвернуться и невидяще уставился в лобовое
стекло. Он сам не понимал, что с ним творилось. В душе неведомо откуда
поднялась такая волна нежности и тепла, что стало трудно дышать. Некая
часть его существа пребывала сейчас на заднем сиденье и бережно обнимала
спящую девушку, следя, чтобы ей было хорошо, тепло, и покойно, чтобы ничто
не потревожило её сон. А зачем нужна железная шея, как не затем, чтобы её
обняли такие вот слабенькие, хрупкие руки, зачем крепкое плечо под кожаной
курткой, как не затем, чтобы Любаша могла прижаться щекой и почувствовать,
что он рядом, а значит, будет всё хорошо...
Фаульгабер мельком взглянул на него. Потом в зеркальце на Любашу. И
шепнул:
- Спит?..
- Спит, - тоже шёпотом отозвался Панама. Минут через пятнадцать Семён
высмотрел впереди указатель. Плавно сбросил скорость и свернул на дорогу,
ведущую в животноводческое хозяйство, так аккуратно и мягко, словно вёз
детскую коляску по садовой тропинке.
Музыка по радио сделала паузу. Смолкли электронные ритмы, остался лишь
приглушённый стук дождя по металлической крыше, да ровный гул двигателя,
да изредка - плеск воды, ударявшей в днище из-под колёс...
А потом где-то в недрах студии поменяли компакт-диск, и над промокшими
соснами, над быстро бегущей машиной началось величавое шествие простой и
царственной в своём благородстве мелодии. Музыка рвала облака и впускала в
серый мир солнце и молнии, она проникала в самые глубины души, изгоняла из
неё всё мелкое и недостойное, рассказывала о несбыточном и высоком, о
гибели и надежде, о последнем бое и о бессмертной любви...
Мелодия "Романса" Свиридова.
...Баталия на манеже "Юбилейного" развернулась нешуточная. В последний
день разыгрывался самый престижный и значительный приз, а потому кипение
страстей достигло предела. Желание выиграть толкало спортсменов на риск -
и одним адреналин в крови помогал мобилизоваться и выдать максимум
возможного, других заставлял нервничать и совершать всё больше ошибок.
Летели наземь жерди и уносили с собой чьи-то шансы на выигрыш. Более
удачливые и хладнокровные показывали высочайшее мастерство, до предельной
резвости разгоняли коней, "на одной ноге" выполняли казавшиеся
невыполнимыми повороты... Лошади выпрыгивали из немыслимых положений -
причём всадники некоторым чудом умудрялись не помешать им-и снова мчались
вперёд. Раздувались ноздри, блестели внимательные глаза, реяли, как боевые
знамена, пышные ухоженные хвосты...
Трибуны ликовали, приходили в отчаяние, замирали в безмолвном
сопереживании - и опять ликовали. Азарт спортсменов заражал зрителей и
возвращался обратно усиленным в тысячу крат. Судьи несколько раз призывали
гостей дворца к сдержанности, опасаясь, как бы аплодисменты или дружный
стон зала не помешали всадникам на маршруте. Всё бесполезно! На
энергетической карте города "Юбилейный" определённо сиял как большая,
мерцающего блеска звезда!..
Среди таких протуберанцев страстей лишь последнее бревно осталось бы
безучастным. Даже Сергей время от времени забывал, что сегодня был самый
что ни есть решающий день, когда всё должно было окончательно проясниться.
То есть вечером ему предстояло либо целовать вызволенного Кузьму... либо
вешаться, под вопли Кошмара, на Анькиной импортной люстре. Приблизить
развязку или повлиять на неё Серёжа не мог (попробовал вот, так чем
кончилось! Даже вспоминать больно...), и потому изо всех сил старался не
думать ни об уехавшем куда-то Антоне, ни о генах в пробирке, ни о
"коренастых и русоволосых" или, наоборот, "темноголовых и рослых"...
Иногда ему это удавалось. Например, когда серебристый жеребец под
молодой немкой прямо-таки лебедем проплыл над всеми препятствиями, а после
финиша, словно приветствуя зрителей, явно в порыве чувств вскинулся на
дыбы и пробежал несколько шагов на задних ногах...
Однако следом яркие краски манежа вдруг меркли у Сергея перед глазами,
он заново осознавал, что где-то в недоступных для него сферах решалась -
вот прямо сейчас и решалась! - судьба лучшего на всём свете коня... и в
животе становилось мерзко и холодно...
Он в который раз посмотрел на часы: "Блин, где же Антон? В лесу
заблудился? Мог бы и позвонить..."
Аня, как это у них порою случалось, ответила на его невысказанные мысли:
- Это же деревня, Серёжа. Маленькая деревня в лесу... Два коровника и
телефон на центральной усадьбе. А у него и так счёт на минуты...
На самом деле Панамореву многое могло помешать отзвониться Ане на
сотовый.
В том числе авария на шоссе. Сергей решительно отогнал от себя сперва
видение перевёрнутой и сплющенной машины в кювете, потом - этой же машины,
безнадёжно застрявшей в глубокой, танку не вылезти, колее...
Рыжий Рейсфедер вынес на манеж элегантную москвичку Наташу, взял два
первых препятствия, и стало понятно, кто сегодня главный претендент на
победу.
Сергей снова подался вперёд, во все глаза наблюдая за всадницей и
конём...
Аня же больше смотрела на его локоть, плотно прижатый к правому боку.
Мужчины, чёрт бы их взял!.. Будто она не видела, как он вздрагивал,
забираясь в "Тойоту"... а потом после каждой рытвины зеленел... Того не
может понять, что у неё у самой от его вида правый бок уже начал болеть!
Она ощутила, как к глазам снова подступила никому не нужная влага, и
поспешно отвернулась, чтобы Сергей не заметил. А когда вновь посмотрела на
него, то увидела, что он осторожно ёрзает в пластиковом кресле, собираясь
с духом для усилия, потребного, чтобы подняться.
- Ты куда? - сразу испугалась она. - Тебе плохо?..
- Умирать поползу, - буркнул Сергей. - В тихом уголке...- У Ани
запрыгали губы, и он объяснил, почти извиняясь: - В сортир наведаться
надо. Кто меня всё утро куриным бульоном накачивал?..
Серёжа отсутствовал долго, гораздо дольше, чем требовалось для похода в
туалет и обратно. Он вернулся, когда на манеже сражался с препятствиями
рослый поляк на маленьком, но невероятно прыгучем коне. К этому времени
Аня на всём серьёзе собиралась отправляться на поиски. Оглядываясь, она
наконец-то увидела Сергея в проходе: он махал ей рукой, требуя немедленно
подойти. Жесты были совершенно отчаянные, а лицо - перекошенное и белое,
как бумага. Аня испуганно вскочила и почти бегом поспешила к нему под
раздражённое шипение зрителей, которым она наступала на ноги и мешала
смотреть.
- Анька, беда! - встретил её Сергей. - Заказа увезли...
- Как?.. - ахнула девушка.
- А вот так. Прохожу я по коридору, в окно, конечно, смотрю, а двери
обоих шведских боксов - нараспашку... Я в конюшню... Там Вовчик с лошадью
возится...
Я к нему: "Где кони?" Он: "А откуда я знаю... Одно видел - минут сорок
назад выехал из ворот шведский коневоз... "Паджеро" с прицепом. А что там
и как..."
Сергея натурально трясло, он чуть не плакал. По крайней мере, возле
глаз надулись предательские упругие бугры. Челюсти были плотно сжаты, а на
обтянутых скулах под кожей перекатывались желваки.
- Ань, что же теперь? Увезли коня... Сволочи... А куда следак, мудозвон
хренов, запропастился?!
Он старался говорить шёпотом, но мало что получалось. Зрители, сидевшие
у прохода, начали недовольно коситься.
Анна растерянно молчала. Пыталась что-то сообразить, но в голове было
пусто. Подобный поворот не входил даже в худший из возможных сценариев,
которые она всё это время мысленно прокатывала. Какое расследование, какие
вещдоки, какое международное право?! Увезли!.. Вот так просто взяли и
увезли...
Чувство полной беспомощности... Унизительное и страшное чувство, когда
хоть в стену головой - и то лучше, чем ничего не делать и просто молча
кипеть...
В огромный пустой холл дворца они вышли с такими лицами, словно у них
на глазах только что кого-то убили. Или сами они запланировали убийство и
наконец-то шли исполнять...
Неудивительно, что к ним сразу направился милиционер. Жутко бдительный
после вчерашней истории с бомбой.
- Что случилось, молодые люди?
- Что, что!.. - сорвался Сергей. - Такую лошадь прошляпили!
"Чокнутые они, эти конники, - подумал сержант. - Насмотрелись..."
- Может, помочь чем?
Сергей невежливо развернулся и зашагал к выходу: оставаться здесь и тем
более возвращаться в зал сделалось физически невыносимо. Аня побежала за
ним.
- Жалостливый нашёлся... участливый... - зарычал Сергей, когда они
оказались на улице. - Все они такие!.. И этот, и следователь сайский!..
Блевать от них тянет!.. Сострадают, сочувствуют... пока ничего делать не
надо... а как делать, так ни хера не могут и не хотят!.. Что им Заказ, им
хоть всю страну вывези... Законники... Пофигисты, мать их... Ну где этот
Панаморев? Куда провалился?!.
...Телепатия, как это иногда бывает, сработала. "Пи-пи-пи-пи!" -
донеслось из чехольчика на Ани-ном поясе. Она поспешно схватила мобильную
трубку:
- Да?
- Анечка, как дела?.. - долетело оттуда. Сергей узнал голос и выдернул
у девушки телефон. Аня успела припомнить, как он матерился минуту назад, и
испугалась - не наговорил бы чего. Но жокей ответил с негаданно
вернувшимся самообладанием:
- Дела самые блестящие. Мы сейчас в "Юбилейном" и только что выяснили,
что швед коня увёз...
- Так!.. - Чувствовалось, что Панама на том конце напряжённо
соображает. - Давно?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг