воли отодвинув боль в копчике на задворки сознания. Ничего не попишешь, седой
был хорош, очень хорош. Но он, Журба, был лучше. Он был, помимо прочего, выше
ростом и гораздо моложе. Он просто позволил застать себя врасплох. Больше это
не повторится.
Он бросил ребятам фуражку и ремень с кобурой и молча пошёл навстречу
противнику, за спиной у которого маячили серые от страха пассажиры новенькой
"Нивы". Машина, в отличие от затерханной "копейки", была лакомый кусочек, но
теперь разбирались уже не из-за неё.
Снегирёв смотрел на подходившего Журбу с доброжелательным любопытством,
чуть склонив голову набок. Не было заметно, чтобы он принимал боевую стойку или
ещё как-то готовился к поединку, и это опять-таки настораживало. Либо только
что происшедшее было чистой случайностью, либо...
Журба атаковал. Стремительный и точный гяку-цки поразил... место, где уже
никого не было. Андрей ощутил лишь прикосновение к предплечью и почти тут же
понял, что падает снова. Мощный рывок за шиворот уложил его на бетон как раз в
том направлении, где на миг улетучилась точка опоры.
- Дзю-дзюцу?..- сипло спросил Журба, поднимаясь.- Какой дан?..
Снегирёв стоял почти на том же месте, где Андрей заметил его перед атакой.
- Да я так...- сказал он как бы смущённо.- С миру по нитке...
Вариант продолжения, который ему очень нравился, гласил "голому верёвка".
Он позволил Журбе атаковать ещё дважды, и оба раза тот чуть его не достал.
Однако "чуть", как известно, не считается. Журба завёлся, глаза горели
спортивным азартом, он нутром чуял, что противник ему далеко не всё показал, и
жаждал выведать больше, чтобы найти слабину. В конце концов Снегирёв отвлёк его
ударом в лицо и взял на котэ-гаеши, сиречь "сгибание запястья". Кувырнул через
голову и по-прежнему беззлобно разложил на бетоне, придерживая за кисть.
- Эй, эй!..- хором защёлкали предохранители и затворы. - Твою мать!..
Журба только потом сообразил, что оказался в самых натуральных заложниках.
А в тот момент он отчётливо понимал только, что проиграл. Захват седого почти
не причинял Андрею боли, но удерживал его в совершенной беспомощности, а резкий
нажим как пить дать оставил бы его без плеча, и весьма вероятно - на всю жизнь.
В таких случаях на татами сдаются. А потом кланяются победителю и благодарят за
науку. Журба так и поступил.
- Ша!.. - заорал он на своих, грозя им свободным кулаком (Снегирёв
позволил ему это сделать, ослабив захват). Потом вывернул шею: - Езжай,
браток... нет вопросов...
- Аригато годзаймас, - по-японски, зная, что его поймут, поблагодарил
Снегирёв. И выпустил его руку.
Журба был далеко не дурак и много раз мысленно прокатывал для себя
подобную ситуацию: не всё коту масленица, придётся когда-нибудь принимать
поражение, и это тоже надо уметь. Он сумел.
- Всё, братва! - приказал он, отряхивая серую форму, приобретшую
заслуженный вид от соприкосновений с бетоном. Он больше не строил из себя
стража правопорядка. - Всё, в натуре! По тачкам - и до хаты!
Снегирёв беспрепятственно вернулся к автомобилю. Мотора он не глушил;
"Нива" упруго рванулась, вдавив пассажиров в спинки сидений, и полетела по
гладкому шоссе, мимо Малахитовых озёр, сиявших под полуденным солнцем. Веня ещё
обернулся посмотреть, как исчезает за деревьями жёлтый корпус "копейки". Он
верно оценивал ситуацию и о том, чтобы выручить отобранную машину, не заикался.
Головы унесли - и спасибо. Света, та вообще никуда не смотрела. Сидела,
уткнувшись лицом мужу в плечо, и мелко дрожала.
Снегирёв догадывался, что погони не будет, но из общих соображений держал
скорость за сотню. "Нива" с довольным рёвом поглощала бетонку. Стаська, в жизни
своей ни разу так не ездившая, восхищённо смотрела то вперёд, то на дядю Лёшу,
сосредоточенно выжимавшего газ. У Снегирёва, успевшего изволноваться по поводу
страшного переживания, которому подвергся ребёнок, малость отлегло от сердца.
Стаська, похоже, ни мгновения не сомневалась, что всё кончится благополучно.
Нет, хорошо всё-таки, когда медицинская справка в порядке...
- В милицию не торопитесь,- напутствовал Алексей, высаживая Веню со Светой
возле метро. - Не удивлюсь, если машину вам сегодня-завтра подкинут. Вот если
дня через три всё по нулям, тогда идите и заявляйте. Спросят, почему не сразу
пришли, скажете, сперва в шоке были, потом через ГАИ пытались узнать...
Ограбленные супруги уныло кивали. Сколько-то денег и ключи от квартиры у
них, по счастью, остались с собой.
Стаська так и горела желанием поскорее рассказать тёте Нине и дяде Вале об
удивительном приключении на шоссе.
- А вот этого не надо, - пресёк её поползновения Снегирёв. - Поехали,
приехали... всё. - Она непонимающе и разочарованно повернулась к нему, и он
пояснил: - По-твоему, тебя со мной после сегодняшнего ещё хоть раз куда-нибудь
пустят?..
Стаська обдумала ситуацию со всех сторон и сделала выбор:
- Могила, дядь Леш...
Они медленно ползли через Троицкий мост в "пробке" которую обгоняли
проворные пешеходы.
- Тренер не звонил? Роман Романович? - спросил Алексей. Стаська покачала
головой:
- Не звонил...
- Может, поближе место найдём? Я около вас, на Бассейной, конников видел.
- Давайте ещё подождём, дядь Лёш. Может, у него обстоятельства...
Советская малина врагу сказала: "Нет!"
Дубинин полдня провозился в лаборатории, а когда вернулся, застал
Пиновскую за неожиданным занятием: она что-то чертила на листе бумаги.
- Нервы успокаиваете? - с притворным участием поинтересовался Дубинин.
- Погодите вы с вашими остротами, Осаф Александрович! - отмахнулась
Пиновская.- Вы вот весь день не показывались, а я выяснила очень любопытные
вещи. Кажется, мы неверно интерпретировали роль Француза в истории с
ядохимикатами...
- То есть? - удивился Дубинин.
- Мы исходили из того, что раз на обуви у грабителя имелись частицы ваших
драгоценных "какашек", значит, он связан с людьми, которые их в Ясное привезли.
А на самом деле...
- Вешаю свои уши на гвоздь внимания...
- Лучше действительно послушай, старая балаболка, - ласково сказала
Пиновская.- В посёлке нечаянным образом обнаружились необычные дачники,
оперативно свинтившие, как только запахло... Дачу снимала Марьянина Елена
Викторовна, шестьдесят второго года рождения. Хозяйка дома паспорт видела. Так
вот. Прежде чем въехать, дачники перекрыли крышу, покрасили дом и пристроили к
нему большую веранду.
Да ещё и обнесли участок забором. Это всё на снятой фазенде! Притом что
муж у Марьяниной - простой инженер...
- А говорят, зарплату не платят...
- Я уж молчу о том, что при них все время жили два охранника. Сколько всё
вместе стоит, вы себе представляете. Выводы, Осаф Александрович?
- Вывод - налоговая инспекция мышей не ловит,- ответил Дубинин. Однако
было видно, что он с интересом следит за ходом мысли Пиновской.
- А вот и нет. Нема у них с мужем никаких особых доходов.
- Родители?
- В свидетельстве о рождении Марьяниной отец не указан. Её матушка,
Антонова Серафима Степановна, тридцатого года рождения, вообще замужем никогда
не была.
- И отчество "Викторовна", как водится, с потолка...
- Именно. Но родилась она знаете где? В пресловутых Колёсных Горках
Калининской области...
- "Э-э",- сказали мы с Петром Иванычем! - закричал Дубинин. - Значит,
Француз таки! Только не сотрудничал с Петрухиным, а вовсе даже наоборот -
порешил преступничка экологического... Советская малина собралась на совет,
советская малина врагу сказала: "Нет..." И Виленкина он зачем грабанул? Деньги
на киллера добывал. Скунс, он дорого стоит...
- Ницца тоже. Жизнь там, говорят...
- Что?
- Ницца. Город такой. На Лазурном берегу Средиземного моря. Некоторое
время назад Елена Викторовна Марьянина вместе с дочерью Настей, няней и
гувернанткой вылетели туда из Москвы. Сорокин всё-таки недаром получил кличку
"Француз". Но, повторяю специально для вас, Ницца - это не Карельский перешеек.
Жизнь там немного дороже. Чуточку. Поэтому он грабит Виленкина. Но это не всё.
Он "заказал" Петрухина не сразу. Сначала наезжал на него, требовал денег...
- А это-то вы с чего взяли? - уставился на Пиновскую Дубинин.
- А вот с того. Я всё-таки аналитик,- Марина Викторовна вздохнула и
посмотрела на Осафа Александровича, как на непроходимого второгодника. - Вам
вот не нравится, что я тут что-то черчу... Врываетесь, орёте на беззащитную
женщину... А я так логические задачки решаю, факты друг с дружкой связываю. Вы
вот хоть знаете, что отходы из Ясного начали вывозить?
Дубинин хмыкнул:
- Самое интересное - куда...
- Верно мыслите, Осаф Александрович. Но это опять же другой вопрос, как вы
любите повторять...
- Не я, Мариночка. Вы, вы.
- ... А для нас с вами, Осаф Александрович, главное, что "Балт-прогресс"
начал вывозить отходы сразу после убийства Петрухина. Вывод: на покойника давил
француз...
- И много выдавил?
- Вполне кругленькую сумму,- Пиновская сделала на своём листе ещё одну
пометку, ничего не говорящую стороннему наблюдателю.- Он получил с партнёров
покойного двести тысяч долларов. И переправил на имя дочери в "Лионский
кредит"...
- Пора брать! - азартно заявил Дубинин. В кабинет заглянула Наташа:
- Марина Викторовна, вас по спецсвязи. Соединяю?
Пиновская сняла трубку. В ней раздались отдалённые щелчки и гудки, а затем
- мягкий баритон, сдобренный сильным эстонским акцентом:
- Коспожа Пиновсккая? С фаами коворитт капит-таан Уно Велисте из
Таллинской полиции...
Дубинин всего разговора не слышал, только короткие реплики Марины
Викторовны:
- Да... Разумеется... Да... Немедленно. Большое спасибо. Большое
спасибо...
Пиновская положила трубку. Глаза её сияли охотничьим блеском, который все
сотрудники "Эгиды" знали очень хорошо.
- Ну, Осаф Александрович, это дело надо отметить! Таллинская полиция
виленкинские предметы перехватила. Причём в последний момент - в сумке у
финской старушки, когда та на паром садилась. Скоро в Питер всё привезут.
- Ну, Марина Викторовна, как хотите, а чаем вы тут не отделаетесь! -
воскликнул Дубинин. - Тут нужно кое-что посущественней...
- Старый алкоголик!
- Помилуй Боже! До чего ж у вас грязное воображение. Я-то всего лишь про
торт!
Свеча горела на столе...
Токсово находится совсем рядом с Санкт-Петербургом, но последнее время
Плещеев, к стыду своему, в заграницах бывал чаще, чем в области. Выезжая новыми
районами (не по Тореза, где в данный момент в одиночестве ужинала Людмила, а
окольными путями, воровато держась как можно дальше от дома), Сергей Петрович
попробовал сосчитать, сколько же лет он в Токсове не был. Получилось - более
двадцати. С тех ещё пор, как его родители снимали там дачу.
Городские окраины со времён школьного детства разрослись и сильно
переменились. Плещеев ехал по улице Руставели и думал о том, что эту часть
города он тоже давненько не посещал. Знакомым повеяло, только когда машина
мягко подпрыгнула на переезде и слева показалась церковь.
Сколько раз в детстве Плещеев видел её сквозь окно электрички и узнавал по
уродливо погнутому обломку креста,- почему-то всегда под дождём, ветшающую и
неухоженную, точно брошенная старуха? Теперь до бывшей развалины добрались
хорошие руки. Колокольня отсвечивала нарядной желтизной, маленький купол играл
не по-церковному жизнерадостно, отражая последнее сияние дня. Странное дело! В
детстве Серёжа Плещеев был пионером, потом комсомольцем и за постепенным
разрушением церкви следил без особого душевного трепета: туда, мол, и дорога. И
даже теперь, тихо диссоциировав вместе с КПСС, Сергей Петрович не очень
следовал велениям времени и не торопился записываться в рьяные демократы и
правоверные христиане.
А вот увидел, что вроде бы воспрянула примелькавшаяся церквушка, и
неведомо отчего потеплело внутри.
У Плещеева мелькнула даже шальная мысль: а почему не остановиться да не
зайти?.. Он не послушался внутреннего голоса и не притормозил. Ощущение
какой-то внутренней неловкости удержало его. Он сказал себе, что, во-первых,
направляется как бы на не совсем богоугодное дело, а стало быть, и в храм перед
этим идти не слишком прилично. Во-вторых, он некрещёный. А в-третьих, просто не
знает, в какие часы церквушка открыта.
Сразу три уважительные причины...
И Мурино осталось позади, а Плещеев поехал вперёд, в сгущающуюся темноту.
Он вёл машину неторопливо и аккуратно, позволяя спешащим лихачам себя обгонять.
Для него с его основательно подпорченным зрением наступало самое пакостное
время суток - неопределённые сумерки, когда уже не светло, но ещё окончательно
не стемнело. В откровенных потёмках он и то чувствовал себя лучше.
В это время приличным людям полагалось бы возвращаться ДОМОЙ...
Сергей Петрович снова вспомнил Людмилу, и на сердце стало совсем муторно.
Он, впрочем, знал: как только он разыщет нужный дом и Даша зажжёт свет на
крыльце, это чувство сразу пройдёт.
Свои постоянные интрижки Плещеев вовсе не воспринимал как "настоящие"
измены жене. Всерьёз влюбиться в другую, надумать уйти к ней от Людмилы - вот
это да, это измена. Ни о чём подобном у него даже и мыслей не возникало. А то,
что с ним время от времени приключалось - Господи Боже, да было ли тут вообще о
чём говорить?.. По-настоящему он любил только Людмилу и знал, что будет любить
её всю свою жизнь, до гробовой доски. Ну а мимолётные увлечения, вызванные
здоровым мужским любопытством... увлечения, не касавшиеся души, не
затрагивавшие его единственную любовь... Невинные шалости. Игра да и только.
Плещеев отнюдь не был "мужским шовинистом", но порой приходил к выводу:
есть кое-что, чего женщинам понять не дано. И почему Люда каждый раз так на
него обижалась?..
На подъездах к Кузьмолову он уже верил, что спокойно простил и понял бы
супругу, вздумай она последовать его примеру и слегка развлечься на стороне.
Уверовать в это было тем легче, что в глубине души Сергей Петрович знал:
подобного не произойдёт, потому что не произойдёт никогда. Ибо он тоже был её
единственной на всю жизнь любовью. Вот только вкладывала она в это понятие
нечто совсем иное, нежели он.
Проехав Кузьмолово, Плещеев вспомнил: где-то здесь, слева по курсу, должно
было быть ещё одно приметное место. Они всегда обращали на него внимание, когда
папа возил их в Токсово на машине. Шоссе прихотливо вилось между песчаными
горушками, покрытыми лесом (у Плещеева даже всплыло в памяти) что по-научному
эти горушки назывались вроде бы "камы" и в геологическом плане представляли
собой явление чуть ли не уникальное). Так вот, одна довольно крутая горка была
сверху донизу лысой, а на самой макушке стояла одинокая сосенка. Не очень
большая и по причине полного своего одиночества казавшаяся трагически
беззащитной. Серёжин папа как-то сравнил её с девушкой, вечно ждущей
заплутавший в море корабль! Серёжа был добрым мальчиком и немедленно захотел,
чтобы ожидание кончилось и корабль возвратился.
За двадцать лет он успел подзабыть, где именно стояла памятная сосна, и
даже усомнился: до Кузьмолова или после? Может, он её уже проскочил?.. Сергей
Петрович начал вглядываться, но всё понапрасну. Солнце село, и притом в тучу.
Сентябрьская ночь вступала в свои права.
Плещеев прищурил глаза, спасая их от чьих-то встречных фар, включённых на
дальний свет, и подумал о работе. Правду сказать, мысли о работе никогда
надолго не покидали его. Клубок жутких останков в сгоревшем микроавтобусе - и
капелька крови с прилипшими волосами, как выяснилось - прощальный подарок,
оставленный сыщикам одним из погибших.. Петрухин, золотой дукат. Француз...
Тёмные дела, определённо творившиеся в "Инессе", - и только что организованный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг