выскочил гвоздик. И всё полетело к чертям.
Алексей Снегирёв шёл к Пулковской высоте, завершая долгий и весьма
извилистый путь к своей погасшей звезде. Он, собственно, очень смутно
представлял себе, что будет делать и говорить, когда доберётся до кладбища и
разыщет там четырнадцатый рябиновый участок. "Я не мог, Кира,- скажет он ей.-
Ни позвонить, ни написать, ни ещё как-то сообщить о себе.
Даже годы спустя, когда уже стал почётным негром, почётным евреем и не
приведи Бог кем ещё. Потому что ОНИ знали о тебе, и я знал, что ОНИ знают. И
присматривают за тобой. Даже когда убедились в полной твоей безобидности. ОНИ
читали всю твою почту, прослушивали телефон. Ты не подозревала об этом, но я-то
знал, какие сделаны ставки. И чем может обернуться игра..."
Снегирёв знал, что не произнесёт этого вслух. Не потому, что кто-то мог
услышать его. Просто Кира пребывала в таких местах, где на все вопросы уже
существовали ответы. Иногда ему самому смертельно хотелось туда же. К ней.
Некоторое время назад он был весьма близок к тому, чтобы там оказаться. И
оказался бы - если бы, как правильно отметила тётя Фира, у него не завелись на
этом свете дела.
На Пулковскую высоту можно было взобраться прямиком через хилое
садоводство, но он двинулся в обход, по автомобильной дороге. Где ж ОНИ были,
ИХ люди, в день, когда... возле арки в том доме на Московском проспекте...
когда дул редкий для Ленинграда свирепый юго-восточный ветер, и по проспекту
мела арктическая пурга, и она в своих осенних туфельках побежала двором,
прячась от летящего снега... Снегирёв многое бы ИМ простил, если бы...
Если бы в тот день...
Волхонское шоссе - его финишная прямая - пролегало между кладбищем и
большой городской свалкой, что навевало посетителям первого весьма циничные
ассоциации. Алексей вошёл в ворота мимо недавно выстроенной церквушки и долго
смотрел на большой план, установленный около входа. Когда спустя несколько
минут он осознал, что тупо пялится в одну точку, оказалось, что его глаза давно
отыскали четырнадцатый рябиновый участок, но разум никак всё не может это
зарегистрировать. Да... Вот так он сидел перед давно перекрашенной Кириной
дверью, и в закоулках извилин металось единственное: "Я не хочу здесь жить..."
Снегирёв отвернулся от стенда и зашагал по дорожке, вымощенной покосившимися
бетонными плитами. В одном направлении с ним шли люди, прибывшие на автобусах,
и медленно ехали инвалидные автомобили, которым разрешалось въезжать. Пешеходы,
нагруженные садовым инвентарём, саженцами и мешочками с плодородной землёй,
большей частью не понимали автомобильной символики. Они неохотно расступались
перед еле ползущими "Запорожцами" и "Москвичами" и зло костерили сидевших
внутри инвалидов, без большой фантазии обзывая их новыми русскими. Когда-то
давно, в юности, Снегирёву случилось рано утром ехать в пятидесятом автобусе на
тогдашнюю площадь Труда. Всю дорогу в передней части автобуса происходил
какой-то скандал и кончился только у Николы Морского, когда склочная компания
вышла в полном составе. Любопытный детдомовский мальчик, которому ничего не
удавалось рассмотреть из-за толкотни, нe поленился проскрести дырочку в
заиндевелом окошке. Глядя в неё, он насчитал... четырнадцать бабушек,
направлявшихся в собор к утренней службе. Христианином Снегирёв не был никогда.
Но до сих пор не понимал, как это можно - изо всех сил собачиться, идя к делу
вроде бы святому и богоугодному. Видно, много чего он, если уж так начать
разбираться, в жизни не понимал.
Он не отсчитывал поворотов. Знал, что некая ячейка в мозгах сделает эта
сама. Когда на углу заросшей буйными тростниками канавы возникла покорёженная
табличка с цифрой "14", он остановился и некоторое время стоял, не двигаясь
дальше. Было трудно дышать, и ноющая боль слева в груди, сопровождавшая его от
самого дома, превратилась в раскалённый жгут, расползавшийся в разные стороны
электрическими ручейками. Лекарства от этого не помогали. Один очень хороший
доктор когда-то объяснил Алексею, что на самом деле у него там всё давным-давно
заросло и болеть было решительно нечему. Доктор даже сравнивал его ощущения с
хрестоматийной чесоткой в ампутированной ноге. Вот только легче от докторских
объяснений почему-то не становилось.
Алексей перешёл бетонную плиту, воздвигнутую над канавой в качестве
мостика, и двинулся между надгробиями через траву и разросшиеся кусты.
Примерно посередине участка одна могила была с самого начала заброшена. За
годы на ней вымахала ракита в два человеческих роста, давно поглотившая и
разбитую раковину, и казённый столбик с голубыми вклейками кафеля. Краснокожие
ветки перекрывали соседние проходы, как бы отгораживая уголок. Снегирёва точно
канатом потянуло туда ещё прежде, чем он успел что-либо разглядеть. Он подошёл
и прочитал на небольшой наклонной плите: КИРА АНДРЕЕВНА ЛОПУХИНА. И две даты.
Похорон в своей жизни Снегирёв видел более чем достаточно. Видел, как в
мёрзлую яму, на дне которой почему-то обязательно желтеет вода, опускается
гроб, и хорошо, если кладбищенские деятели не перекосят его, не ударят о
стенку, не плюхнут в эту воду с размаха. И как потом сбрасывают вниз комья
земли, и то, что совсем недавно казалось готовым проснуться и встать живым
человеком, окончательно уходит за грань этого мира, и остаётся только вернуться
в дом, где ещё долго будет казаться, будто вот-вот откроется дверь и...
Снегирёв подошёл на странно негнущихся ногах и, в упор не заметив
скамеечки, сел прямо на край цементного прямоугольника. КИРА АНДРЕЕВНА
ЛОПУХИНА. Недавно подновлённые буквы так и сияли на мраморе.
И две даты внизу...
Было видно, что за могилой ухаживали. В головах росли три хорошие берёзки,
а сбоку, прямо в проходе,- дубок с раздвоенным стволиком. В ногах - куст
шиповника, по углам - ирисы.
Снегирёв довольно долго сидел не двигаясь и молча смотрел, как скользит по
мрамору тень резных листьев дубка. Потом протянул руку и стал выдёргивать
расплодившиеся хвощи.
- Я тебе ландышей принёс,- сказал он Кире, когда с хвощами было покончено.
Кира не возражала против подарка, и он раскупорил свой мешочек, показывая ей
упругие зелёные хвостики, нисколько не заскучавшие в путешествии. Они вместе
выбрали пятачок, не занятый ни декоративным мхом, ни незабудками. Алексей
пальцами выкопал ямку и посадил ландыши, осторожно вынув их из жестянки.
Отвинтил с бутылки белую крышечку и полил кусочек Зеленогорска, который Кира
когда-то хотела устроить на дачном участке.
Остатками воды сполоснул руки, сел на прежнее место и вдруг спохватился,
что не принёс ни выпивки, ни закуски, как положено для поминовения. Спохватился
- и отчётливо понял, что Кира на него, конечно, не сердится.
- Хорошо тут у тебя... - сипло выговорил он, гладя ладонью тёплый цемент.-
Уютно, как в деревне... Зелено...
- И берёзки вон уже какие большие,- ответила Кира.
- Ага...- кивнул Снегирёв.- И дубок вымахал...
Он ещё хотел спросить, знает ли она, что дубы якобы растут вверх только
первые сорок лет жизни, а потом - исключительно в ширину?.. Здравая часть
рассудка вовремя окатила мозг холодной волной, заставив понять: либо он
окончательно сходит с ума, либо ситуация странным образом поменялась и надо
что-то предпринимать.
Ему понадобилось целых полсекунды для осознания - Кирин голос прозвучал
вслух. Не с того света, а вполне наяву. И ещё почти полсекунды, чтобы
определить, откуда конкретно он доносился. С бетонного мостика через канаву, по
которому совсем недавно проходил он сам. К "его" могиле - Кириной могиле -
направлялись три человека, и благодаря пушистым зарослям они пока не могли
видеть его.
Ещё несколько шагов, и они вышли на более открытое место, но Снегирёва
возле надгробия уже не было. Он сидел на корточках в трёх метрах от них,
неразличимый в густой зелёной тени. И смотрел на мужчину, женщину и
девочку-подростка, пришедших в гости к его Кире.
Долговязый мужчина был эталонным образцом того, что в народе называют
"интеллигент в шляпе и очках". .Он был одет в потрёпанные
дачно-гаражно-походные джинсы и тенниску и нёс за плечами древний, защитного
цвета рюкзак. Однако стоило посмотреть на него всего один раз, и сам собой
приходил на ум письменный стол, компьютер, шкаф с книгами. Женщина, наоборот,
была маленькая и полная, с немного отёчным лицом хронического почечника. Что же
касается девочки между ними... Снегирёв не сводил с неё глаз. Теперь он знал,
как выглядела Кира, когда ей было двенадцать лет. Круглое лицо. Очки. Длинная
коса, для удобства связанная колечком.
Вот только волосы в той косе были пепельно-русыми. И прямыми, точно
солома...
- Ой, тёть Нин! - всё тем же Кириным голосом сказала девчушка. - Смотрите,
а тут кто-то был! Все хвощи выдраны...
Она первая заметила следы снегирёвской деятельности.
- И ландыши посадили...
Стаська обошла могилу, нагнулась и совершенно Кириным движением поправила
очки, разглядывая неизвестно откуда возникший кусочек Зеленогорска. Снегирёв
сглотнул и подумал, что она сейчас догадается. Рассказывала ей Кира? Или не
рассказывала?.. Что вообще можно рассказать о ТАКОМ семилетней дочурке?.. Ей же
было всего семь лет, когда...
Он мучительно задумался, пытаясь точно вычислить, семь или восемь. Не
получалось.
- Может, с работы кто заходил,- сказала Нина Жукова.- Любовь Ивановна,
например. Будем с ней разговаривать, спросим... Валера, ты пушонку в рюкзак
положил?..
Снегирёв уже скользил прочь, по-прежнему недосягаемый ни для чьих глаз,
мимо трогательных надписей на могилах, всё дальше от единственного человечка на
свете, который был ему по-настоящему дорог. И который, умненькая головка,
теоретически мог догадаться. Ландыши были глупостью. Махровой с кисточками. Как
и весь этот его пеший поход. И поселение у тёти Фиры, и дурацкая стычка возле
парадного... Вот так, оказывается, оно в жизни и происходит. Вот так испаряется
- причём начисто - всякий профессионализм, когда дело переходит на личности.
Пока это касалось других, он не особенно верил. То есть не сказать даже не
верил,- просто мало ли что иногда происходит с людьми, но какое отношение это
имеет лично к нему? Профессионал, он и есть профессионал, а всякие там срывы на
личной почве - суть очевидные следствия недостаточной подготовки... Идиот...
Выбравшись на дорожку, Снегирёв вскоре достиг дальнего от ворот края
кладбищенской территории, пересек жидкую рощицу и спустился с Пулковской высоты
кратчайшим путём. Всё его нынешнее пребывание в России было сплошной цепью
ошибок. И сколько он их ни осознавай, новых избежать не удастся. И эти ошибки,
очень даже возможно, будут стоить ему головы. Хорошо бы только не прежде, чем
он доделает некоторые дела...
У самого шоссе он снял джинсы, оставшись в майке и спортивных трусах.
Обмотал джинсы вокруг пояса - и побежал назад в город лёгким и мощным шагом
опытного марафонца. Кроссовки, хранившие растительную пыльцу множества стран,
равномерно выстукивали по залитому солнцем асфальту.
Конец первой части
Часть вторая. ЗНАКОМСТВО
На Турбинном заводе
Валерий Александрович Жуков ещё числился в НИИ Электромаше ведущим научным
сотрудником и даже иногда получал там зарплату. Она выдавалась со средним
опозданием в два месяца и была вполне достаточна, чтобы одному человеку не
помереть с голоду в течение двух недель. У Жукова в семействе была ещё жена
Нина, шестой год сидевшая на инвалидности, и Стаська. Начальство тоже понимало,
что у всех сотрудников - семьи, и уже давно не спрашивало с них никакой
производственной дисциплины. Рассказывали, будто лет десять назад замдиректора
по кадрам носился с идеей поставить на проходной турникеты с жетонами, словно в
каком-нибудь "ящике". Теперь это воспринималось только как хохма.
Сегодня была пятница, к которой Жуков готовился тщательно и
заблаговременно. Ради денег он тянул разом чуть не десяток халтур, но всё имеет
предел. Надо же когда-то и "расслабить лицо"! Сегодня он собирался уйти с обеда
домой, раскочегарить "Москвич" и отвезти семейство в Орехово. Соответственно,
он приложил немало усилий, чтобы "разгрести" ради этого пятницу и выходные. И,
как водится, всё рухнуло в один миг.
Вчера, уже часов в одиннадцать вечера, ему позвонил с Турбинного завода
Рудаков, начальник лаборатории наладки. "Загляни к нам завтра часика в три, -
поздоровавшись, сказал он Валерию Александровичу.- Каширин велел нам вместе с
тобой подойти".
Жуков, помнится, сразу подумал, что Турбинный завод не зря назывался ещё
по старой памяти "Ленинградским". От прежних времён там явно задержалось не
только название. Взять хоть вот это обыкновение начальства проводить всякие
совещания в пятницу вечером. Или с раннего утра в понедельник...
"А что такое, Евгений Германович?" - ещё на что-то надеясь, спросил он
Рудакова. "Да тут программа твоя не работает,- ответил начлаб. - Эта, как её...
ну, ещё такие красивые характеристики рисовала..." - ""Процесс"",- сквозь зубы
выговорил Жуков название программы, написанной им с полгода назад по
хоздоговору. Он отлично помнил и саму программу, и то, как объяснял её принципы
подающим надежды рудаковским сотрудникам. Витя и Миша слушали его едва ли не с
пренебрежением, всем своим видом показывая: каждый из них элементарно написал
бы точно такую же и ещё лучше, вот только руки, занятые вещами более важными,
никак не доходили. "А в чём там загвоздка?" - спросил Жуков, мысленно обозревая
программную конструкцию в поисках возможного слабого места. "Да я толком не в
курсе,- сказал Рудаков.- В общем, приезжай, разберёмся".
Жуков повесил трубку и сообщил своим женщинам, что намеченная поездка
откладывается. "Ну вот!..- вздохнула Нина.- А я уже коробки сложила!.." - "Вы
не расстраивайтесь, дядя Валя, - сказала Стаська. Дядей Валей она его называла
с младенчества: сперва - для экономии усилий по выговариванию, потом - по
привычке. Она чмокнула опекуна в щёку: - Подумаешь, сегодня не срослось, другой
раз срастётся. Вы не расстраивайтесь".
Легко сказать!.. У Жуковых не было дома компьютера, так что Валерий
Александрович не мог сразу сесть и начать всяко-разно гонять злополучную
программу, выискивая вероятный отказ. Мудрено ли, что он целую ночь вертелся в
постели, как коленчатый вал, а утром, раньше всех явившись на службу, сразу
включил машину и сунул в неё захваченную из дому дискету. Программа работала.
Жуков прошёлся по меню, задавая самые невообразимые сочетания, условия и
режимы. Программа работала. Он расстроился окончательно, сделав вывод, что
недоучёл какие-то тонкости, выплывшие при конкретной работе, и в таком
состоянии, взвинченный и почти виноватый, отправился на Турбинный завод.
И что у них эти самые тонкости вечно выявляются не сразу, а полгода
спустя, наверняка накануне показа каким-нибудь важным заказчикам?..
У Жукова имелся на ЛТЗ временный пропуск. Хоть то хорошо, что не надо было
тратить время на проходной, дожидаясь, пока разыщут девицу, час назад посланную
заказывать для него разовый пропуск. Жуков без помех проник на территорию,
миновал стенд с портретом Эльхана оглы в траурной рамке и зашагал к
административному корпусу. Идти было через несколько длинных дворов.
- Валерий Александрович!.. - почти сразу окликнули его сзади. Он обернулся
и увидел рудаковскую сотрудницу Гончарову, даму примерно его лет, то есть
сорока с небольшим.
- Здравствуйте, Новелла Сергеевна, - сдержанно поздоровался он. Гончарова
мило улыбнулась:
- Вы в лабораторию?..
Про себя Валерий Александрович считал Новеллу Сергеевну изрядной змеюкой,
но делать нечего - пошли вместе, перешагивая через рельсы. На рельсах стояли
могучие полосатые краны, способные поднимать и переносить исполинские стальные
детали. Пути змеились по заводской территории, заползая в цеха. Была и ветка,
упиравшаяся прямо в Неву. Сейчас на этой ветке стояла платформа с турбинным
колесом, приготовленным для отгрузки. Бублик нержавейковых лопастей издали
сиял, как ёлочная игрушка, но Жуков знал, что вблизи колесо окажется шершавым,
словно только что из-под рашпиля. Во времена Перестройки Турбинный завод
посетили американцы, носившиеся с мыслью о возможном сотрудничестве. Жуков при
историческом визите не присутствовал, только слышал из разговоров, будто
американцы, прощаясь, дружески посоветовали ЛТЗ перейти на выпуск контейнеров.
Больше проку, мол, будет.
- Там у Рудакова мой "Процесс" вроде забарахлил,- сказал он Гончаровой.-
Вы не в курсе случайно9..
- Случайно нет,- улыбнулась Новелла Сергеевна.- я теперь другим занимаюсь.
Жуков только кивнул. Когда ещё начинали внедрять повсюду компьютеры,
Новелла Сергеевна часто и надолго брала у него литературу о машинных языках,
собираясь, по собственному выражению, как-нибудь на досуге попрограммировать
для души. Взятые книги она возвращала со скрипом невероятным, и Жуков в конце
концов их ей давать перестал. Вероятно, поэтому она ни одной программы так и не
написала. Интересно, на какой работе она горела теперь?.. На всякий случай он
решил сменить тему:
- Как вообще жизнь, как дома?
Она махнула рукой:
- Да что... как у всех. Рабочим ещё что-то платят, а нам - сами понимаете.
Хотя вы-то, Валерий Александрович, наверное, далеки от подобных проблем. Вы, я
слышала, уже миллионами деньги считаете?
Жуков, внутренне закипая, некоторое время молчал. На той неделе, идя по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг