- Зато ты мне не очень.
Он так и не посмотрел на Голубу.
Ночью мы с Блудом стерегли стражу - ходили вдвоём туда-сюда по забралу,
зорко блюли доверенную нам крепость. Я очень любила сторожить по ночам.
Наверное, из-за покоя, что смотрел наземь с небес и проливался в меня, беседуя
о сокровенном. Горели бесчисленные огни, опрокинутые в тёмно-синюю бездну, и в
каждом жила душа, отгулявшая свой век на земле. Что таилось меж ними, в
бесплотной таинственной темноте? Тоже души, наверное, только такие, о которых
никто больше не помнил. Когда-то у нас верили, что мёртвые без живых слабеют и
в конце концов опять умирают, уходят в иной мир дальше прежнего. Небо медленно
поворачивалось, в лесу кричал филин, потом провыл волк, отозвалась волчица,
щенки подхватили. Я улыбалась и думала о Том, кого я всегда жду, и мне никто не
мешал.
Воевода проснулся, как обычно, раньше других, ещё до зари. Чермная рубаха
мрела в синем утреннем свете. Он вывел из конюшни Мараха и отправился за
ворота. Белый пар летел из ноздрей жеребца. Марах фыркал и встряхивался,
извивал атласную шею, брал седока за колено. Мы провожали их взглядами, покуда
не скрылись. Из-под деревьев, суля пригожий денёк, тянулись седые пряди тумана
- солнце ещё не думало восходить, но в воздухе разливалось смутное предчувствие
света, и туман едва заметно мерцал, вползая наверх по шершавым влажным стволам.
Вот в такое время и совершаются на земле чудеса.
Мы не торопясь обошли забрало ещё несколько раз, нам было тепло в
овчинных, туго перепоясанных безрукавках. Звёзды меркли, зато далёкие облака
проступали у края небес, пепельно-бледные, ненастоящие.
Блуд толкнул меня локтем. Вождь ехал опушкой леса назад; долгогривый Марах
плыл серебряным лебедем, раздвигая густое белое молоко. Не было слышно ни
топота, ни звяканья сбруи; на миг показалось - всадник и конь примерещились нам
в прозрачных нитях тумана и вот-вот готовы были растаять, пропасть, унестись
двумя жемчужными облачками вместе с зарёй... Хоть верьте, хоть нет! Мне
причудилась белая тень впереди вождя на седле. Уж не та ли тень, что выходила
из поминального пламени под морозной зимней луной?..
Неясный крик спугнул волшебство. Вершник услышал крик чуть раньше нас и
осадил жеребца, и земля брызнула из-под сильных копыт. Прямо к варягу бежала из
лесу девушка, бежала, кажется, из последней могуты, отчаянно взмахивая руками.
Марах прижал уши, но вождь толкнул его пятками, поворачивая навстречу. Девушка
упала, не добежав, и тут только по платью, по встрёпанным золотым волосам я
признала Голубу. Мы с Блудом переглянулись. Мой побратим тоже ходил вчера
взглянуть на танок. Кот-котище тут был и мёд пил, а и стола не закрыл...
Вождь спрыгнул с седла, подошёл к ней. Голуба с плачем приподнялась,
хватаясь за его сапоги. Ой, девка! Надумала подразнить, а теперь к нему же за
помощью притекла? Что сотворит жестокий варяг? Сам прибьёт? К батюшке строгому
за ухо отведёт?..
Он наклонился, поставил её на ноги и обнял. Начал гладить мокрую голову,
хлипко дрожавшие плечи... Бедная Голуба доверчиво жалась к нему - дитё
неразумное, горько обиженное...
Вот он поднял её на косившегося Мараха. И по-прежнему неторопливо, но и не
прячась, поехал мимо крепости, через горушку к деревне. Голуба затихла возле
него, под плащом... Прижалась щекой к широкой груди, к проношенной красно-бурой
рубахе, увидела близко ту полинялую вышивку, что так манила её зимою на
посиделках...
Да. Я редко сразу смекала, что было у него на уме. В этот раз догадалась.
Только на его месте я девку всё же бы отстегала. Крапивушкой по нежному заду.
Чтоб три дня сидеть не могла!
,
Позже нам передали, как он подъехал ко двору Третьяка. Невозмутимо
поздоровался с хозяином и хозяйкой. Спешился и бережно спустил наземь Голубу,
зацелованную до синяков... И без лишних слов разомкнул дорогой серебряный
обруч, подарок гостей новогородских. Надел его Голубе на левую руку, на
порванный, измаранный травяной зелью рукав... соседушки востроглазые всё как
есть разглядели. Девка, видно, успела к тому времени согреться подле него и
малость оправиться - прошла-таки в избу мимо матери и отца, не подломившись в
коленках... Через несколько дней будет вновь смеяться с подружками и, по-моему,
сама поверит, что обнимал её в самом деле варяг. Серебряное запястье было ей в
два раза , велико. Она привязывала его верёвочкой, чтобы не потерять..
Всё то утро вождь просидел на крыльце дружинной избы. Он любил там сидеть,
приглядывая за возившимися парнями. Малыши-детские, как обычно, тотчас его
облепили. Самые маленькие принялись теребить старую Арву, вышедшую погреться на
солнышке у хозяйских колен. Двое пробовали бороться, а один притащил ножичек и
обрубок липовой деревяшки: хотел вырезать лошадку, что-то не получалось. Всё
как всегда, но Мстивой поглядывал на ворота.
Некрас явился к полудню, ко времени, когда затевалась еда. Верно, сладко
спалось ему в лесу на мягкой траве... Воевода отдал ножик и чурочку, отряхнул
стружки с колен.
- Некрас,- сказал он, не поднимаясь. Тот оглянулся, сильный зверь,
наигравшийся и хорошо отдохнувший, и я внятно представила, как плакала и
вырывалась Голуба, когда стало ясно, что поцелуями от него не отделаешься, и
ещё я подумала, как хорошо, что тогда, по шею в воде, я сумела не испугаться,
не начала умолять...
- Поди сюда, - сказал воевода. Негромко сказал, но кмети замолкли. Некрас
не двинулся с места:
- Я не твой человек, чтобы бежать, когда ты зовёшь!
Варяг медленно поднялся, и мне за ворот поползли муравьи, и опять
захотелось как следует спрятаться, а там уж сообразить, виновна я чем-нибудь
или не виновна перед вождём...
- Ты не мой человек. Но ты стал обижать тех, кого я защищаю.
- А-а,- сразу понял Некрас и заулыбался.- Неужто обиделась?..
Вождь смерил его взглядом, невозмутимый, но скулы на худом лице означились
резче.
- Я обиделся, Некрас, и с тебя хватит. Вот когда снова блеснули в глазах у
Некраса волчьи жёлтые огоньки!
- Эта девка стоит, чтобы из-за неё спорить, - выговорил он сквозь зубы и
пошёл прямо вперёд, чуть пригнувшись и не глядя по сторонам, смелый всё-таки,
один против всех. Кмети двинулись - варяг молча вскинул руку, они отступили.
Арва стряхнула испуганных малышей, вцепившихся в длинную шерсть. Поднялась на
кривые старые ноги и зарычала. Славомир сомкнул руки у поясницы. Некрас
по-лесному мягко шёл, почти крался вперёд.
Вряд ли думал вождь затевать поединок прямо теперь, но Некрас об него
расшибся, как прибой о скалу. Метнувшаяся рука обмякла на полдороге,
столкнувшись с его рукой, нож отлетел, ярко блестя. Воевода лишь защищался, но
как защищался! Год назад я не успела бы даже понять, что совершилось. Некрас
зарычал от боли и унижения и снова прыгнул вперёд, и тогда-то Мстивой приласкал
его уже как следует. Без особых затей, одним коротким ударом. Блуд склонился
над бездыханным Некрасом, выслушивая, бьётся ли сердце.
Тут из дверей дружинного дома изникла заспанная Велета. Ночью ей было не
по себе одной без меня, лишь под утро крепко забылась и теперь тёрла глаза,
медленно просыпаясь:
- Ой, что там у вас?..
Тяжкое чрево топырило просторную вышитую рубаху.
- Ничего,- сказал воевода.
БАСНЬ ШЕСТАЯ
МСТЯЩИЙ ВОИН
Я сидела под мачтой и молча смотрела в непогожее серое небо. Корабль шёл к
югу на вёслах, неторопливо качаясь. Ребятам-гребцам было не скучно, они пели в
сорок молодых голосов и разом откидывались на гладких скамьях. Славное дело
песня, особенно если укачивает. Я не подпевала парням, ведь я не гребла. Очень
может быть, скоро мне сделается не до гордости. Но ещё немножко я вытерплю.
Время от времени я закрывала глаза, чтобы не смотреть на влажную палубу,
кренившееся холодное небо и беспорядочные, беспокойные, что-то затевавшие
волны... Я надеялась уснуть, но тут, пожалуй, уснёшь. Помимо собственной воли я
начинала прислушиваться к себе и к противному шевелению в животе, так что
делалось ещё хуже. Не настолько, чтобы лежать уж вовсе пластом и умолять чуть
не о смерти - а сказывали мне, бывало и так, особенно, если сутки за сутками, -
но достаточно, чтобы жалеть себя не по-воински, самой это чувствовать и мало не
плакать от злости и бессильной обиды... И думать: хорошее ли ждало впереди,
если опять всё так начиналось?
Перед отплытием, как повелось, воины рассказывали друг другу, кто что
натворил в последние дни. И на случай битвы червили кровью щиты.
Кровь, исторгнутая насильно, уносит жизнь человека. Но когда он даёт её
сам, по собственной воле - она обретает дивную силу. Она лечит любые болезни,
Дает верный удар стрелам и копьям, делает неуязвимыми щиты.
Я сама смастерила свой щит. Своими руками замачивала толстенную кожу,
снятую с плеч зарезанного быка, сама погружала её в расплавленный воск, чтобы
не боялась воды, сама прибивала к прочной деревянной основе. Такой щит не
больно разрубишь, но настоящей прочности не достигнуть одним ремеслом.
Я рада была бы как следует укрепить свой щит, пока он оставался гладким и
чистым, пока не пришлось доверять ему, неосвящённому, жизнь... но не
осмеливалась. Моя женская кровь не годилась для доброго дела. Тут не кликнуть
бы лишней беды всем побратимам и себе заодно!.. И тем не менее в утро отплытия
я нашла свой щит липким и бурым от щедро политой крови. Кто сотворил?.. Я
кинулась с благодарностями-к Блуду, но Блуд отказался и ещё пожалел, что не сам
позаботился.
- Ведь я тебе брат, - укорил себя. И добавил не без лукавства: - Стало
быть, здесь есть хто-то, кому ты дороже сестры!
Тогда я подумала про Славомира. Собралась как следует с духом и подошла.
Молодой варяг с одного слова уразумел всё - и так огрызнулся, что я немедленно
поняла: он. Больше некому. Я стала потихоньку разглядывать, не найдётся ли у
него где-нибудь на руке недавней отметины, но руки и так были все в Шрамах,
поди разгляди.
В этот раз Славомир шёл среди нас на корабле. Говорила я или нет?
Несколькими днями раньше Плотица, распрыгавшись с молодыми, - всё объяснял
неукам, как уходить от ударов, стремительно выгибаясь взад и вперёд,- изломился
в поясе, очередной раз наклонясь... да и застыл так, держась за крестец и люто
ругаясь.
- А всё из-за ноги!..- сказал он, наконец отдышавшись и утирая лицо.- Была
бы вторая деревянная, плевал бы я на мокрые сапоги!
Нелегко было пронять седоголового храбреца, он крепился до вечера, даже
сидел за столом и шутил сам над собой, но усы вздрагивали от боли. И если по
совести, наш отчаянный кормщик теперь мог как следует только стоять либо лежать
на животе, а пуще всего, как сам признавался, хотел примоститься на
четвереньках, одна беда - засмеют!.. Вождь приказал отрокам истопить баню,
наловить злых лесных пчёл и найти два-три муравейника, вкопать рядом с ними
высокие, узенькие горшочки. Плотица бестрепетно подставлял крестец под жгучие
жала и клялся серебряными ключами Ярилы, что уж теперь-то не даст ни одной
девке проходу, если только она не будет горбата. Он очень не хотел уступать
скаредной хворобе и вместо меховой постели ночь за ночью ложился в колючую
ржаную солому, но было понятно: на сей раз Плотице в море не плавать. Тут и
уговорил Славомир брата, убедил взять с собою, напомнил прежние времена, когда
они ходили на одной лодье... Плотица, сказал, присмотрит на берегу лучше не
надо. Воевода уступил не сразу. Но потом всё-таки кивнул головой, и Славомир на
радостях огрел меня по спине:
- Я позабочусь, чтобы шальные стрелы здесь ни в кого больше не попадали...
А когда собрались уже втаскивать еловые сходни, пришёл на берег Некрас.
По-моему, он ещё боялся дышать в полную грудь, однако же было заметно, что
страшный кулак воеводы его нисколько не укротил. Он только стал очень
пристально наблюдать за варягом, прямо глаз не сводил. Помню, я даже сперва
испугалась: примеривается!.. выжидает, нож вострит!.. Мне, ничтожной, смешно
было переживать о таком человеке, как воевода. Он бы меня по уши в землю
вогнал, если бы дознался. Я по привычке отправилась за советом к старому саксу.
Хаген выслушал меня, гладя длинную бороду...
- Э, дитятко, - сказал он наконец. - Ты приглядись хорошенько. Ему
нравится Бренн.
На моей памяти Хаген ни разу ещё не ошибся, оценивая человека. Так было с
Блудом, так вышло и нынче. Некрас поставил ногу на сходню:
- Мстивой, сын Стойгнева из Неты... Возьми меня с собой в поход, я тебе
пригожусь. Я умею сражаться.
Тогда я попробовала внять совету наставника и присмотрелась внимательнее,
и мне действительно показалось, что Хаген был прав: он очень хотел к нам и
боялся, вдруг не возьмут, но, гордый, прятал это старательно. Вождь поглядел на
него, как глядел до сих пор лишь на меня - безо всякого выражения:
- А я думал, ты только с девками в тёмном лесу умеешь сражаться.
- Да и не с любыми, - засмеялся подле него Славомир. Это он говорил обо
мне. Он не знал, что у нас с Некрасом лишь мало не дошло до кулаков, и ведь
именно о Славомире я тогда думала, желая увидеть его рядом с собой, заступу,
заслон против троих подобных Некрасов... Я покосилась: брату вождя было весело
и не терпелось увидеть, как расходится след за острой кормой корабля. Обычно он
возглавлял воинов на другом корабле. Стал бы он напрашиваться с воеводой, если
бы меня не было здесь?
У Некраса вздулась на лбу толстая жила.
- Ты всегда можешь проверить, умею ли я держать в руках меч...
- А почему не проверить, - ответил варяг. - Погоди немного, вернусь...- Я
различила ленивую, насмешливую угрозу и подумала, что он умел быть остёр на
язык с кем угодно, кроме меня, наши с ним нечастые речи ему ой тяжко давались.
Славомир как будто внял мне и довершил совсем ядовито: - Если только ты,
Некрас, впрямь дождёшься, не убежишь!
Разом смех и вызов на поединок, вызов нешуточный, и сходни убраны на
корабль, и неизвестно, чего хорошего ждать. Лицо Некраса окаменело от ярости.
- Ты трус. Ты боишься меня.
Наверняка он хотел, чтобы оскорблённый варяг тотчас вымахнул через борт.
Расшибившись о воеводу, надеялся ли одолеть лучшего кметя?.. Славомир лишь
усмехнулся:
- Ага, боюсь. Так боюсь, что скоро вырежу твою личину из дерева и стану
смотреть, чтобы брюхо расслабило, когда запрёт.
Весь корабль и все провожавшие нас покатились со смеху, от седых воинов до
мальчишек. Велета, стоявшая близко, прикрыла зардевшееся лицо рукавом. Что
сотворит Некрас? Попробует кинуться? Попробует гордо уйти? Мгновение он
помедлил... и сам засмеялся.
Я его, раскрасивого, оттолкнула, вождь его, сильного, чуть не убил
кулаком, Славомир его, гордого, при всех осмеял. Вот когда я воистину поняла,
что старый сакс не ошибся, Некрас впрямь ничего так не хотел, как быть с нами,
среди нас. Вот так: сперва сам отказывался, а теперь лез, куда его не пускали.
Я всё-таки нашла удобное положение и задремала на палубных досках, спрятав
голову под войлочный плащ, не пропускавший стылого ветра. Некоторое время я ещё
слышала журчание и тяжёлые шлепки волн, доносимые до слуха гулким деревом
корабля. Потом заснула совсем и увидела сон. Когда нету доброго покоя в душе,
когда ждёшь чего-то тревожного и вдобавок не устал телом, чтобы как следует
провалиться,- бывает, приходят странные сны.
Наверное, поединок, обещанный Славомиром Некрасу, уже переплёлся во мне с
тем, который безжалостный воевода наверняка мне учинит на первой же стоянке.
Или это мой Бог решил прийти мне на помощь? Близилось что-то, о чём он уже
знал, а я - ещё нет?.. Во сне я отчаянно, насмерть ратилась с кем-то
молчаливым. Вернее сказать, не на жизнь дралась одна я, он лишь держал оборону,
не позволял коснуться себя и не отвечал, уходил от ударов и пятился, пятился в
непроглядную снежную темноту, и я наседала что было духу, давясь слезами от
ярости и бессилия, от невозможности заставить его как следует схватиться со
мной и одновременно леденея от ужаса перед темнотой, в которую сама его
загоняла...
Это снова был Тот, кого я всегда жду, хотя таким я ни разу ещё его не
видала. Я смутно чувствовала покачивание корабля и пыталась, цепляясь за
ускользающий сон, увидеть лицо, и, как всегда, не могла - мешал стремительный,
пламеневший искрами меч, и брезжило что-то очень знакомое, вот-вот пойму - и
тьма поднималась подобно тяжёлой чёрной позёмке, по щиколотку, по пояс,
скрывая, гася золотое вешнее солнце...
- Дым там на берегу,- сказал надо мной Блуд. Я вздрогнула, окончательно
просыпаясь, и вместе с надёжным ощущением тепла пришло успокоение. Всё было не
наяву. Пока ещё не наяву. Мало хорошего пообещал мне мой сон, но теперь я была
предупреждена. Значит, можно будет поспорить, когда ему настанет время
сбываться. Мне не хотелось думать, что так рассуждали все видевшие вещие сны.
Между тем с берега в самом деле поднимался дым. Северный ветер швырял его
оземь, стелил по вершинам леса, но Блуд разглядел. Ему необязательно было
грести лучше других, его рысьи глаза сами по себе недёшево стоили. Он первым
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг