кухне, тётя Фира до самого утра почти не спала. То есть временами она ненадолго
погружалась куда-то и видела, что характерно, своё военное прошлое, но большей
частью лежала с открытыми глазами и прислушивалась. В кухне царила тишина, но
тишина была некоторым образом живая, совсем не та, что в действительно пустом
помещении.
Когда совсем рассвело и на деревьях под окном подняли гам воробьи, тёте
Фире стало окончательно не до сна, а часов в шесть, ничего не попишешь,
пришлось вставать и отправляться с визитом в Софочкины удобства. Это лишний раз
напомнило старой женщине о скором возвращении в коммуналку, и напоминание было
не из приятных. То, что в этой квартире было приятным утренним ритуалом, на
Кирочной больше отдавало вылазкой во вражеский лагерь. Обитатели коммуналки
просыпались в разное время, часто непредсказуемое, и сразу начинали бурно
торопиться на работу: пенсионеры, бездельничающие круглые сутки, могли
подождать. Тёте Фире случалось и вздрагивать от буханья в сортирную дверь
могучего кулака, и выслушивать всяческие поношения, если ей доводилось не
вовремя сунуться в коридор со своим несчастным горшочком, обрисовывающимся под
накинутой тряпкой. Валя-Витя - молодая пара из комнаты напротив - считали такое
поведение верхом неприличия, хотя горшок их трёхлетнего сына порой по полдня
стоял в том же коридоре, причём со всем содержимым. Сын, он ведь маленький, у
него "не считается". А вот некоторые старухи...
И уж вовсе не стоило говорить, что Софочкины удобства просто сияли
чистотой и комфортом, а оборудованы были на сумму, далеко превосходившую всю
тёти-Фирину личную собственность. Да! Совсем не стоило про это даже упоминать.
Ибо перед глазами сразу вставал шаткий и вечно несвежий унитаз с его
оплакивающим кого-то бачком, да всё это на фоне грязно-синих стен, с тусклой
крохотной лампочкой под пятиметровым потолком... Очередь по уборке давно умерла
естественной смертью: чистоту наводили только тётя Фира, Оленька Борисова да
Патя Сагитова. Остальные ни под каким видом не желали себя утруждать. Они
рассматривали своё житьё в коммуналке как меру сугубо вынужденную и временную,
необходимый шаг перед вселением в многокомнатные апартаменты. О квартире
предоставлялось заботиться тем, у кого здешняя прописка обещала стать вечной...
Причесавшись, тётя Фира тихонько заглянула на кухню - как там вчерашний
доходяга, живой ли?.. Снегирёв лежал поверх спальника и гладил кота, усевшегося
ему на живот. Заслышав хозяйкины шаги, котик повернулся в её сторону и
поздоровался, издав ленивое "кр-р-ру!", после чего снова запрокинул головку и
сощурил жёлтые с зелёными ободками глаза, подставляя чешущим пальцам горло и
подбородок. Тётя Фира посмотрела на эту идиллию и сразу вспомнила про треску
Bordelaise, которую можно будет скушать на завтрак, но тут Снегирёв негромко
спросил, обращаясь к коту:
- Тебя как звать-то, приятель?
- Васькой,- сказала тётя Фира.
- Понятненько... - по-прежнему не глядя на неё, проворчал Алексей.-
"Абрам, назовём котика Изей?" - "Что ты, Сарочка, это же человеческое имя,
пускай будет Васька..."
От такого махрового антисемитизма тётя Фира вначале потеряла дар речи.
- Доброе утро, тётя Фира, - совершенно неожиданно сказал он на неплохом
идиш, и она обнаружила, что её гость, оказывается, умеет и улыбаться.- Я вас не
слишком стеснил?..
Наверное, они выглядели несколько странной парой: два седых человека,
старый и молодой, он - навьюченный своим рюкзаком и её сумкой, она - с лохматым
серо-полосатым котиком на руках. Идти от "Чернышевской" было недалеко, только
приходилось давать крюк, проникая под арку и дальше двором довольно длинного
дома. Подъезд вообще-то исторически был сквозной, но дверь, выходившую на
улицу, ещё при царе Горохе закупорили для удобства дворников и уборщиц. Прожив
здесь десятки лет, тётя Фира парадным входом пользовалась считанные разы, когда
под домом лопались некие трубы и дверь временно открывали для удобства рабочих.
Согласно последним слухам, подъезд собирались вскорости разгородить и в той
части, что выходила на Кирочную, поселить продовольственный магазинчик.
Коммерсанты уже обходили жильцов, собирая подписи "за" и суля лестничным
аборигенам торговые льготы.
Тётя Фира и Снегирёв шли по двору, когда её окликнула Наталья Фоминична из
соседнего дома, и она остановилась перекинуться словечком, отправив Алексея
вперёд. От дождя, прошедшего накануне, осталась единственная на весь двор лужа
- как он позже выяснил, вообще практически не высыхавшая в выбоине асфальта. Но
это потом, а пока Алексей как раз проходил между лужей и бетонными надолбами
помойки, когда сзади послышался надсадный рёв мчащегося автомобиля. Алексей
обернулся... Ширина проезда позволяла маневрировать большегрузному "КамАЗу" с
прицепом, но грязно-зелёные "Жигули" прошли левыми колёсами точно по луже,
подняв в воздух половину воды. Пулемётная очередь брызг густо оросила Снегирёву
все джинсы. Пока он додумывал человеколюбивую мысль о чьей-то жене в роддоме и
иных экстренных обстоятельствах, могущих превратить нормального человека в
безумного лихача, "Жигули" сбросили скорость, подкатили к той самой парадной,
куда тётя Фира велела ему подойти, и остановились, взвизгнув плохо
отрегулированными тормозами. Открылась дверца, наружу неторопливо вылез крупный
молодой парень, отпер багажник и стал опять-таки очень неспешно вытаскивать
связку картонных коробок.
Снегирёв переложил из руки в руку тёти-Фирину сумку (он инстинктивно
спрятал её за собой от потопа) и продолжал идти. Достигнув подъезда, он
остановился у двери. Парень между тем закончил выгрузку и потащил коробки в
дом.
- Чё встал на дороге?..- рявкнул он на мешавшего ему Снегирёва.
Тот свободной рукой оттянул насквозь мокрые джинсы:
- Тряпочки не найдётся?
Откуда ему было знать, что к Вале Новомосковских с утра пораньше придрался
на площади Победы невозмутимый гаишник и битых полчаса растолковывал ему всю
глубину его заблуждений, после чего заставил отогнать машину в тихий проезд,
вызвал коллегу и затеял всестороннее изучение технического состояния
автомобиля. Валя и так-то ангельским характером не отличался, а в данный
момент, опоздав в четырнадцать разных мест, был попросту взрывоопасен.
- Отвали на хрен, блин, говно!..- выдал он так несказанное проклятым
ментам.
Опыт всей предыдущей жизни Снегирёва тpeбoвaл уступить и ни в коем случае
не связываться. Он с удивившим его самого безразличием послал этот опыт
примерно туда же, куда только что послали его самого. Снимать рюкзак было лень;
он не спеша оторвал от земли правую ногу, и короткий удар взорвал замызганную
фару машины. Ему было, собственно, всё равно, кто такой этот малый и что у него
за друзья.
Валя обернулся и увидел причинённый ущерб. Коробки полетели на асфальт, он
живо оказался у водительской дверцы и выдернул из-под сиденья монтировку.
- А ты, значит, крутой? - зловеще поинтересовался он, идя на сближение с
Алексеем.- Крутой, значит, да?..
Тётя Фира заметила неладное и бежала к ним старческой шаткой рысцой,
схватив под мышку кота. Васька со жгучим интересом таращил жёлтые глазища,
пышный хвост развевался. Снегирёв держал в руках тёти-Фирину сумку и равнодушно
смотрел на Валю Новомосковских. Когда тот пообещал включить разом все счётчики
и замахнулся, придавая весу словам, в блёклых глазах возникло подобие интереса,
но и только, и разгневанный Валя - сто шесть кило добротного мяса - необъяснимо
смутился. Он привык к несколько иной реакции на свои габариты да с монтировкой,
занесённой наотмашь. При таких обстоятельствах на него редко взирали с
задумчивым любопытством сытого удава, повстречавшего ещё одного кролика...
- Мальчики, мальчики!..- бесстрашно бросилась между ними подоспевшая тётя
Фира. - Ой вэй, Валечка, познакомьтесь, это Алёша, у нас жить будет, он у меня
комнатку снял!..
Валя Новомосковских ещё с полминуты тряс монтировкой и порывался отпихнуть
тётю Фиру с дороги, но про себя был почти благодарен старой "жидовке". Снегирёв
молча ждал, пока он заткнётся, и думал о том, что был всё же не прав. Не стоило
связываться.
Тётя Фира обитала в двух комнатках, отделённых от коридора крохотным
тамбуром. Изначально комната была одна, возникшая из куска гигантской гостиной,
разгороженной на коммунальные закутки, и присовокуплённого к нему закоулка для
горничной. Лет через десять проживания тётя Фира восстановила историческую
справедливость, возведя переборки, и очень этим гордилась. В одной комнатке,
побольше, было полукруглое окно чуть не во всю стену, от которого зимой
наверняка безбожно сквозило. На окне сидели в горшочках четыре узамбарские
фиалки (Алексею доводилось видеть, как они растут у себя в родных горах) и
маленький жасмин. Что касается мебели, то примерно так выглядят небогатые
старые дачи, куда хозяева годами свозят всё то, что делается ненужно в
городской квартире. В данном случае, видимо, у кого-то не было дачи, зато
имелась подруга не то дальняя родственница в коммуналке.
Другая комната оказалась узкой и длинной, "чулком", Похоже, до появления
Снегирёва это было что-то вроде кладовки; тётя Фира собралась было
перетаскивать вещи, но, к её большому облегчению, жилец отмахнулся:
- Пускай... Мне не мешает...
Она только никак не могла решиться выговорить цену, которую сама успела
счесть грабительской для человека приезжего и явно притом не слишком богатого.
Снегирёв понял её замешательство и сам назвал подхваченную где-то цифру: сто
долларов.
- Вам как лучше? - поинтересовался он,- Зелёными или деревянными?
Невинный вопрос вверг тётю Фиру в глубокие размышления. С одной стороны,
доллар последнее время не дешевел, но как знать, что там на уме у
правительства: ещё возьмёт его да вовсе отменит... По Софочкиному примеру она
всё-таки остановилась на долларах.
Вечером Снегирёв отправился погулять и прошёл до Владимирской площади,
узнавая и не узнавая места. В хозяйственном магазине продавался резаный поролон
с липким слоем - затыкать на зиму рамы. Алексей сразу вспомнил полукруглое окно
в комнате своей хозяйки, но по летнему времени дело было определённо не
спешное. Он купил в "Бабилоне" (поймать бы того, кто додумался до подобной
транскрипции...) беленький электрочайник. Он помнил, как тётя Фира лелеяла
точно такой же в квартире на Кузнецовской.
Вернувшись, он терпеливо дождался, пока она снимет с полки алюминиевого
ровесника мамонтов и направится с ним за водой, и только тогда с хитрым видом
раскупорил свою сумку. Тётя Фира изумлённо повертела в руках неожиданный
подарок и расчувствовалась почти до слез:
- А мне знаете чего уже соседи во дворе наговорили? Ещё пустишь, мол,
какого-нибудь жуткого типа...
Жуткий тип, сидевший нога на ногу в продавленном кресле, согласно кивнул и
заверил старушку, что хороших людей на свете всё-таки значительно больше, чем
плохих. Против этого не возражал даже кот. Он вспрыгнул Снегирёву на колени и
замурлыкал, напрашиваясь на ласку. Тётя Фира посмотрела на них и умилённо
подумала, что человек, знавший Кирочку, ну никак не может быть злым или
жестоким. Это же очевидно.
Левый поворот
Сергей Петрович Плещеев был в прекрасном расположении духа. Повод для
этого сегодня был более чем веский: прошла первая информация от сотрудника,
выполнявшего очень важное поручение. И Плещеев, как всегда, когда в воздухе
повисал запах удачи, на время преобразился в неотразимого супермена, которому
все по плечу и море по колено. Он сам сознавал собственное мальчишество, но
ничего поделать не мог. Ярко светило солнце, мотор голубой "девятки" работал,
как часы, и даже бесконечные светофоры, натыканные по всему Литейному через
каждый квартал, против обыкновения не раздражали его.
Впереди замаячило стеклянное здание "Академкниги", и в голове мелькнула
весьма своевременная идея заскочить посмотреть пятый том Карамзина. Людмила
давно просила заехать, да всё как-то не получалось. Людмила... Сергей Петрович
слегка виновато улыбнулся своему отражению в зеркальце заднего вида. Увы, он
был далеко не безгрешен перед женой. Что ж, простим себе старое, но на будущее
воздержимся от соблазнов... По крайней мере, попробуем...
Он вышел из машины, закрыл её и легко взбежал по высоким ступеням книжного
магазина. Две девушки, попавшиеся навстречу, оглянулись ему вслед. Сегодня он и
вправду был суперменом.
Прежде чем подняться на второй этаж в "Подписные издания", Плещеев решил
заглянуть в "Академкнигу": вдруг да есть что-нибудь новенькое. Пропустишь -
покупай потом у лоточников втридорога... Он вошел в небольшое помещение
магазина, и с первого же взгляда понял, что заглянул сюда зря. О-о, совсем,
совсем зря...
Ибо у книжного прилавка, где продавалась, литература по истории,
философии, этнографии и смежным наукам, стояла Она.
Снова мелькнула, тускнея, виноватая мысль о жене, но Сергей Петрович, как
и тысячу раз прежде, решительно отбросил её. Кто посмеет сказать, будто он
совершает по отношению к Людмиле какое-либо предательство? Какой гнусный ханжа
усмотрит нечто скверное в том, что женатый мужчина восхищённо рассматривает
красивую девушку?.. Так можно дойти до того, чтобы запретить созерцание статуй
в Летнем саду. Вот и для него прекрасная незнакомка - всего лишь объект
эстетического наслаждения. И ничего: больше!
Плещеев подошел к прилавку и, сделав вид, будто его страшно интересуют
названия книг (на самом деле Карамзин был давно забыт и вычеркнут из списка
приоритетов), боковым зрением профессионально изучал свой "объект". По правде
говоря, девушка того стоила. На ней была узенькая чёрная юбочка, подчёркивавшая
безупречную линию бедра и очень тонкую талию; стройные загорелые ножки обуты в
простые, но очень изящные итальянские лодочки... Взгляд Плещеева переместился
выше. Чёрная маечка открывала стройную шею и плечи, точёный маленький
подбородок... Завершался "объект" чудесными белокурыми (не крашеными! на это у
Плещеева был наметанный глаз) волосами.
Да-а-а... Вот уж грех не использовать свои умения иногда и вне службы...
...Правильные некрупные черты, красиво очерченные губы... А выражение
глаз!.. Не дурочка, далеко не дурочка, сразу видно. Не из тех, кто пришел
купить умную книгу, чтобы перед приходом "культурных" гостей поставить её на
самое видное место в шкафу или, прочитав предисловие, покорять интеллектуальную
компанию эрудицией...
- Покажите, пожалуйста, "Критику способности суждений", - попросила
незнакомка, указывая на книгу в неброской жёлтой обложке.
Плещеев аж присвистнул про себя: философиня!.. Он ощутил, что наметившееся
приключение обрело последний штрих, последнюю крупинку приправы, сообщающую ему
должную пикантность и остроту.
И с чего он прежде считал, будто женщина, интересующаяся философией, тем
более стариком Иммануилом, должна быть непременно мымрой в очках с тостыми
стеклами, в бесформенном серо-коричневом балахоне и с ядовито дымящей папиросой
в зубах?..
- Двенадцать тысяч! Всего-то! - вслух изумилась незнакомка.- Таких денег
не бывает!
Раскрыла кошелёк и принялась отсчитывать нужную сумму.
- Платите в кассу,- равнодушно сказала продавщица.
- Извините,- слегка смутившись, улыбнулась девушка.- Привыкла к лоткам...
Она отправилась в кассу, и Плещеев незамедлительно обернулся, чтобы как
следует рассмотреть "объект эстетического наслаждения" сзади. И скоро признал,
что тыл производил не меньшее впечатление, чем вид сбоку.
Девушка вернулась, отдала чек, взяла книгу, положила её в сумку (не этакую
изящную фитюльку, куда влезает лишь пудреница, помада и носовой платок; в руках
у неё был настоящий дамский портфель, где можно носить доклады и диссертации),
и не спеша вышла из магазина. Плещеев остался в рассеянности стоять у прилавка,
тупо глядя на книги.
- Вас что-то интересует? - любезно спросила продавщица.
- Да я так...- опять не вспомнив о Карамзине, ответил Плещеев. - Просто
смотрю...
Увы, увы!.. Пора было выкинуть "прекрасный объект" из головы и
возвращаться к повседневности. Сергей посмотрел новинки в других отделах,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг