Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Мурре шею навылет. Мозг, к сожалению, успел испустить импульс, и палец нажал на
крючок.  Когда раздался выстрел,  потом крик Энрике и аханье пассажиров,  Скунс
уже  перепорхнул отключённого Шабаку  и  выдрал  автомат у  Кабира.  Выдрав ему
заодно из сустава правую руку. 
     Первое,  о  чём  он  подумал,  было:  а  пуля-то  у  "сеньориты" оказалась
правильная.  С  дозированной пробиваемостью...  Лайнер продолжал полёт как ни в
чём не бывало, и это было главное. 
     Второй пункт везения составили пассажиры.  У  них  хватило ума не  кричать
"ура" и вообще не привлекать внимание Таглиба с Йамутом. 
     А вот бедному Энрике не повезло. Пуля с нейлоновой оболочкой и алюминиевым
конусом недаром носила  название лёгкой  экспансивной.  Она  попала  студенту в
бедро и разворотила его так, что страшно было смотреть. "Мама, мама, мама!.." -
повторял он как заведённый и корчился,  заливая пол кровью.  Одна из пассажирок
(потом выяснилось -  именитый хирург) уже стягивала ногу Энрике жгутом, отобрав
для  этой  цели поясной ремень у  одного из  мужчин.  Мурра вообще-то  целилась
пареньку в голову, но Скунс сбил ей прицел. 
     Секьюрити остались держать оборону. Один из них был стопроцентный француз,
второй  -  сам  наполовину алжирец.  Этот  второй  время  от  времени палил  из
трфейного  автомата  в  дальнюю  переборку  и  невнятно  ругался  по-арабски  и
по-французски,  а  пассажиры  ахали,  стонали,  кричали  от  ужаса  и  со  всем
реализмом, подстёгнутым опасностью, молили о милосердии. 
     Скунс,  умудрившийся совсем  не  запачкаться  кровью,  весело  посвистывая
миновал занавеску и  выплыл в  передний салон.  Там  у  пилотской двери дежурил
Йамут,  при виде неожиданного явления натурально остолбеневший.  Скунс двигался
по проходу,  жизнерадостно улыбаясь и  с  любопытством оглядываясь по сторонам.
Пассажиры,  сидевшие со скрещёнными на затылках руками, косились на него справа
и слева, но он явно не замечал перекошенных от ужаса лиц. Задел чей-то локоть и
вежливо извинился перед месье. Проходя мимо ребёнка, потрепал его по головке...

     "На колени,  зубб-элъ-хамир!..*  -  смутно доносилось из  второго салона.-
Никуммак!..**" 
     *Ослиный член (арабская брань). 
     **Имел я твою мать! (арабская брань). 

     И - очередной выстрел. 
     Пока Йамут пытался сообразить, откуда взялся этот ненормальный седой и что
вообще происходит,  Скунс оказался в  трёх  шагах и  дружески улыбнулся ему:  "
Салям -йа-ахи!" * 
     * Здравствуй, брат! (араб.) 
     Вот  тут  усатый смуглолицый красавец что-то  понял и  вскинул перед собой
автомат,  собираясь стрелять...  но тем только облегчил Скунсу задачу.  Наёмный
убийца вырубил его  таким же  приёмом,  что  и  Кабира,  то  есть надолго и  не
производя ненужного шума.  Перешагнул тело и постучал в кабину пилотов. А когда
замок щёлкнул - рывком распахнул дверь. 
     ...И получил очередь в грудь. Все пять пуль. 
     Почему Таглиб сразу начал стрелять,  Скунс позже так и не выяснил.  Может,
всё-таки  что-то  услышал,  или  не  дождался условного стука  и  сделал верные
выводы,  а может,  наркотик подействовал на него сильнее, чем на других, стерев
разницу между  противниками и  своими...  Скунса отшвырнуло назад  и  ударило о
переборку,  он  услышал треск собственных рёбер,  задохнулся от  боли  и  успел
испугаться,  что новые пули минуют его и достанутся пассажирам...  Он устоял на
ногах,  оттолкнулся от  переборки и  снова  прыгнул  вперёд,  но  тут  стрельба
прекратилась.  Французы-лётчики оказались ребята не промах (на что он,  кстати,
отчасти рассчитывал) стопроцентно использовали свой шанс,  скрутив отвлёкшегося
террориста. 
     Лётчики и  их жертва взирали на подошедшего Скунса с видом почти одинаково
суеверным.  Свитер, внешне ничем не отличавшийся от обычного, был смят на груди
и  пропитан кое-где кровью,  но одетый в  него человек стоял себе живёхонек,  и
ужасающих дыр вроде той,  что красовалась в  ноге бедного Энрике,  не было и  в
помине. 
     Вот тут Таглиб закатил глаза и погрузился в беспамятство,  а Скунс положил
автомат, сунул руку под свитер и, морщась, принялся ощупывать рёбра. 
     Лайнер сел в аэропорту Бен-Гурион без особого опоздания, и студента Гомеса
сразу повезли в  госпиталь,  а  пленных террористов и Скунса -  совсем в другую
сторону,  и  как  он  распутывался с  израильскими спецслужбами,  которые  его,
естественно,  сразу арестовали,  это отдельная песня. Достаточно сказать, что в
почётные евреи оказался зачислен уже не Энрике,  а  его недавний сосед,  причём
получил от этого звания не пулю, а массу всяких полезностей. Но это было позже,
а когда только-только завершились допросы и начальство наживало мигрень, решая,
что же с ним делать,  -  ему позволили "пока" поселиться в гостинице. В хорошем
номере. С охранниками. Чтобы не убежал. 
     С  этими охранниками Скунс почти подружился.  Он  им  нравился:  вёл  себя
смирно и  вежливо и  дрых без  задних ног по  полсуток,  а  когда бодрствовал -
килограммами лопал  фрукты и  нежился в  шезлонге,  подставляя ласковому солнцу
богато разукрашенный торс. Однажды к нему пришёл посетитель, которого почему-то
пустили. 
     "Добрый  день,  сеньор,  -  приветливо  сказал  Скунс  невысокому пожилому
латиноамериканцу.  -  Вы,  не иначе, родственник Энрике? Ну как он там? Славный
мальчик. Знаете, если бы не он..." 
     Сеньор   опустился  в   соседний  шезлонг   и   некоторое  время   молчал.
Присматривался. 
     "Настоящая фамилия моего внука - Веларде-и-Гомес, - медленно проговорил он
затем. - Энрике вам, наверное, не сказал. Он предпочитает... м-м-м... как можно
менее афишировать наше родство". 
     Настал черёд Скунса присматриваться и молчать. 
     "Дон Педро Веларде делъ Map? - ответил он столь же медленно и осторожно. И
чуть приподнялся в шезлонге: - Моё вечное почтение, кабальеро..." 
     "Я рад,  что мы понимаем друг друга, - кивнул глава известной колумбийской
"семьи".  -  Я не спрашиваю вашего имени, вы его ведь всё равно мне не скажете.
Но я должен поблагодарить вас... уже за то, что мой внук обрадовался мне, когда
я его навестил..." 
     Скунс понял это так, что дон Педро по крайней мере отчасти догадывается, с
кем имеет дело, но события не форсирует. Они состязались во взаимной вежливости
ещё с полчаса,  обсуждая в основном здоровье Энрике, которому израильские врачи
спасли-таки ногу. Потом дон Педро ушёл. 
     ...Тот  раз  по  отношению  к  Скунсу  всеми  было  явлено  нечеловеческое
благородство.  То  есть  компетентные товарищи мигом смекнули:  здесь дал  себя
застукать класснейший специалист,  гуляющий сам по  себе.  Смекнули -  и  после
глубоких раздумий... отпустили его гулять дальше. Выдав на прощание израильский
паспорт. 
     Тогда  Скунс  и  дон  Педро  встретились  снова.   В  более  располагающей
обстановке -  и  к  полному взаимному,  удовольствию.  И  позже встречались ещё
несколько раз.  Весь  последний год  дон  Педро  усиленно "окучивал" Скунса  на
предмет избавления от  бремени бытия  некоего дона  Луиса Альберто Арсиньеги де
лос  Монтероса  по   прозвищу  "Тегу"*.   Медельинского  наркодеятеля,   сильно
портившего кровь "честным" мафиози из Барранкилъи.  Если бы дон Педро знал, где
именно  и  почему  застрял  его  querido  amigo**,   он  бы  наверняка  проявил
кастильскую учтивость и временно отступил в тень. Но дон Педро не знал... 
     *Тегуэксин - южноамериканский варан, очень сообразительная ч подвижная, но
при этом крайне злобная и агрессивная рептилия. 
     **Дорогой друг (испан.). 
     Размышления Снегирёва были  прерваны  движением в  зеркале  заднего  вида.
Из-за  угла появилась тётя Фира,  возвращавшаяся к  машине.  Она была не  одна.
Эсфирь Самуиловна вела  под  руку плачущую девушку в  пальто и  пуховом платке,
сбившемся с головы. 
     - Алёша,  вы уж извините меня,  что я так без спроса,  но мне кажется,  мы
должны подвезти Каролиночку... 
     Должны, значит, должны. Алексей наклонил переднее сиденье: 
     - Забирайтесь. 
     Девушка невнятно поблагодарила и  забралась.  Он  близко  увидел маленькие
нежные руки, покрасневшие от мороза. Тётя Фира устроилась рядом и сообщила ему:

     - Вы же понимаете, Алёша, Каролиночка тоже к нашему Тарасику приходила. 
     - Даже так?.. - Снегирёв оглянулся. - Не знал, честно говоря, что у Тараса
девушка есть. Да ещё такая красивая... 
     Постепенно выяснилось следующее.  Каролина совершенно случайно смотрела по
телевизору новости и  уже  хотела переключить программу,  ибо  страсти-мордасти
криминальной хроники её  не очень интересовали...  когда на экране безо всякого
предупреждения возникла знакомая физиономия.  Потрясённая Каролина сразу узнала
сурового богатыря,  вступившегося недавно за её честь и достоинство.  К полному
ужасу  и  недоумению девушки,  благородного спасителя заклеймили как  активного
члена  шайки злодеев,  покушавшихся на  здоровье граждан и,  что  хуже,  на  их
автомобили.  Даже  предлагали тем,  кто  опознает в  нём  своего обидчика,  без
стеснения обращаться туда-то и туда-то...  Каролина на другой же день помчалась
восстанавливать справедливость. И теперь вот плакала. 
     Раньше она жила аж в  Кронштадте -  с  мамой и папой,  инженерами Морского
завода.  Завод,  как и вся оборонная промышленность, барахтался в тине и пускал
пузыри,  но  дружная семья Свиридовых как-то  держалась.  Этой  осенью Каролина
пошла на  первый курс института,  и  папа вставал чуть не  в  пять утра,  чтобы
занять ей очередь на автобус до метро "Чёрная речка".  Они жили в  старой части
города,  в четырёхэтажном доме,  выстроенном после войны.  Жили... пока однажды
вечером в подвале этого дома не рванул скопившийся газ.  Каролина была в гостях
у подруги,  справлявшей восемнадцатилетие,  и поэтому осталась жива. Теперь она
обитала в  Питере у тётки,  которая ей не особенно радовалась.  Несмотря на то,
что Каролина устроилась официанткой и почти всё отдавала ей за жильё... 
     Снегирёв терпеть не  мог  мелодрам.  Он  уже  взял  было  курс на  Весёлый
посёлок, но, дослушав примерно до середины, развернулся и покатил в направлении
Кирочной.  Хотя альтруистка тётя Фира и  отнесла Тарасу большую часть пирожков,
сколько-то ещё оставалось на ужин. 

     Растение, которое поливают. 

     В Японии живут японцы, и император у них тоже японец. 
     Страна  восходящего солнца  со  всех  сторон  окружена морем.  А  ещё  там
сплошные землетрясения,  так что особой веры в непоколебимость почвы под ногами
у местных жителей нет. 
     Наверное,  сразу  по  двум  этим  причинам японский ресторан размещался на
бывшем  прогулочном  корабле,   пришвартованном  у   набережной  Невы,   против
знаменитого парка.  На  корабле,  даже  при  полном  спокойствии воды,  человек
некоторым шестым чувством ощущает,  что  под  ногами у  него  -  не  твердь,  а
ненадёжная хлябь. Что, понятно, придаёт остальным пяти чувствам особую остроту.

     Назывался ресторанчик опять же японским словом -  "Цунами".  Гнедин привёз
туда Дашу этак запросто,  в  частном порядке,  подгадав,  когда у  них  совпали
свободные  вечера.  Кроме  водителя,  Владимира Игнатьевича сопровождала только
личная  секретарша.  При  пейджере,  сотовом  телефоне и  небольшом кейсе,  под
крышкой  которого,  как  сразу  решила  про  себя  Даша,  хранились,  наверное,
неотложные документы.  В остальном секретарша выглядела курица курицей.  Сонной
притом.  Если бы все секретарши чиновников и бизнесменов были такими,  подумала
Даша,  жёнам  важных  персон  было  бы  незачем  опасаться  "служебных романов"
мужей... 
     Шофёр остался снаружи -  караулить тёмно-зелёную хозяйскую "Вольво",  -  а
Гнедин,  Даша и  "курица" проследовали по  узкому трапу над беспокойно шепчущей
полосой непроглядной невской воды. С залива немилосердно дуло, и вода, кажется,
стояла выше ординара. 
     - Вам не холодно, Дашенька? - спросил Гнедин заботливо. Даша действительно
отправилась из дому без шапки, справедливо рассчитывая, что по пути от подъезда
до  автомобиля и  от автомобиля до ресторана замёрз-чуть попросту не успеет.  И
она  не  считала  себя  такой  уж  мимозой,  способной  завянуть  от  малейшего
сквознячка.  Однако забота оказалась приятной.  Наверное,  оттого, что это была
мужская  забота.  И  происходила она  от  человека,  в  отношении которого Даша
последнее время вела сама с собой большую работу. 
     - Наводнения не надуло бы, - сказал Владимир 
     Игнатьевич,  принимая у  Даши пальто и передавая его гардеробщику.  -  Вот
поднимется однажды метров на пять,  небось сразу поймут,  надо было достраивать
дамбу или не надо... 
     Секретарша сняла пальто сама и последовала за ними в зал. То, что "курицу"
Володя явно воспринимал не как женщину, а как предмет мебели или служанку, Дашу
сперва слегка укололо. Она подумала о водителе, оставшемся смотреть на "Цунами"
из автомобиля.  И сказала себе,  что совсем ничего не смыслит в этике отношений
между важным начальником и обслуживающим его персоналом. 
     Япония начиналась уже на лестнице, ведущей в зал. 
     Циновки,  бамбук,  каллиграфические иероглифы  на  вертикально развёрнутых
свитках.  И,  конечно,  виды священной горы Фудзи,  подсмотренные из-под гребня
опрокидывающейся волны.  Вот только мебель в зале стояла вполне европейская. Да
и с эстрады приглушённо громыхали далеко не восточные ритмы. 
     Посетителей было  немного.  Дашу  и  Гнедина проводили к  удобному столику
возле завешенного тяжёлыми шторами окна,  затеплили свечи и немедленно принесли
меню.  "Курица" с  неразлучным кейсом устроилась за  соседним столиком.  И  под
рукой, и уединению босса ничуть не помеха. 
     - Заказывайте, Дашенька,- предложил Гнедин. 
     Она никогда не увлекалась дальневосточной культурой и  "суши" от "сашеми",
а  также от прочего перечисленного,  увы,  не отличала.  Володя сделал заказ на
двоих,  причём было заметно,  что ориентируется он  в  японской кухне абсолютно
привычно. 
     - Вам палочки или вилки? - спросил официант. 
     - Палочки!  -  храбро ответила Даша и  решила не  краснеть,  если вдруг не
получится. Окунаться в неведомое, подумала она, так с головой! 
     Секретарша ограничилась стаканом  томатного  сока.  Даше  почему-то  вдруг
вспомнилось,  как очень давно,  когда она ещё училась в школе и на всём серьёзе
пыталась сообразить,  продолжается ли ещё у  неё детство или уже пришла юность,
так вот,  в  те баснословные времена они с  папой однажды отправились погулять.
Дашина семья была  из  тех,  в  которых принято завтракать,  обедать и  ужинать
исключительно  дома,   не  посещая  так  называемые  предприятия  общественного
питания.   Да  и  представлены  эти  самые  предприятия  были  тогда  небогато.
Существовали рестораны,  куда  по  вечерам  стояли  очереди  людей  с  доходами
неясного происхождения.  И  ещё всякие шашлычные и  пельменные,  в которых,  по
мнению Новиковых, с равной вероятностью можно было помереть от бандитского ножа
и от некачественных продуктов. 
     Однако ребёнку, стремившемуся в юность, хотелось романтики. В частности, и
той,  что присутствовала за  столиками кафе.  "Давай зайдём,  кофе с  песочными
колечками выпьем?"  -  предложила Даша  отцу,  когда по  курсу возникла домовая
кухня. Лёгкий перекус вне дома, да притом не в обществе трёх поколений семьи, а
наедине с папой,  казался ей приключением,  вылазкой в будущее.  "Ты иди,  купи
себе что-нибудь,  а я здесь постою",  - ответствовал папа. У Даши, естественно,
не возникло никакого желания в  одиночестве давиться песочным колечком,  и весь
остаток прогулки она  хмуро  молчала,  за  что  папа  под  конец на  неё  же  и
рассердился... 
     А теперь детство далеко позади. Юность тоже, да почти что и молодость... и
ей время от времени говорят,  что она красива,  и, поди ж ты, один из питерских
принцев  везёт  её  на  зелёном "Вольво" в  дорогой ресторан,  причём  не  ради
делового общения - просто поужинать вместе... и свечи горят на столе... 
     Вот  только ощущение почему-то  такое,  будто она всё же  пошла одна в  ту
паршивую домовую  кухню  и  лопает,  глотая  горькие  слезы,  несвежее песочное
колечко за двадцать две копейки... 
     ...Даша  и  Гнедин  перебрасывались ничего не  значащими фразами,  ожидая,
когда принесут заказанные блюда.  Володя был помоложе Серёжи Плещеева,  но тоже
удивительно обаятельный, полный доброжелательного внимания. И... тоже усатый...

     Отличие первое.  Гнедин не  носил очков.  Отличие второе.  К  Плещееву она
побежала бы отсюда,  как в песне поётся,  "по морозу босиком". Отличие третье и
судьбоносное состояло в  том,  что Володя,  не в пример Серёже,  был,  кажется,
холост.  Даша ещё не задала ему на этот счёт ни прямого, ни косвенного вопроса,
но  обручальное кольцо на  пальце отсутствовало.  И  на  приёме,  куда  публика
приглашена была с жёнами, он появился без спутницы. Если не считать таковой её,
Дашу... 
     ...Заказанный ужин  сервирован был  по-японски.  Тонкие  ломтики красной и
белой рыбы и  овощи к  ним покоились не  на тарелках,  а  на этаких толстеньких
деревянных скамеечках.  Принесли  в  изящном  пузырьке  и  национальный напиток
самураев - сакэ. Гнедин наполнил две крохотные фарфоровые чашки: 
     - За вас, Дашенька. И за вашего дедушку, который нас познакомил. 
     Даша  когда-то  слышала,  что  сакэ  было  рисовой водкой.  Она  осторожно
пригубила тёплый напиток,  подлежавший у неё дома единогласному осуждению. Сакэ
оказалось некрепким и  очень приятным на  вкус.  И  действительно пахло рисовой
кашей.  Даша  со  смехом  поведала  о  своём  открытии  Гнедину  и  взялась  за
пресловутые палочки.  Цветы сразу не расцветают,  напомнила она себе и мысленно

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг