подаёт? Архангел Гавриил?.."
Витя и Миша чуть не стукнулись головами, заглядывая в зады только что
установленной "корзины", и, судя по смущению на физиономиях, там действительно
обнаружился непорядок.
"Ну, перепутали мальчики клеммы, подумаешь, чего не бывает, - вступился за
подчинённых Рудаков. - Ты там в программе смени где-нибудь знак, и дело с
концом..."
"Не буду!!! - Жуков упёрся рогом и был готов пойти на скандал. - Монтаж с
ошибкой, ещё я ради него начну программу увечить? Чтобы ошибки благополучно
плодились? Делением и почкованием?.. Нет уж! Пусть модель стопорят..."
Каширин демонстративно посмотрел на часы, но остался на месте. У него был
вид болельщика, следящего за олимпийским финалом.
Пока Витя с Мишей бегали вниз, перекидывали концы и снова бегали вниз,
Жуков сидел неподвижно, скрестив на груди руки и чувствуя, как стекает между
лопатками пот. Он принципиально не выключал компьютер и программу не
останавливал. Когда всё снова включилось и регулятор подхватил управление,
Жуков понял, что победил. Программа приспосабливалась к условиям, которые ей
предлагали, работала на энергосистему и в группе, вываливалась вместе с
подопечным агрегатом на изолированную нагрузку. И всё это - спокойно,
уверенно... разумно.
"Интересно, - сказал наконец Каширин. И поднял глаза на Рудакова: -
Умеешь, Евгений Германович, толковые головы вокруг себя собирать..."
В смежной комнате, раскляченный на лабораторном столе, трудился
преобразователь. Он легко справлялся со своими обязанностями, поплёвывал на
помехи - и весело пел на разные голоса.
Жуков добрался домой почти с тем же ощущением крыльев, что и в тот вечер,
когда ему предстояло пережить угон "Москвича". Он даже слегка обеспокоился по
этому поводу, подспудно ожидая какой-нибудь пакости от судьбы, однако на сей
раз всё кончилось благополучно. Его не сбила машина, не ограбили зэки,
сбежавшие из "Крестов". Он даже не простудился на невском ветру. А через
несколько дней у него дома раздался телефонный звонок, явивший собой достойное
завершение его эпопеи на Турбинном заводе.
- Валерий Александрович? - произнёс приятный незнакомый баритон. - Это вас
из фирмы "Глория" беспокоят. Хотим предложить вам работу...
- "Глория"? - удивился доктор наук. - А откуда вы, если не секрет, про
меня..?
- Так ведь земля кругленькая, - засмеялся баритон. - У всех знакомые, у
тех ещё знакомые... Вы же не будете отрицать, что недавно на Турбинном нос
кое-кому утёрли?
- Ну... - замялся Жуков. - А в чём ваша проблема? Ему несколько путано
рассказали о локальной компьютерной сети, нуждавшейся в очень хорошей защите.
Валерий Александрович прикинул масштабы работы и деликатно заикнулся о размерах
оплаты. Баритон назвал цифры, заставившие Жукова нашарить ногой табурет и сесть
на него.
- Я сначала подъехал бы, живьём посмотрел...- сказал он затем. - Вы где
находитесь?
В трубке заразительно расхохотались. Потом укоризненно произнесли:
- Вы, Валерий Александрович, явно с приличными фирмами не работали. Вам, с
вашей головой, себя ценить надо! Мы за вами с удовольствием машину пришлём.
Когда вам удобнее?..
...На сей раз никакого запаха серы Валерий Александрович не ощутил. А
зря...
По ком звонит колокол.
От автомобиля, поставленного в проулочке у театра, до центральных дверей
Дома прессы Благому нужно было пройти не больше сотни шагов. Но, едва заперев
"Жигули", он натолкнулся на какого-то парня - тот стоял у стеклянных витрин,
хотя рассматривать там было особенно нечего. Благой перехватил пристальный
взгляд парня и почувствовал толчок, какой ощущают схватившие пулю. Борис
Дмитриевич мгновенно вспотел, ослепительно остро осознав полную свою
беззащитность и то, что в любой момент и с любой стороны мог последовать
выстрел или удар... Такого с ним никогда ещё не бывало. Даже после памятной
передачи про бандитского авторитета Плечо, когда ему угрожали по телефону...
Человек, почти на этом же месте назвавшийся Иваном Ивановичем, был прав:
журналистов, как и адвокатов, убивают редко. Иначе какой-нибудь Минкин давно
уже отправился бы на кладбище - с оркестром и траурными речами. В авторов
опубликованных материалов стрелять глупо. И, главное, невыгодно. А вот если
неопубликованных... если человек напал на след и собирает факты... Тут уж всё
зависит от масштаба фактов. И масштаба людей, стоящих за фактами...
...Чуть дальше стояли мужчина и женщина. Когда Благой проходил мимо, пара
деланно расхохоталась. Он твердо сказал себе, что не будет оглядываться. Но
ощущение направленного в спину ствола оказалось слишком жутким, и он всё-таки
оглянулся: пара смотрела ему вслед. Ещё шаг. Ещё... Почти против двери виднелся
"Опель-кадет". Бритоголовый, сидевший внутри, угрюмо оторвался от журнала с
эротическими картинками и, не скрываясь, с интересом проводил Бориса
Дмитриевича взглядом...
"Так начинается открытая слежка, - подумал Благой.- Или скрытая дорога в
психушку..."
Что хуже, он не знал. Наверное, второе.
У него на рабочем столе лежал коричневый блокнот в добротном кожаном
переплёте. Этот блокнот он сам подарил Лёше Корнильеву чуть больше месяца
назад. "Скорей всего, убийцу мы не найдём, - откровенно сказал ему руководитель
следственной группы. - Но в том, что это заказное убийство, причем
профессионально исполненное, сомнений лично у меня никаких..."
Благой с главным редактором в первый же день напрягли все свои связи, и в
результате к расследованию подключились немалые силы. И территорию вокруг метро
прочёсывали не случайные, наспех обученные после армии менты, а настоящие
матёрые сыщики. Но, кроме показаний пожилой дежурной в метро, ничего не добыли.
Дежурная вспомнила парня, вроде бы студента, который сошёл с эскалатора хромая
и морщась, и потом некоторое время стоял у стены, растирал ногу. Она ещё
подумала с сочувствием: "Вот некстати парня судорога прихватила!" Потом её
внимание отвлекла девушка с сумкой, в которую никак не хотела залезать большая
белая крыса... И всё. Больше никто ни на что не обратил внимания, не заметил,
не вспомнил. Даже водители автобусов. Они наверняка видели на скамейке под
навесом вроде бы спящего парня, когда раз за разом притормаживали у остановки,
- но ни один сукин сын в том не сознался. На всякий случай. "Ничего не вижу,
ничего не слышу, ничего не знаю". И подавно никому ничего не скажу.
Девушку с крысой отыскали с помощью телевидения. Дали объявление, и она
пришла на другой день вместе со своей питомицей, накрашенная и нарядная, -
думала, что пригласили для участия в передаче. Когда выяснилось, что к чему,
старательно наложенную косметику в момент смыли неудержимые слезы: "Я знала,
знала, что он не пьяный, что ему плохо..." Из потока самобичеваний удалось
выловить лишь кое-какие штрихи для клинической картины Лёшиной гибели. И -
абсолютно ничего, что хоть как-то помогло бы расследованию...
...Благой не ожидал, что на похоронах его практиканта будет столько
народа. Видимо, следует умереть, чтобы окончательно выяснить, как в
действительности относились к тебе люди. В крематории собрались и недавние
одноклассники, причём многие даже с родителями, и однокашники по Университету.
Девчонки и парни всхлипывали не стесняясь: Лёшу любили. И, как это часто бывает
на похоронах хорошего человека, многие ощущали личную вину перед ушедшим.
Кто-то не мог простить себе, что при последней встрече и разговоре с ним
слишком торопился по дурацким делам, казавшимся неотложными, и в итоге не
удосужился выслушать что-то такое, чего Лёша никогда теперь уж не скажет.
Кто-то считал, что мог в тот день уберечь его от беды - и не уберёг... На
родителей Лёшиных Благой посмотрел один раз и в дальнейшем старательно обходил
их взглядом. Растерянные, недоумевающие лица, сухие глаза... болевой шок. "Будь
ТЫ проклят, ТЫ, который устроил, чтобы родители переживали детей, - вертелось у
Бориса Дмитриевича в голове. Он понимал, что с христианской точки зрения
страшно кощунствует, но ему было всё равно.- Будь ТЫ проклят..."
Некоторым стихийным образом все уже знали, что. Лёша не просто
скоропостижно скончался, а был жестоко и хладнокровно убит, и терялись в
догадках: зачем?.. почему?.. кому могла понадобиться только-только стартовавшая
жизнь?..
"Гоп-компания какая-нибудь, - объяснял плачущей девушке парень, стоявший
рядом с Благим. - Крутизну свою проверяли. Слабо или не слабо человека
убить..."
Борис Дмитриевич, помнится, вздрогнул и чуть не поправил Лёшиного
одноклассника. Он тоже вполне представлял себе, на что способна иная шайка
юнцов, но здесь был не тот случай. Здесь действовал наёмный убийца. Очень
спокойный и невероятно умелый. Что должен был натворить начинающий журналист,
чтобы по его следу отправили такое чудовище?..
Благой был единственным, кто знал ответ на этот вопрос. Или думал, что
знает. Бедный Лёша по молодости, по неопытности где-то что-то сболтнул. Быть
может, просто желая невинно похвастаться перед другом или подружкой
серьёзностью своих практикантских занятий. А при том, что Лёша был (Господи,
БЫЛ!..) невероятно порядочен, он наверняка сформулировал так: "Мы с Борисом
Дмитриевичем... Как с каким Борисом Дмитриевичем? С Благим! С ТЕМ САМЫМ
Благим!.." И ни сном ни духом не ведал, что даже в чистом поле, бывает, растут
очень длинные уши. А друг, клятвенно обещавший молчать ("Да брось, кому мне
рассказывать-то?.."), минуту спустя начисто забудет о своём обещании. И те
самые уши так или иначе услышали. И Лёшу убили. Не потому, что кто-то там очень
его испугался. В наши дни информации мало быть взрывоопасной самой по себе.
Надо ещё и умело зарядить её в пушку: поместить в ходовой передаче или на
видном месте в авторитетной газете. И подписать громкой фамилией. Кто такой
Корнильев? А никто. И звать его никак. Тогда как Благой...
Убили-то Лёшу, но рот заткнуть хотели конкретно его руководителю. Борису
Дмитриевичу Благому.
Логическая цепочка выстраивалась с пугающей ясностью. Благой ощутил всю
жуть беззащитности, поняв: с той же лёгкостью, с какой "грохнули" Лёшу, ОНИ
могли избавиться и от него самого. Он даже представил себе ход ИХ рассуждений.
Убийство Благого вызывает в прессе грандиозный скандал (не такой, наверное, как
по Листьеву, но тоже мало не покажется), разъярённые коллеги поднимают все
материалы убитого, докапываясь, ПОЧЕМУ. И докапываются. И публикуют ТАКОЕ...
А кто обратит внимание на гибель какого-то практиканта? Из широкой
журналистской общественности?.. Никто. Кроме самого заинтересованного лица -
Бориса Дмитриевича Благого. Который предупреждение отлично поймёт. Поскольку
далеко не дурак. И будет сидеть тише мыши. Поскольку жить хочет...
Вот тогда стало по-настоящему страшно.
Он бросился звонить "Ивану Ивановичу" и услышал голос пожилой женщины.
Женщина без запинки ответила, что Иван Иванович в длительной командировке.
Благого затрясло от ощущения предательства, он положил трубку, но минут через
пять разум вывернулся из тупика - мало ли, может, его высокопоставленный
информатор избавляется таким манером от случайных звонков?.. Благой снова
набрал номер:
- Будьте добры, передайте Ивану Ивановичу...
Он был уверен, что разговаривает с той же пожилой тёткой, но нет. Голос,
ответивший ему, был снова женский, но совершенно другой.
- Иван Иванович, к сожалению, болен и позвонить вам не сможет, - без пауз
на размышление выстрелила девица.
- А мне только что сказали...
- Иван Иванович болен.
- Простите, а как-то с ним можно связаться? Хотя бы передать, что я
звонил? Моя фамилия Благой, я...
- Ничем помочь не могу. - И девица повесила трубку. Больше Борис
Дмитриевич никуда не звонил. Он очень долго сидел перед телефоном и просто
смотрел на равнодушный аппарат. Как на спасательный круг, оказавшийся камнем на
ногах. А потом завёл машину и поехал прямо в редакцию.
Он ехал и думал о том, что задуманная им статья скорее всего окажется
выстрелом вхолостую. Сейчас не перестроечные времена, когда он своими
публикациями свергал с высоких кресел людей - у которых, впрочем, и так под
ногами рушилась почва. Да ещё позволял себе роскошь хвастать знакомым, что ты
"у них" давно, мол, на мушке. Хвастать, зная при этом, что вечером благополучно
доедешь домой, а утром жена увидит тебя в общей постели... а не в морге на
Поклонной горе. Сколько ни иронизируй теперь над захлебнувшейся Перестройкой,
сколько ни пиши само это слово в кавычках и с маленькой буквы - но по крайней
мере ведь было же ощущение, что кому-то что-то всё-таки нужно. А теперь?.. Всем
на всё наплевать. Кому не наплевать, те убивают, охраняя свои интересы. Или,
что ещё действенней, замалчивают самую жгучую информацию. Чья бы подпись под
ней ни стояла. Самого Солженицына выставили юродивым, ни уха ни рыла не
смыслящим в российских реалиях, так что им Благой?..
Понимая всё это, Борис Дмитриевич всё-таки приехал в редакцию, поднялся к
себе, заперся на ключ и нажал кнопку компьютера. Ему не было нужды заглядывать
в ноутбук - все нужные сведения так и кипели у него в голове, требуя выхода на
бумагу.
"Схема прохождения будущей кольцевой дороги стала секретом Полишинеля с
тех пор, как одновременно в разных концах области сгорели целые садоводства.
Лишь ленивый не соединил бы пожарища одной линией и не увидел, что она пролегла
ещё и через знаменитые заповедники. Чуть менее ленивому удалось выяснить, что
об этой схеме, на сегодня строго секретной, знают лишь несколько избранных лиц,
облечённых властными полномочиями. Как же распорядились своими полномочиями эти
люди, которым мы с вами, питерцы, даём квартиры и платим очень немаленькую
зарплату?.. Быть может, прокуратура ответит нам, что, а точнее, кто стоит за
поджогами целых садоводческих массивов? Чьи фирмы - я привожу реально
существующие названия - стоят за грошовой скупкой у погорельцев-пенсионеров их
пепелищ, нечаянно оказавшихся на пути будущей кольцевой?.. И чья властная, но
не обременённая разумом рука прочертила асфальтовую магистраль прямо через
бесценные заповедные рощи, которые охранялись государством со времен Петра
Великого, а теперь будут отданы петербургским олигархам для постройки
коттеджей?.."
Борис Дмитриевич перечитал написанное и вдруг совершенно явственно ощутил,
что Лёша сделал бы всё это лучше. Нет, не теперешний практикант, только
овладевающий словом. Тот Лёша, каким он стал бы лет через пять. Мальчишка был
безумно талантлив. Гораздо талантливее, чем сам Благой. Борис Дмитриевич
беспощадно припомнил себя молодым: такого репортажа, как Лёшин "Детдом", он бы
в его годы не сделал. И даже не потому, что тогда расцветал "благополучный"
застой и ему запретили бы сверху. Просто кишка была бы тонка. Это сейчас он
брал чутьём, хваткой и отточенным многолетним умением. А вот по части
таланта... Только встретив - и потеряв - такого ученика, всё и поймёшь... И не
просто талантливее... ещё и честнее, лучше, порядочнее... Будь проклят ТЫ...
Борис Дмитриевич зажмурился и заплакал - один в запертой комнате.
Статья за его подписью вышла через два дня. Она была посвящена светлой
памяти Алексея Корнильева и против всякого ожидания наделала в городе
переполоха. В редакции расплавились телефоны: природоохрана, партия "Кедр",
целые коллективы садоводов и дачников подтверждали, изобличали, приводили всё
новые факты, тащили в милицию пойманных "фирмачей", возмущались и требовали
ответа у обоих губернаторов - городского и областного. Чума на оба ваши дома -
да наведите же, мол, наконец в своих муравейниках хоть какой-то порядок!..
Клубы автомобилистов высказались в том духе, что кольцевая, конечно,
необходима, но не такой же ценой. Финны со шведами вспоминали Ленинградскую
атомную электростанцию и пресловутую дамбу. Зоологический институт, где
работала Настя, оторвался от пробирок и препаратов, ударил в колокола и
приготовился к собранию экологического общества...
Утром Благой вышел из дома и впервые за эти дни почувствовал, что его не
"ведут". Люди шли по своим делам, и личность Благого никого из прохожих не
интересовала. Быть может, кто-то в самом деле отдал приказ снять наружное
наблюдение. Или что-то переменилось в его собственном восприятии?.. Борис
Дмитриевич не знал. Он был просто свободен.
Вопрос в том, надолго ли...
Оглянись!
- Девушка, вы в порядке? Вас проводить? Он ожидал благодарности, на худой
конец - слёзных жалоб на непутёвого мужа (любовника, деверя, свёкра - нужное
подчеркнуть), либо же истерического призыва не лезть не в своё дело... Но
получил нечто совершенно иное. Женщина вскинула голову, он успел заметить
холодный прицеливающийся взгляд... а в следующий миг она наотмашь шарахнула его
по лицу чем-то тяжёлым, так, что стёкла разбившихся очков врезались в кожу.
Плещеев не упал сразу - лишь резко отшатнулся и попятился прочь, спотыкаясь и
поднимая руки к лицу. Почувствовал, как брызнула по щекам тёплая кровь, потом
ещё удары, теперь уже сзади, безнаказанно...
Его сшибли на колени и начали бить. Верней, планомерно и слаженно убивать.
Устраивать "нелепый случай" с горожанином, сдуру полезшим разнимать пьяную
драку...
С того злополучного дня в конце лета, когда он так и не доехал к ней на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг