умереть. Стоило загадать приметную скалу, как она либо скрывалась за
полотнищами тумана, либо, наоборот, откуда-то возникала другая похожая на
нее - поди разбери!..
К середине дня, когда они остановились у небольшого ручья, глухое
раздражение Эвриха переросло в кровожадную ненависть. Теперь он знал
совершенно точно, что венн издевался, намеренно унижая его. Иначе зачем было
бы устраивать подобную спешку? Гнались, что ли, за ними?.. Или они
опаздывали куда?..
Злоба помогла подстегнуть не только тело. Одолевая несколько последних
подъемов и спусков, Эврих заставлял измотанный разум трудиться, подбирая и
складывая достойные слова. Правда, как только удалось сесть и вытянуть ноги,
слова эти как-то сами собой поблекли и потускнели, сменившись замогильной
тоской: совсем скоро придется ведь снова вставать...
Волкодав зачерпнул котелком воды из ручья, приволок откуда-то длинную
корягу и стал потрошить ее топориком, стесывая влажную древесину и обнажая
сухую. Эврих безразлично следил за его действиями. Потом до него постепенно
дошло, что, раз появились дрова, значит, самые высокие безлесные перевалы
остались-таки за спиной. Однако сил обрадоваться этому уже не было.
Венн снял с огня закипевший котелок, вытащил хлеб, густо намазал ломоть
топленым салом из глиняного горшочка, покрошил сверху пол-луковицы и
протянул все это Эвриху. Лицо у арранта было серое, осунувшееся, но зеленые
глаза горели непокорством и злобой. Если бы венн не занялся привалом, ученый
просто свалился бы и уснул прямо под моросящим дождем. Чувствовалось, что он
придушить был готов своего спутника и еще пуще - себя самого за то, что
раскис. Он взял хлеб и стал его есть, запивая горячей водой прямо из
котелка. Сперва - с отвращением, потом - с видимым удовольствием. Злоба в
глазах постепенно таяла.
- Куда гонишь?.. - хрипло спросил он наконец, облизывая губы и подбирая
с ладони последнюю крошку. Волкодав пожал плечами:
- Если сегодня дойдем до реки, завтра уже Нарлак. Люди... деревня...
Эврих мрачно спросил:
- Тебя там что, невеста ждет?.. Несешься... как нетерпеливый жених...
Венн провел ладонью по волосам и жесткой щетинистой бороде, потом
стряхнул с руки воду. Объяснять не хотелось, и он промолчал.
У реки было красивое имя: Ренна. Она текла с северо-востока, вбирая
сотни горных ручьев, питаемых вечными ледниками. В своих верховьях она резво
прыгала со скалы на скалу, но на равнине, как и у многих горных рек, жизнь у
нее не задалась. Вырываясь в широкую долину, отделявшую Засечный кряж от
холмов северного Нарлака, Ренна быстро теряла и дикую красоту, и разбег,
растекаясь десятками мелководных проток. Порою эти протоки совсем скрывались
в рыжих напластованиях гальки, медленно сочась сквозь них к уже недалекому
морю. Оба края долины густо заросли ракитой и тростником, в неторопливой
воде омутков плавали лягушки, перебирались с берега на берег ужи. Однако
посередине долины, на ржавых галечных россыпях, не было заметно ни единого
кустика. И знающий человек понимал с первого взгляда, что обычно сонная
Ренна временами бывала страшна.
Несколько раз за лето случалось так, что с Закатного моря налетал
крутящийся смерч. Люди знали, что это пытался обрести плоть древний Змей,
пособник Темных Богов. Насосавшись морской соленой воды, он яростно мчался в
горы, но неизменно распарывал брюхо об острые пики, падал вниз и вдребезги
расшибался о скалы. Тогда с небес хлестало так, будто прорвалась сама
Твердь, а кроткая Ренна стряхивала спячку и превращалась в бешеный поток.
Этот поток ворочал каменные глыбы, играючи уносил выдранные деревья и с
ревом хлестал желтоватыми клубящимися волнами. В такие дни с высоких
приморских скал была отчетливо заметна мутная речная струя, вдававшаяся в
море не менее чем на полверсты.
А потом иссякала вода, принесенная в брюхе жадного Змея, и Ренна вновь
успокаивалась, затихала. Снова цвела по берегам мать-и-мачеха, кричали
лягушки, клонились над омутами ивы, выросшие на безопасной высоте вдоль
обрывов...
В этот вечер Ренна текла спокойно. Ее можно было перейти, даже не
замочив ног, - стоило лишь немного попетлять по галечным косам. Продравшись
следом за Волкодавом сквозь заросли ракиты, Эврих перепрыгнул узенькую
протоку, и хруст гальки под сапогами показался ему победными трубами. Он
выдюжил. Выстоял. Продержался. На том берегу отдых.
Он даже сказал себе, что можно было бы идти еще и еще. Где наша ни
пропадала. Не так уж и страшна оказалась гонка, которую неизвестно зачем
устроил ему Волкодав! Будет зато, о чем с гордостью вспомнить...
С этой мыслью Эврих закрыл глаза и свалился на мелкие камушки, потеряв
сознание. Вот что получается, когда долго держишь себя в кулаке, а потом
ослабишь мертвую хватку.
Он почти сразу очнулся. И, не открывая глаз, ощутил, что его
покачивает, как в колыбели. Было ощущение движения, только ногами перебирать
почему-то не приходилось. То есть его ноги попросту свисали, не касаясь
земли. Эврих поднял ресницы. Прямо у его лица было человеческое плечо,
обтянутое влажной кожаной курткой. На плече, перехваченном матерчатой лямкой
заплечного мешка, сидел недовольно нахохлившийся Мыш. Глаза зверька
светились в густеющих сумерках, как два серебряных уголька. Выше виднелась
знакомая русоволосая голова, потемневшая от дождя. Еще выше плыло мокрое
серое небо, где-то внизу размеренно поскрипывала и чавкала галька. Аррант
пошевелился и понял, что Волкодав нес его на руках. Его разобрала обида, он
решил высвободиться:
- Пусти!..
К его изумлению, венн улыбнулся. Улыбка получилась виноватая. Он
сказал:
- Ладно... Завтра спи хоть до вечера...
Эврих раздумал вырываться и в оскорблении затих. Потом оценил ширину
русла, вспомнил о дождике, упорно моросившем весь день, и слегка испугался.
А ну сейчас с верховий ка-ак... Он скосил глаза, оценил уровень воды в
очередном омуте и убедился, что им ничто не грозило.
Действительно, Волкодав выбрался на другой берег безо всяких
приключений. И там, поднявшись немного наверх, остановился на небольшой
уютной полянке, взятой в кольцо пушистыми плакучими ивами. Посередине
виднелась песчаная проплешина. Как раз для костра.
Здесь Волкодав поставил Эвриха на ноги, тот сделал шаг и с отвращением
убедился, что ноги дрожали. Венн сгрузил наземь оба мешка, вытащил из чехла
топор и посоветовал:
- Съешь пряник.
- Что?..
- Пряник, - повторил Волкодав. И скрылся между деревьями: отправился
разыскивать хворост. Мыш, ссаженный на мешок, повертел носом туда и сюда,
потом развернул черные крылья и умчался следом за венном. Эврих решил
последовать совету варвара, вытащил медовый пряник, испеченный Ниилит им в
дорогу, и принялся жевать его всухомятку. Хотелось сесть (а лучше - лечь), и
по возможности никогда больше не вставать. Эврих пересилил себя - не в
первый раз за минувшие два дня и, видят Боги Небесной Горы, не в последний.
Волкодав не возвращался, и аррант решил натянуть полог. Распорки венн держал
притороченными к своему мешку, колышки и полотнище - внутри. Эврих полез за
ними, стал распутывать завязки, сдвинул мешок - и еле сдержал злые слезы
зависти и унижения. Все это время проклятый венн тащил груз в два раза
больше, чем он сам.
Когда Волкодав вернулся с охапкой мокрого хвороста, Эврих ждал его с
полным котелком воды, в которой уже плавала заправка для похлебки, кусок
вяленого мяса и последние капустные листья, а под сенью деревьев красовался
натянутый полог и лежали разостланные постели. Ноги, кстати, у Эвриха уже не
дрожали.
Волкодав развел костер. Потом посмотрел на быстро темневшее небо и
стал, как вчера и позавчера, замыкать маленький лагерь охранительным
кругом.. Но если раньше он делал это просто ножом, то сегодня... Сегодня он
начертил сразу три круга, один внутри другого. Первый и самый большой он
провел лезвием топорика. Второй - горящей головней из костра. И, наконец,
третий - острием Солнечного Пламени, вытащенного из ножен.
Эврих следил за его действиями, уплетая похлебку. Похлебка была густой,
горячей и вкусной, от нее по всему телу разбегалось тепло и начинало приятно
клонить в сон. Молодой аррант довольно смутно представлял себе веннскую
веру, и отчасти в этом виноват был сам Волкодав. Заставить его что-то
рассказывать не всякий раз удавалось даже Тилорну...
Воспоминание о Тилорне смутно обеспокоило Эвриха, и он, насторожившись,
попытался сосредоточиться на этой мысли. Разрази меня Вседержитель! Ведь
Тилорн что-то такое упоминал. Третья ночь. Ну да, третья. После которой
венны вроде бы заплетают волосы и перестают опасаться отмщения насильственно
исторгнутых душ...
Волкодав кончил свое дело и сел возле огня. Мыш соскочил с его плеча и
устроился на колене, разворачивая промокшие крылья. Венн задумчиво погладил
зверька, пощекотал пальцем черное брюшко. Мыш оглянулся на него, почти
по-собачьи улыбаясь клыкастой маленькой пастью, выгнулся, прижимаясь спинкой
к ладони, зажмурил ярко светившиеся глаза. Волкодав улыбнулся, глядя на него
сверху вниз.
И тут Эврих вспомнил. Вспомнил, что рассказывал ему Тилорн. Про эту
самую третью ночь. Третью, если считать от пожара Людоедова замка. Когда все
они чуть не погибли, настигнутые мстительными душами убитых оружием венна и
сгоревших в огне, разведенном его рукой...
- Волкодав!.. - севшим голосом выговорил ученый аррант. Тот молча
поднял голову и вопросительно посмотрел на него. Эврих сглотнул и начал
сбивчиво говорить: - Ты... те шестеро... они что, сегодня должны?..
Венн передернул плечами:
- Может, и не должны. - Эврих продолжал смотреть на него, и он, криво
усмехнувшись, кивнул ему на остывающий котелок, который аррант заботливо
обнимал, держа на коленях: - Ты ешь... пока льдом не покрылось...
Эврих вздрогнул и сунул в рот ложку. Казалось бы, уж какая тут пища,
когда пошли разговоры о мертвецах, но ничего подобного. Голодный желудок
требовал насыщения.
- Так ты, значит... потому так и спешил?.. - спросил он, поочередно
откусывая от хлеба и ободранной луковицы. Волкодав снова кивнул.
- Если я правильно понял, - сказал он арранту, - где-то здесь есть
тропка, по которой к реке ходят из деревни. Завтра к полудню...
Он не договорил. Договаривать не хотелось. Как бы парень не натворил
глупостей, если прямо сказать ему, что, вполне возможно, разыскивать
нарлакскую деревню придется уже в одиночку.
Он крепко верил в могущество тройного круга, очерченного именем Солнца,
Молнии и Огня. Топор был для веннов священным оружием Бога Грозы. Про
горящую ветку и вовсе не стоило ничего объяснять. А меч Волкодава звался
Солнечный Пламень. Неужели не оборонят?.. А вот и не оборонят. Злодея,
сотворившего грех. Вольный или невольный...
- Ты себя на всякий случай отдельно еще огради, - сказал он Эвриху. -
Мало ли...
- Не буду!.. - окрысился аррант. - Я с тобой!..
- Ну и зря, - спокойно сказал Волкодав. - Глупо.
Эврих подумал, и ему стало стыдно. Теперь он наконец-то понимал все до
конца. Вот, значит, зачем венн так гнал его и себя. Он, Эврих, если вдруг
что, должен был оказаться уже в Нарлаке. Поближе к людям. К городу Кондару,
откуда через море отправляются корабли...
Ломая себя, он вытащил из костра головню и вычертил круг. Раскаленные
угли, покрывавшие жаркий конец головни, недовольно шипели, соприкасаясь с
мокрой травой. Эврих замкнул круг и только потом сообразил, что отгородил
себя от разостланной постели и вдобавок едва ли теперь сумеет как следует
вытянуть ноги. Не сможет даже поправить костер, подкинуть в него хвороста...
Он усмехнулся и бросил головню обратно в огонь. Тилорн, покалеченный и
незрячий, и тот схватился тогда за ореховое копьецо. С чего это венн решил,
будто он, Эврих, останется спокойно сидеть в своем кругу, если... Ой, да не
храбрился бы ты, прозвучал глубоко в сознании словно бы чужой, насмешливый
голос. Еще не всеми страхами пуганный. Не хвались наперед...
Эврих заставил себя досуха выскрести котелок и поставил его наземь.
- Ну и что теперь?.. - спросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос
не выдал волнения.
- Ничего, - сказал Волкодав. Эврих сжал кулаки:
- Во имя репьев, прицепившихся к подолу Прекраснейшей!.. Если доживем
до утра, венн, я сам тебе голову оторву!..
Волкодав сидел лицом к реке, полагая, что души сраженных насильников
явятся со стороны Засечного кряжа. Там он оставил валяться их неприбранные
тела; птицы и звери, должно быть, уже вволю потрудились над падалью. К тому
же нечисть и зло, как известно, всего чаще приходят именно с севера...
Он подумал о том, что, может, в эту ночь произойдет то, что должно было
произойти, и шесть возмущенных душ выдернут из тела его собственную, чтобы
увлечь ее... куда?
Наемники принадлежали к разным народам. У каждого имелись свои Небеса и
своя Преисподняя. Веннский Исподний Мир был негостеприимен. Злодеев ждала
лютая тьма и такой же лютый мороз. Волкодав вздохнул и подумал о том, как,
наверное, опечалятся Серые Псы, ждущие его на зеленых полянах Острова Жизни.
То есть многие из них, должно быть, уже возвратились в этот мир, потому что
он за них отомстил. Но мать и отец... почему-то ему упорно казалось: они
оставались еще там, наблюдая деяния сына, и смотрели на него сквозь семь
прозрачных небес, и чаяли встречи...
И в это время раздался голос, прозвучавший совсем не с той стороны,
откуда он ждал:
- Я смотрю, ты уже и не рад мне, малыш?
Волкодав мгновенно обернулся, но рука, непроизвольно дернувшаяся к
мечу, остановилась на полпути. За чертой внешнего круга стояла невысокая
седовласая женщина, облаченная в серые шерстяные шаровары и синюю стеганую
безрукавку. Она стояла подбоченившись и с насмешливой укоризной посматривала
на Волкодава, склонив голову к худенькому плечу.
Эврих, начавший понемногу клевать носом возле костра, испуганно вскинул
голову: его спутник вскочил и стремительно шагнул прочь, туда, где на
границе света и тьмы колебались и плавали плотные клочья тумана.
- Государыня!.. - хрипло проговорил Волкодав. - Мать Кендарат!..
Судя по всему, он собирался по собственной воле миновать все три круга
и беззащитным выйти наружу, где... где его... Голоса Волкодавовой
собеседницы Эврих не слышал, только заметил, что один из обрывков тумана
оставался на месте и вроде бы приобретал некое сходство с человеческой
фигурой. У молодого арранта зашевелились волосы. Он понял: кто-то заманивает
венна в ловушку.
- Стой!.. - завопил он, вскакивая на ноги и без размышлений вылетая за
ограждающую черту, которой сам только что себя окружил. - Стой, варвар!..
Он догнал Волкодава и схватил его за руку, отлично понимая, что
удержать не сумеет. Он успел даже подумать, а что будет с ним самим, когда
его спутник перешагнет все три черты и хрупкая граница окажется нарушена...
Он, Эврих, убитых Волкодавом насильников даже и пальцем не трогал... Так
неужели его... его тоже...
Как бы то ни было, бросать венна одного он не собирался.
- Не выходи из круга, малыш, - сказала Кан-Кендарат. - Незачем!
И она подняла руку, обращая к нему развернутую ладонь. Удивительной
силы было исполнено это движение. Эврих по-прежнему не слышал голоса и
толком не понимал, с кем разговаривал Волкодав. Он осязал только
присутствие. Сперва оно ошеломило и испугало его своей мощью. Потом он
понял, что присутствие было благим. Но все равно пугающим...
Волкодав остановился. Выдернул у Эвриха руку. И опустился перед
женщиной на колени.
- Я не от тебя загораживался, Мать Кендарат, - проговорил он глухо. - Я
только... не думал, что ты... уже завершила свой земной путь...
Он успел понять: его седовласая наставница была здесь не во плоти.
- А я и не завершила, - усмехнулась она. - Но если все мои ученики
начнут поступать, как ты, я вправду стану молиться об окончании странствий!
Волкодав промолчал.
- Ты опять ждешь, чтобы за тобой пришли души тех, кого ты убил, -
продолжала жрица Богини Кан. - Видишь, ты даже меня принял за мстительный
дух! Не бойся, они не придут... - Волкодав поднял голову, и она пояснила: -
Им было позволено обрести то посмертие, которого они заслужили. А ты...
- Они совершили зло, - сказал Волкодав.
- Верно, - ответила Мать Кендарат. - Совершили. А ты, значит,
полагаешь, будто сделал добро? Ты убил их. Ты прекратил шесть жизней. Зачем?
Волкодав упрямо повторил:
- Они совершили зло.
- И ты, - кивнула жрица, - поступил с ними так, как тебе было проще
всего. Ты не стал возиться. Ты их просто убил.
- Я сожалею об одном, - сказал Волкодав. - Я не расспросил четвертого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг