"Эгиду".
Катя сама переговорила с пожилой женщиной, прикрывавшей тёмными очками
полновесный синяк. Из рассказа потерпевшей выходило, что грабители были не
слишком умелые. Далеко не профессионалы - обычная дворовая компания, сделавшая
первые шаги по пути "мужества и романтики". Решено было побеседовать с
мальчиками на их языке.
Наташа ничего не знала ни о нападении, ни о нападавших. Катя просто
подошла к ней и спокойно, словно речь шла о самом обычном деле, предложила
принять участие в операции. "Да я же ничего не умею",- испугалась Наташа. "А
ничего уметь и не надо, - равнодушно ответила Катя. - Просто берёшь сумку и
ходишь, ходишь себе..."
Вот она и ходила. Уже третий час подряд, и напоминало это выпускные
экзамены в школе, где её, "шедшую на медаль", каждый раз по полдня мурыжили в
коридоре, вызывая самой последней. Только нынешний экзамен был гораздо
серьёзней. В школе могли, самое страшное, поставить четвёрку. А здесь? Пожалуй
что и голову проломить...
Она взвешивала про себя эту возможность, и первым, что представлялось,
было мамино лицо, когда ей расскажут.
Несколько раз Наташа возвращалась в отделение и сразу мчалась в санузел,
потом блаженно (и а этот раз пронесло!..) пила с почтальоншами чай. Опять
надевала старенькую джинсовую курточку, поднимала сумку и, борясь с дурнотой от
нового приступа страха, отправлялась в поход по чужим парадным. Входила,
поднималась на верхний этаж, потом медленно, задерживаясь на каждой площадке,
спускалась обратно... Обычная молоденькая почтальонша, пугливо озирающаяся
перед каждым подъездом...
Ничего не происходило.
Сперва она изо всех сил высматривала Катю, но той не было видно, и в
голову лезли всякие ужасы из области милицейского раздолбайства ("как позже
выяснилось, группа захвата ушла в пельменную закусить..."). Потом Наташа устала
бояться и почти захотела, чтобы на неё побыстрее напали. Тут же, словно в ответ
на её мысли, из неосвещённого угла за лифтовой шахтой послышался шорох. Наташа
успела заметить выдвинувшуюся оттуда громоздкую тень, и сразу же что-то,
возникшее сзади, заслонило квадратики остеклённой двери... Три секунды спустя,
когда въехавший во двор грузовик передвинулся дальше, а в полосу света вышла из
угла тощая кошка, Наташа стояла у противоположной стены, влипнув в неё
лопатками и мёртвой хваткой держа сумку перед собой, и живот сводила холодная
судорога, а по спине обильным горохом катился пот.
- Мяу, - сказала кошка и вопросительно посмотрела снизу вверх. В углу
опять зашуршало, и теперь Наташа различила попискивание котят.
Она хотела извиниться перед кошкой, что не захватила колбаски, но язык не
повиновался. Наташа сипло хихикнула и поняла, что недалека от истерики.
Да, к кинематографическим подвигам Синтии Ротрок она явно была пока ещё не
готова...
При всей своей молодости она успела застать времена, когда женщина с
двоими детьми (её мама) могла снять на целое лето комнатку в дачном домике и
при этом не пойти по миру. Коля был тогда подростком, а она - и того меньше.
Коля водил её на озеро и крепко держал за руку, чтобы не свалилась с мостков, и
они смотрели, как, местные мальчишки ловили рыбу на живца.
Ловили рыбу - громко сказано. Так называемая рыба в том озерке была
представлена в основном крохотными, с мизинец, плотвичками. "Крупные"
экземпляры длиной с указательный палец считались завидным уловом. Так вот, из
этих мальков выбирался уже самый плюгавый, и ему протыкали спинку крючком.
Несчастная рыбёшка вычерчивала в воде круги, силясь избавиться от орудия пытки.
Предполагалось, что её конвульсии могут привлечь внимание окуня, обитавшего,
согласно преданиям, в глубокой яме на дне. Эту яму оставила бомба, упавшая в
озеро во время войны, и бдительные бабушки не разрешали купавшимся внукам
плавать в ту сторону, ибо там, опять же по преданиям, били ключи.
Коля с Наташей тоже сделали себе удочки и ловили плотвичек на булку,
сдобренную подсолнечным маслом, Коля иногда насаживал дождевых червяков, но
живцом не пользовался никогда.
...Наташа поднялась на верхний этаж и медленно, выдерживая необходимое
время, стала спускаться вниз. Если случится невозможное и она жива вернётся
домой, она никогда-никогда-никогда не расскажет ни маме, ни Коле, чем
занималась сегодня...
Когда она шла по двору к следующему подъезду, ей попалась навстречу
хорошенькая белокурая девочка.
- У вас случайно писем нет в пятьдесят восьмую? - приветливо спросила
она.- А то давайте, я захвачу!
Девочка чем-то напоминала куклу "Барби" и была моложе Наташи на год или
два, но обращалась на "вы", как к человеку уже работающему и оттого заведомо
более взрослому. Наташа сразу почувствовала себя матёрой. готовой ко всяким
опасным неожиданностям оперативной сотрудницей. Да уж - по сравнению с таким
вот существом... тоже, кстати, вынужденным в одиночку ходить по тёмным
подъездам...
- Да я вообще-то не с письмами,- сказала она и встряхнула сумку, набитую
резаной газетой и кое-чем особенным, нарочно заготовленным для грабителей.-
Вот, пенсии дедушкам-бабушкам разношу. Задержали опять, а мы теперь пудами
деньги таскай...
- А-а, - протянула "кукла Барби". И отошла, утратив к мнимой почтальонше
всякий интерес. Наташа посмотрела ей вслед. Она вообще-то не жаловалась на
фигуру, но таких ножек у неё не будет никогда в жизни. Хоть она наизнанку
вывернись, приседая и нагибаясь вместе с Аллой на ежедневной гимнастике...
Это был большой "сталинский" дом неподалёку от Московской площади и так
называемого "Пентагона". Насколько Наташе было известно, сюда некогда хотели
перенести административный центр Ленинграда, а по некоторым слухам - даже
правительство тогдашней России. Предполагалось, что в окрестных домах поселятся
начальники, и квартиры здесь были, что называется, соответствующие. Перенос
центра так и не состоялся, но свято место пусто не бывает: многокомнатные
апартаменты, конечно, без жильцов не остались. Фасад дома, вдоль которого
двигалась со своей сумкой Наташа, украшали мемориальные доски. В разное время
здесь обитали два академика. И писатель, написавший о рабочем классе романы,
исполненные социалистического реализма. Тридцать лет назад, когда Наташина мама
заканчивала школу, они входили в программу.
Тогда, тридцать лет назад, в здешних парадных, напоминавших готические
соборы, наверное, сидели лифтёрши. И медные ручки дверей сияли солнечным
блеском Теперь всё запаршивело: исчезли и лифтёрши, и медные ручки, и даже
пёструю плитку на полу большей частью сменил однотонный искусственный камень.
Монументальные двери хранили следы установки кодовых замков и их последующего
выкорчёвывания. Осталась лишь гулкая громадность, из которой даже современный
деловой ум не вдруг ухищрялся выкроить местечко под магазинчик и офис. Однако
обитали в доме люди явно не бедные. Во дворе стояли машины, там и сям белели
переплёты новеньких "пластиковых" окон...
Когда за Наташиной спиной бухнула дверь, она успела до смерти перепугаться
и решить: вот оно! началось!.. - но мимо неё, даже не посмотрев, шмыгнул
вертлявый парнишка. Он деловито проследовал в сторону лифта, и Наташа, переведя
дух, двинулась следом. Пока она раздумывала, следует ли садиться с ним в
кабину, сзади послышались ещё шаги, потом тяжёлое дыхание, и сильная рука
рванула сумку за ремень.
Наташа свою ношу не выпустила, её только развернуло кругом, и она увидела
нападавшего. Вот тут её чуть не парализовало, потому что она узнала высокого
сутуловатого парня и даже вспомнила, где прошлый раз встречала его. В поздней
электричке, когда её "обсела" подвыпившая компания и... и неизвестно, чем могло
бы кончиться дело, если бы не...
Страх и унижение, пережитые тот раз, вернулись мгновенно. Наташа не
вспомнила о Кате, которая теоретически должна была подоспеть ей на выручку. Не
вспомнила и о Катиных строгих наставлениях: в случае чего немедленно отдавать
всё, отскакивать в уголок и никаких насилий по возможности не провоцировать.
Наташа вцепилась в сумку с такой силой, словно та была её единственным
достоянием, и краем глаза заметила вертлявого, возвращавшегося от лифта. Он
извлёк из кармана выкидной ножик и надавил кнопку:
- Гони бабки, мочка рваная, пока по-хорошему просят...
За спиной рослого возникло ещё двое парней. Их лица тоже показались Наташе
смутно знакомыми. Всё вместе напоминало дурной сон. Тот, что держался за ремень
сумки, начал замахиваться...
- Эй, с ножичком,- раздался в подъезде спокойный насмешливый голос.- Ты
глянь, перо-то не выскочило...
Вертлявый немедленно уставился на свой нож (действительно дешёвый
китайский из тех, у которых лезвия иногда застревают) и тем на несколько секунд
перестал быть для Наташи угрозой. Двое, отрезавшие ей путь к двери,
одновременно оглянулись... Один получил весьма болезненный пинок в колено и с
криком отлетел к стене, второму досталось пяткой кроссовки в живот. Такой удар
может убить, но Катя, материализовавшаяся в подъезде неизвестно откуда,
охламонов щадила. Парня всего лишь отбросило и согнуло, и завтрак,
приготовленный заботливой мамой, оказался на полу даже несколько раньше, чем
его недавний владелец. До сутуловатого ещё не дошло, что надо удирать без
оглядки. Он попытался достать Катю кулаком, не выпуская захваченной сумки.
Наташа (сама она была способна лишь тупо фиксировать происходившее) успела
заметить Катину усмешку. Кто ж, мол, так нападает, дярёвня!.. Дальнейшее
напоминало рядовой тренировочный эпизод, когда Катя безо всяких подлавок
"запускала" то Кефирыча, то Пахомова, то Лоскуткова. С той только разницей, что
от её фирменного швырка оболтус неминуемо сломал бы шею. Даже если вполсилы.
Здоровенный парень с испуганным криком перевернулся в воздухе... По Катиным
меркам он упал достаточно мягко.
Тот, что был с ножичком, дёрнулся было к Наташе.
Небось насмотрелся фильмов, где в подобных ситуациях крутые ребята брали
заложников. Однако храбрости не хватило, да и Катя пресекла его намерения
грозно-медленным:
- Даже и не думай!
Парнишка шарахнулся от Наташи, как от огня, и попытался проскочить мимо
Кати к двери. Он держал на отлёте руку с пером и выделывал угрожающие, как ему
казалось, движения.
- Уйди, сука, порежу!.. - заверещал он тонко, когда Катя двинулась
наперерез. Невежливое восклицание было его ошибкой. Катя строго нахмурилась...
Рука с ножом завершила режущую дугу, но уже не по воле хозяина, и оказалась
устрашающим образом выкручена. Катя вынула из обмякших пальцев пластмассовую
рукоять и осведомилась:
- Как, как ты меня обозвал?..
Начинающий гангстер понял: ещё чуть, и руку ему не пришьёт никакой
институт микрохирургии. Он разревелся, корчась от ужаса. Катя не стала
дожидаться, пока он додумается извиниться и назовёт её "тётенькой". Ещё одно
лёгкое движение, и балбес полетел в общую кучу, к своим скулящим, обмочившимся,
блюющим дружкам...
Катя доиграла роль до конца.
- Пошли, девуля, пошли,- заворчала она на Наташу. Взяла её за руку и
потащила, спотыкающуюся, к выходу из подъезда, продолжая воспитывать на ходу: -
И где только вас берут, таких куриц мокрых? В специальном инкубаторе
высиживают?..
- Я их... этих... я их... я их раньше встречала,- ни без труда выговорила
Наташа, когда они уже шли к отделению.
- Где? - сразу спросила Катя. Пришлось рассказывать про случай в
электричке, который, как и сегодняшнее происшествие, вообще-то мог завершиться
неведомо чем.- А что, не удивлюсь, если тоже кто в штатском, -
прокомментировала Катя вмешательство неожиданного защитника. - Теперь и у нас
так делают. Пристраиваются в хвост к недоноскам и ждут, пока они на
кого-нибудь...
Наташа невольно подумала, что на сотрудника в штатском тот хмурый дядька
был не очень похож. Хотя, с другой стороны, мало ли кто на кого не похож. Потом
новая мысль поразила её:
- Катя, а почему... То есть я не возражаю, что вы меня тоже к делу... Но
получается, вы как будто случайно мимо проходили... Просто не повезло... А если
бы вы сами с сумкой, они бы потом всех почтальонш за три улицы... вдруг опять
драчливая попадётся...
Катя криво усмехнулась и посмотрела ей в глаза.
- А на меня бы не напали,- пояснила она коротко. - Биополе не то.
Наташа немедленно вспомнила читанное когда-то о "запахе страха", даже
вспомнила научное слово: виктимология. Наука, стало быть, о поведении жертвы...
И тут её в очередной раз осенило. Она даже остановилась:
- Так вы, значит, меня... нарочно... накачивали... что вдруг не успеете...
да? Нарочно, да?
Губы уже прыгали от отчаяния и беспомощной обиды. Хотелось запустить в
Катю сумкой или просто швырнуть её на горячий асфальт... хорошо бы при этом
разлилась вонючая краска, заряженная в особое устройство... и бежать, бежать
без оглядки...
- Да не сердись ты, - вздохнула Катя. - Ну не Аллу же, в самом деле, было
просить?
Насколько Наташа успела узнать Дегтярёву, в её устах это равнялось самым
прочувствованным извинениям. Она отвернулась и полезла в карман за платком.
Руки ощутимо дрожали. А Катя деловито продолжала:
- Алла, она, извини меня, дура. У шефа на дне рождения не могла официантку
изобразить... Как же, пойдёт она тебе целый день по параднякам с сумкой
таскаться!..
Наташа громко и горестно всхлипнула. Здравой частью рассудка она понимала,
что это выглядело, наверное, неприлично, но удержаться не было сил.
Пронзительная обида мешалась с тем состоянием, которое на жаргоне ёмко
называется "отходняк".
Катя забрала у неё сумку:
- Сейчас вернёмся в контору, покушаешь - и на диван. А я с шефа не слезу,
пока тебе премию за героизм не оформит.
Наташа про себя привыкла считать Дегтярёву довольно-таки заскорузлой
особой, и это неожиданное участие заставило её раскиснуть окончательно. Пока
шли до почты, Наташин платок успел сперва вымокнуть, потом обсохнуть на
солнышке. Они вернули сумку и забрались в машину, поставленную за отделением.
Наташа заснула, кажется, ещё прежде, чем Катя тронулась с места.
Вечером, кое-как приведя себя в порядок и отойдя от случившегося, они
сидели на крыльце и разглядывали прохожих.
- Брат обещал в банду устроить...- проводив глазами очередной "Мерседес",
сказал Гном. - Вот тогда бы...
- Чё ждать, - крутя в руках газовый пистолет, встревал Фарадей. Пистолетом
они разжились совсем недавно, ещё не привыкли к нему и потому сегодня не взяли
с собой, а жалко.- Нахрен к кому-то, чё, сами не можем? Решаться надо,
говорю...
- Не, в банде лучше, там всё культурно, - не соглашался Гном. - Вот и Киса
рассказывала...
- Два раза уже получили, мало вам? - кивнула девочка-отличница. - Ну такие
самостоятельные...
Они бы пререкались ещё долго, но тут рядом затормозил "Гранд чероки" и
уверенный голос позвал:
- Эй, орлы!
- Ребята!!! - обрадовалась Киса. - Плечо!!! А я жду, жду, когда же
заедете...
Народный заступник
Рассказывают, будто во время последнего дефицита на бензин, когда у
заправочных станций маялись многочасовые вереницы машин, а осатаневшие водители
то и дело перегораживали центральные проспекты - на одной АЗС в питерском
пригороде произошёл такой случай.
Только что ушёл бензовоз, и очередь мало-помалу продвигалась к заветной
цели, радуясь хотя бы тому, что вожделенный бензин не иссякнет прямо перед
носом... Когда вдруг мимо вереницы машин лихо промчался сверкающий новизной
"Мерседес" и, оттеснив замешкавшийся инвалидный "Москвич", с ходу занял место
возле колонки.
Инвалид, седой дядька, когда-то въехавший (как потом выяснилось) на
пыльном танке в Берлин, только руками развёл и ничего не сказал наглецу,
годившемуся ему во внуки. А что тут говорить? Стыдить имеет смысл только тех, у
кого есть стыд. Очередь тоже повозмущалась, но больше между собой, поскольку
выбравшийся из "Мерседеса" водитель оказался здоровенным бугаем с толстой
золотой цепью на шее. То есть навевало это мысль, мол, в конце-то концов, одна
машина вперёд проскочила... стоит ли связываться...
И только из одних ничем не примечательных беленьких "Жигулей" вылез
крепкий молодой парень и подошёл к мерседесовладельцу, деловито открывавшему
бак.
"Что ж ты, браток, в очереди не стоишь, как все люди?" - спросил он
спокойно.
Детина выпрямился и смерил его взглядом, катая за щекой жевательную
резинку.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг