по которому мог пройти не то что вооруженный отряд, но даже и стадо овец.
Это была дорога через Глорр-килм Айсах - Долину Звенящих ручьев. Насколько
Эврих понял из скупых объяснений горцев, приветливей и краше уголка не было
во всем Заоблачном кряже. Арранту разъяснили также, почему благодатная
долина оставалась незаселенной. Слишком, мол, просторное и открытое место,
плохо подходящее для тех, кто все время ждет нападения. Потому-то квары и
шаны предпочитали терпеть немалые трудности, отсиживаясь каждый в своем
орлином гнезде: квары - борясь с постоянными камнепадами, шаны - медленно
поджариваясь на горячем боку Тлеющей Печи. Вот если бы тот либо другой народ
разом сделался многочисленней вдвое, а враждебное племя столь же внезапно
куда-нибудь подевалось...
И еще. Если верить Лагиму, два итигульских рода до сих пор не
перерезали друг дружку в открытом сражении единственно потому, что на много
дней пути окрест не имелось достаточно обширного луга, где могли бы
огородить священное поле два войска по полсотни бойцов.
- Почему же, - спросил Эврих, - вы до сих пор не сделали этого на
Глорр-килм Айсах, если, как ты говоришь, там хватило бы пространства не то
что для битвы, но даже и для совместного поселения?
- Потому, - отвечал вождь Лагим, - что долина Звенящих ручьев - место
заповедное. Никто не ходит туда с оружием, ни мы, ни презренные кворры,
отринувшие обычаи предков.
- Заповедное?..
- Да. Мы в скудости нашего знания считаем - это потому, что оттуда
хорошо смотреть на Харан Киир. Человеку, стоящему в Долине Звенящих ручьев,
обитель пращуров видится престолом, достойным самого Отца-Небо.
- Но почему тогда, - спросил Эврих, - и вы, и кворры в нарушение своих
же законов идете туда сегодня во всеоружии, собираясь сражаться посреди
запретной долины?..
Лагим печально и строго посмотрел на него.
- Это должно было однажды случиться, чужеземец. Вы двое и с вами моя
сестра взошли на Харан Киир и вернулись живыми. Теперь мы понимаем - это был
знак: что-то сдвинулось в самом основании мира. Моя сестра родила на
священной горе, и была не одна, как учит наша вера, а с двоими мужчинами. И
опять ничего не случилось, никакая нечисть не коснулась ни ее самой, ни
ребенка... ни вас со спутником. Этого не могло произойти, но это произошло.
Ты, верно, заметил, что мы приняли Раг, не подвергая ее обычному очищению
роженицы? Мы ведь поняли, что Отец-Небо вещает нам о переменах, и не внять
Его знамению было бы ослушанием. А похороны неведомого Бога, о которых ты
сам мне рассказал? А гроза, подобную которой не припомнят старейшие из
стариков?.. Чему после этого ты удивляешься,. чужеземный брат? Воистину,
пришло нам время узнать, кто любезен Отцу-Небо: мы или кворры... И где же
совершить Божий Суд, если не в заповедной долине, у подножия Харан Кипра и
перед ликом Отца нашего, незримо восседающего на престоле... - Лагим
помолчал, сосредоточенно глядя вперед, и вдруг сверкнул глазами: - Но вряд
ли я ошибусь, Собиратель Премудрости, если скажу, что ты еще запишешь на
своих листах, как будут выть и корчиться кворры, когда их вместе с
проклятыми псами будут бросать в смоляные озера и опускать на цепях в
раскрытые рты огненных ям!.. Ибо все чудеса, явленные нам в эти дни, были
добрыми знаками, внятно гласящими о справедливости Неба!..
Выслушав речь вождя, Эврих покинул Лагима и, борясь с дурнотной тоской
ведомого на смертную казнь, побежал разыскивать Волкодава. Так чувствуешь
себя в жутком сне, когда и сражаться не можешь, и некуда отступать. Вот
только сон обрывается пробуждением, и можно утереть липкий пот, радуясь, что
все было не наяву. Эврих озирался, обводя взглядом вершины, вздымавшиеся со
всех сторон - зубчатые спины уснувших драконов, а за ними еще и еще, и
чистая даль не спешила заволакиваться дымкой, как бывает только в горах...
Маленькое войско шанов двигалось к собственной смерти удивительно красивыми
местами. И толку-то с этой красоты, думалось Эвриху. Кого она остановит?
Кого остановила красота Засечного кряжа?..
Воины обреченного племени между тем шутили и веселились, и от этого
было едва ли не хуже, чем в ту черную ночь, когда неумолимые волны мчали
троих пловцов под копыта мрачного Всадника и блуждающая скала надвигалась на
них, как сама Смерть... Тот раз случилось чудо, и они остались в живых.
Сегодня чуда не будет. Всадник их пощадил. Люди, твердо намеренные
перерезать друг друга до последнего человека, не пощадят никого.
Вот и все твои "Дополнения", скорбно говорил себе молодой аррант. О чем
мечтал? Рядом с Салегриновым свитком на полочке их однажды увидеть?.. А
сколько людей получше тебя втоптали в кровь и дерьмо, какие бесценные книги
выдрали из переплетов и пустили на мешочки для запасных стрел?..
Волкодав шел вместе с горцами, но в то же время неуловимым образом -
сам по себе. Эврих, не привыкший оставлять удивительное необъясненным, даже
отвлекся от собственных переживаний и невольно попытался определить для
себя, в чем тут дело. И скоро сообразил: молодые шаны двигались тесной
толпой, но к Волкодаву ближе чем на два шага не подходил ни один. И не то
чтобы его намеренно сторонились. Все получалось само собой, так, словно
венна ограждала невидимая стена. Точно так когда-то шагал по кондарской
улочке суровый Икташ. Волкодав шел очень спокойно, глядя вдаль, и...
...И расчесывал костяным гребнем волосы, сняв с кос ремешки.
Эврих собирался что-то сказать ему, однако ноги помимо разума унесли
арранта за ту же невидимую границу, и он подумал: вряд ли на Волкодава в его
нынешнем сосредоточении осмелится, сесть даже муха! Это было правдой.
Шустрый Мыш, и тот тихо висел на своей петельке, вшитой в ножны меча, и не
решался побеспокоить хозяина.
Отряд между тем завернул в ущелье, сперва показавшееся арранту глухим
тупиком. Снова пришлось лезть через нагромождения каменных глыб, вызвавших в
памяти ХаранКиир и пещеру мертвого Бога. Некоторое время Эврих вынужден был
внимательно смотреть под ноги, а когда поднял глаза, то увидел, что они
пришли в Глорр-килм Айсах.
Он, конечно, до сей поры ни разу здесь не бывал, но Долину Звенящих
ручьев узнал бы всякий, кто слышал хотя бы отрывочное ее описание. Теснина
вывела маленькое войско на южный склон горной гряды, на широкую плоскую
террасу, покрытую самой роскошной травой, которую Эврих когда-либо видел.
Громада хребта, возвышавшаяся севернее, не допускала сюда холодные ветры.
Даже недавняя буря, гонявшая По всему Кряжу снежные смерчи, не сумела
намести здесь сугробов. А если и сумела, то они сразу растаяли под ласковым
солнцем. Терраса, раскинувшаяся на доброе поприще, обрывалась внезапным
откосом: там зияло ущелье, проточенное быстрой рекой. К пропасти бежали
ручьи - от крохотных до полноводных, не вдруг перешагнешь. Они брали начало
на склонах хребта и весело прыгали по камням, звеня тысячей голосов, и над
маленькими водопадами дрожали семицветные радуги.
А за ущельем круглилась небольшая гора, удивлявшая мягкими очертаниями
среди изломанных каменных пиков. Легкие облачка, пронизанные солнечным
светом, кутали ее плечи. А позади высился двуглавый гигант, одетый вечными
ледниками, - Харан Киир. Солнце висело прямо над священной вершиной, бросая
на красноватые скалы голубые отсветы льда. Среди горцев мгновенно
прекратились всякие разговоры и смех, а Эврих почувствовал, как подступили к
глазам невольные слезы. Казалось, со стороны гор исходила и наполняла душу
громадная неслышимая музыка, слишком громадная, чтобы возможно было
отобразить ее в звуках...
И в таком месте они собирались резать друг дружку? Выяснять, у кого
больше прав созерцать эту чудесную красоту? Спорить о том, чьи дети станут
молиться ей и славить Богов, одаривших земной мир долиной Глорр-килм
Айсах?..
Шаны слева и справа от Эвриха начали опускаться на колени, кланяясь
Харан Кииру. Аррант торопливо последовал их примеру. И заметил, что на
другом конце луга точно так же преклоняли колени квар-итигулы. И тоже,
наверное, мысленно просили Отца-Небо и предков о даровании победы...
Вот сейчас будет отдана дань Вышним, и они перестанут притворяться,
будто не замечают друг дружку, и...
- У тебя с собой книга, которую ты пишешь? - раздался вдруг над ухом
арранта тихий шепот Волкодава. Воин опять говорил на языке Тилорна, ибо этот
язык, рожденный по ту сторону звезд, был здесь понятен лишь им двоим.
Эврих на всякий случай действительно нес в маленькой сумке "Дополнения"
и письменные принадлежности: жизнь уже научила его, что с главнейшими
сокровищами лучше не разлучаться. Аррант похолодел от дурного предчувствия,
кивнул, обернулся и близко увидел серо-зеленые внимательные глаза венна.
- Держись позади всех, - так же тихо продолжал Волкодав. - Если у меня
не получится, сразу беги. Не оглядывайся и не пытайся помочь. Надо еще
разыскать Тилорнов корабль...
- Что у тебя не получится?.. - испуганно спросил Эврих, уже понимая,
что распущенные волосы Волкодава были, как всегда, не к добру. Венн явно
что-то задумал, но что именно, выяснить не удалось. Вождь Лагим вскинул
руку, и шаны двинулись на врага. Двинулись медленно, в грозном молчании. Не
обычная стычка предстояла им - битва на глазах у Богов, сражение, призванное
навсегда разрешить старинную тяжбу...
Эврих не посмел ослушаться Волкодава. Он не сегодня усвоил, что во
всем, касавшемся воинского дела и драк, с венном лучше не спорить. Аррант
воспользовался старой как мир уловкой, с помощью которой несмелые люди
пытаются оттянуть неизбежное, - притворился, будто поправляет завязку на
сапоге, и дал воинам себя обойти, оказавшись за спинами. На него не обратили
внимания. До чужака ли, когда Отец-Небо взвешивает на ладони судьбы
племен?..
Сблизившись на расстояние оклика, два отряда остановились. Сейчас вожди
огородят и освятят поле сражения, и воители войдут внутрь очерченного
пространства, чтобы выйти обратно победителями. Или вовсе не выйти.
Седобородые кряжистые деды, цветущие мужчины, мальчишки с едва
проклюнувшимися усами. Аррант разглядел Элдага. А потом и Йарру, по праву
близкого родственника стоявшего недалеко от вождя.
Среди квар-итигулов мелькали белоснежные спины - воины привели с собой
утавегу, примерно половину стаи. Эврих отрешенно подумал, что это, пожалуй,
дает им преимущество. Если бы он видел, какие чудеса выделывал с кинжалом
Тхалет, он бы изменил свое мнение.
Юные воины уже подавали своим вождям нарезанные стебли травы шех, когда
благоговейная тишина неожиданно взорвалась всеобщим ропотом. От войска шанов
отделился один человек и размеренным шагом пошел вперед, чтобы встать
посередине поля, еще не размеченного для битвы.
Волкодав.
При виде него утавегу разразились горестным воем и во главе со
Старейшей хлынули навстречу своему Вожаку. Вероятно, только поэтому на венна
не накинулись сразу с обеих сторон. Квар-итигулы были слишком изумлены
поведением псов, чтобы думать о чем-то еще. Шан-итигулы, вскинувшие было
луки - смерть перебежчику!.. - вовремя сообразили, что "белые духи" не
простят им ни одной случайной стрелы и бросятся рвать, а значит, святость
сражения будет непоправимо осквернена.
Утавегу окружили Волкодава кольцом, жалобно скуля и оглядываясь то на
него, то на хозяев, то на врагов, которых выучка, закрепленная памятью
поколений, повелевала убивать не раздумывая. Они и теперь с радостью
совершили бы то, к чему были приучены, но приказ Вожака удерживал их крепче
любой цепи. Старейшая еще время от времени косилась на горный склон по ту
сторону пропасти. Волкодав и сам ощущал смутное беспокойство, как-то
связанное с этой горой. В чем тут дело, разбираться было некогда; он знал
только, что ни за какие блага не полез бы на этот приветливый с виду склон,
даже если бы не было пропасти, а его настигала погоня.
Чувствуя на себе десятки взглядов, он не торопясь расстегнул пряжку,
вытянул наплечный ремень и взял Солнечный Пламень вместе с ножнами на
ладони.
"Даже если ценой окажется жизнь..."
- Вождь Лагим! - сказал Волкодав, обращаясь к шанскому предводителю. -
Ты посадил меня у своего очага и разделил со мной хлеб, называя кровным
братом племени шан-итигулов. Я этим горжусь!
Лагим ничего не ответил, но его воины, еще державшие стрелы на тетивах
опущенных луков, принялись стыдливо убирать их в колчаны. Минул угар первой
яростной вспышки, и стало ясно, что целиться в родственника неприлично.
Недостойно мужчин.
- Вождь Элдаг! - повернувшись в другую сторону, продолжал Волкодав. -
Ты принимал меня в своем доме и кормил хлебом из своих рук, называя кровным
братом племени квар-итигулов. Я этим горжусь!
Эврих сообразил наконец, что было на уме у его спутника. Брат моего
брата - мой брат. Два итигульских рода, двести лет назад разлученные
жестокой войной, обрели общего родственника. Урожденного или названного, не
все ли равно? Святость побратимства строго соблюдалось в горах. Поднять руку
на побратима - переступить честь...
- Вы оба - мои великие братья, - сказал Волкодав. - Решите убивать друг
друга, убейте сначала меня. Я не буду сопротивляться. И мои другие братья
вам тоже не помешают...
Утавегу, стеная и скуля, отползли ему за спину. В собачьих душах
бушевало безысходное горе: погибнет Вожак, и станет незачем жить. И они
никак не могли помочь Ему - только оказать послушание, которого Он от них
попросил.
Волкодав повернулся лицом к Харан Кииру, опустился на колени и замер,
положив меч у правой ноги. Эврих знал, что левой рукой венн действовал не
хуже любого природного левши, но очевидно было и то, что этим своим умением
он не воспользуется.
- Убивайте тогда уж и меня! - услыхал аррант свой собственный голос.
Вокруг стояла потрясающая тишина - казалось, необъяснимо замолкли даже
ручьи, - и на Эвриха обратились все взгляды. Молодой аррант судорожно прижал
к груди сумку с "Дополнениями" и начал пробираться вперед: - Тебе, Элдаг, мы
вернули племянника, дитя твоего несчастного брата, погибшего по ту сторону
моря! Мы преодолели страшные испытания, чтобы украсить твой дом еще одним
юным мужчиной!.. Забудь об этом, вождь, если так уж боишься, как бы не
потрескалась бирюза на твоем знаменитом кинжале!.. А тебе, Лагим, мы вернули
сестру. И маленькую племянницу, которую она носила во чреве! Мы не побоялись
ни людей, ни Богов, чтобы у твоего очага засияло двойное сокровище!..
Подойди сюда, Лагим, и убей, но помни, что Раг и ее дочь стоят здесь, рядом
со мной!..
Эврих выкрикнул эти слова и почувствовал слезы, бегущие по щекам.
"Даже если ценой окажется жизнь..."
Так они и застыли вдвоем посреди широкого луга, между двумя отрядами,
готовыми схватиться в сражении и резаться до последнего. Ученый, стиснувший
белыми пальцами самое дорогое, что у него было: сумку с недописанной книгой.
И воин, добровольно отложивший меч. Кто видел Волкодава три года назад, на
краю другой пропасти, именовавшейся Препоной, - оценил бы.
И было тихо.
Прошло мгновение, и еще, и еще. Никто не двигался с места. Потом
утавегу вдруг вскочили, как по команде, и, пятясь и щетиня загривки, хором
залаяли и завыли. Волкодав поднял склоненную голову и посмотрел в ту же
сторону, что и его четвероногие братья. Туда, откуда все это время исходило
невнятное, но остро ощущавшееся предупреждение.
Горцы, боявшиеся отвести глаза от неприятелей, замерших в нескольких
десятках шагов, стали оглядываться. Что-то происходило за пропастью, на
южном склоне долины. Что именно - некоторое время понять было трудно. Потом
люди увидели.
Там пришло в движение нечто настолько громадное, что разум поначалу
отказывался воспринимать. Как позже объяснил Эврих, небывалая гроза напитала
водой горный склон со щедростью, какой здешняя земля не знала вот уже сотни
лет; проникшая влага несколько суток размачивала глинистый слой, пока не
сделала его скользким, точно взбитое мыло. Вот и случилось, что гигантский
ломоть земли и камней вдруг взял и тихо сполз вниз прямо на глазах у людей.
То есть тихо было лишь вначале. В бездну пропасти рушилась половина
горы, а такое никогда не происходит бесшумно. Дрогнул под ногами луг,
плеснули потревоженные ручьи, и докатился протяжный, глубинный стон
сокрушаемой тверди. Люди сперва ощутили его ногами и телом, и только, потом
ударил в уши низкий чудовищный грохот.
На том берегу рвался дерн, выламывались из вековых гнезд укоренившиеся
валуны, взмывали из стиснутых непомерной тяжестью недр фонтаны воды,
перемешанной с камнями и глиной. Взмывали, пронзая не успевшие расступиться
облачка, на мгновение зависали в сотрясаемом воздухе, успевали показаться
вновь возникшими очертаниями горы... и все-таки опадали, сперва медленно,
потом быстрее и быстрее рушились вниз, вниз...
Горцы, привычные к оползням и обвалам, не поддались бездумному ужасу.
Нынешнее разрушение было просто побольше тех, что происходили обычно;
только-то и всего. Еще не повод, чтобы без памяти уносить ноги. Наученные
опытом поколений, они сразу поняли, что северный берег был вне пределов
опасности. И все-таки естественная робость, охватывающая смертных при виде
столь грозного явления Сил, заставила людей и животных теснее приникнуть
друг к дружке. Сами того не заметив, шан-итигулы, квар-итигулы и утавегу
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг