когда она в следующий раз станет хлопотать за герцога.
По негласному жесткому уставу принятому при дворе считалось, что
побежденный рыцарь должен, прежде всего, думать о реванше, отложив на
потом все дела второстепенной важности. "Пусть отыграется сначала, мясник
тулузский, а потом посмотрим, что с ним делать дальше"
Направляясь к славному победителю, Генрих не мог совладать с выпирающим
из него чувством юмора, и шутил теми шутками, которые давно уже вызывали у
королевы оскомину. Окружающие тоже были вынуждены мириться с ними, и
громогласно веселились, показывая, друг другу как пробирает их королевское
остроумие. Энергично жестикулируя на ходу, Его величество выдал
приближенным затасканный анекдот сам, при этом громко хохоча и
прислушиваясь к рассыпчатому смеху всей королевской рати. Подойдя к герою
дня, Генрих властным жестом утихомирил придворную шушеру, и как подобает
первому джентльмену Европы, поздравил сначала герцогиню с удачной находкой
(это была одна из его блестящих импровизаций), затем он плавно повернулся
к Васе, и взгляд его заметно потеплел; он явно восхищался рыцарем,
сумевшем столь лихо досадить его высокомерной супруге. Маэстро, понимая,
что им любуются, картинно выпятил молодецкую грудь и смело посмотрел в
глаза королю. Между ними мгновенно установилась незримая симпатия,
вследствие чего Василий сделал некий козлиный прыжок, который должен был
выразить его величающую преданность английской короне.
Король, знавший толк в нюансах светской учтивости, по достоинству оценил
грациозный жест победителя и всенародно осчастливил его
покровительственной улыбкой.
- Маркиз, - с чувством сказал он, - должен признаться, что нахожу вас
одним из самых выдающихся воинов моего королевства.
- Я счастлив, ваше величество, слышать это из уст славнейшего из рыцарей,
не знающего себе равных в браном деле.
Король, понимавший в браном деле не более чем в ирландской колбасе,
которой скармливал своих гончих, тем не менее, расплылся в любезной улыбке:
- Вы столь же искусны в беседе, храбрый юноша, как и в ратных делах, -
сказал он. Утонченная похвала монарха окончательно сразила Васю, и он
снова повторил свой козлиный прыжок, который на сей, раз был много выше
первого и это вольное упражнение, в свою очередь, вдохновило короля на еще
более изящный комплимент:
- В вас счастливо сочетается чувство слова и чувство боя, - сказал он, -
ваш неотразимый удар слева, я думаю, надолго отобьет у герцога охоту
сражаться на турнирах, не так ли, дорогая?
Приближенные разразились громким смехом, а довольный Генрих, не без
злорадства окинул взором затянутую в шелка фигуру своей полнеющей супруги.
Королева не слишком учтиво буркнула что-то невнятное - что следовало
понимать, очевидно, как небрежное - "Поступай, как знаешь, а меня уволь!"
и, принужденно улыбнувшись кузине, сквозь зубы поздравила ее:
- Я рада за вас, милочка!
Плохое расположение духа супруги чрезвычайно радовало короля. Генрих
четвертый был счастлив - наконец то представилась возможность показать
этой лицемерке, что он далеко не разделяет ее непонятных симпатии к
герцогу. Он всегда был рад унизить в глазах жены ее порядком поднадоевшего
всем подопечного, и теперь воспользовался случаем.
- Маркиз, - елейным голосом пропел король, - я хорошо знал вашего отца,
он был прекрасный воин и очень предан нашей фамилии.
Столь очевидное вранье со стороны Его величества несколько озадачило
Циона. Он не менее хорошо знал Васиного отца - это был скромный и ни чем
не примечательный человек, который кроме футляра от очков, никогда не
держал в руках что-либо похожее на оружие. Он хотел вмешаться и сказать
королю, что Его величество обознался, но оруженосцы стали подозрительно
поглядывать на него, и он догадался, что их тревожат его огромные ручные
часы; никто из рыцарей не мог похвастать подобной игрушкой, это дурачье
приняло их за мифический талисман, защищающий гостя от злых духов.
Цион посмотрел на сверкающий циферблат и обомлел - до старта оставались
считанные минуты.
- Вася, - с отчаянием сказал он, - нельзя терять ни секунды!
- Увы, мой дорогой друг, я остаюсь! - сказал Василий и галантно
приложился к белоснежной ручке герцогини. Лицо его выражало приторную
любезность, и Цион подумал, что с удовольствием плюнул бы в ясные глаза
маэстро, столь коварно расстроившего все их совместные планы. Времени было
в обрез. Проклиная друга, на которого невозможно положиться в трудную
минуту, Цион во весь дух побежал к "Колеснице" и вдруг почувствовал за
собой тяжелый топот железных сапог. "Слава Богу, - подумал он, -
опомнился таки Василий в последнюю минуту"
Заярконский влетел в машину, открыв пошире люк, чтобы друг успел вбежать
за ним, но вместо Васи в кабину грузно ввалился герцог Балкруа. К такому
бешеному марафону, да еще в семидесяти килограммовой амуниции он не
привык; дыхание его было прерывистым, крупные капли пота обильно струились
по лицу. Цион вскрикнул и преградил ему дорогу, но одним взмахом могучей
руки герцог выбросил щуплого любителя поэзии из кабины. Упав на
поврежденную коленную чашечку, любитель потерял сознание. Входной люк с
шумом захлопнулся, колесницу отчаянно затрясло, и в следующее мгновение
ошалевший после нокаута герцог благополучно растворился в Будущем.
Очнувшись, Заярконский увидел над собой маленького пажа, умело
натиравшего ему виски какой-то резко пахнущей жидкостью. Он сел на песок,
сморщился от нестерпимой боли в коленке и, к удовольствию улыбавшегося
пажа, смачно обругал своего боевого товарища.
- Сэр, - сказал повеселевший паж, - а ловко это у вас получается, вы не
могли бы дать мне несколько уроков на досуге?
Но Циону было не до уроков. У него ужасно ныла нога, и он был уверен, что
благодаря ослиному упрямству маэстро им никогда не уйти из этой проклятой
ловушки.
- Не боись, Маня, - успокоил его подоспевший Вася, - я Дубровский!
Маркиз грациозно вел герцогиню за руку, будто прогуливаясь с ней на балу.
Счастье плескалось в его бессовестных глазах.
- Мы приглашены на ужин к его величеству, - невинно сказал он, любезно
помогая другу подняться.
Герцогиня из вежливости, также сочла нужным посочувствовать страдающему
Циону:
- Вы не ушиблись, Маня? - участливо поинтересовалась она, заставив
Василия разразиться неприличным в светских кругах хохотом.
Глава 23
Вся полиция страны была поставлена на ноги.
Телефонные аппараты в приемной Когаркина накалились добела. До министра
по внутренней безопасности дозванивался, казалось весь свет; люди
почему-то верили, что достоверную информацию о происходящих в Тель-Авиве
загадочных явлениях можно получить только у него.
Глава правительства Натан Ягов распорядился держать его в курсе событий
по мере их развития. У него были все основания связать так называемое
необъяснимое воскрешение мертвых с тайными разработками оружия массового
поражения в Ираке, во главе которого стоял печально известный миру
диктатор, питающий воинственные планы по отношению к еврейскому
государству. Пригласив к себе министра обороны (после того, как он более
двух часов просидел в своем кабинете с министром по внутренней
безопасности), премьер провел с ним интенсивные переговоры с целью
выяснить - готова ли Армия к отражению превентивного удара со стороны
потенциального врага.
Натан Ягов настаивал на обсуждении вопроса о целесообразности применения
ядерного оружия на данный момент.
- Неужто положение столь серьезно? - с тревогой спросил министр обороны,
несколько озадаченный повышенной нервозностью премьера.
- А вам не кажется, господин Мордехай, что подобные вопросы в данной
ситуации должен задавать я? - в упор спросил министра Натан Ягов.
- Я думаю, вы слишком драматизируете ситуацию, господин премьер, -
нашелся Мордехай.
- Послушайте, господин Мордехай, - сурово отвечал премьер, - вы даже не
представляете себе, насколько серьезно обстоят наши дела...
- Что вы имеете в виду, господин премьер?
- Ничего, кроме того, что оружие, воскрешающее мертвых, приводит к
деморализации общества и, стало быть, угрожает национальной безопасности
страны не менее чем ядерный конфликт с потенциальным противником.
- Да, но ведь связь между применением тайного оружия и воскрешением
мертвых никем не доказана...
- Это уже ваша забота, - сардонически улыбнулся премьер, - пока насколько
мне известно, даже я знаю не более вашего.
- Господин премьер, мы делаем все возможное...
- Господин Мордехай, вам платят большие деньги, чтобы вы делали
невозможное.
- Я прилагаю все усилия.
- Неправда, я еще не получил вашего отчета об истинном положении дел.
- Да, но мы нуждаемся...
- Отныне вы ни в чем не нуждаетесь, - жестко прервал премьер, - вам
предоставляются чрезвычайные полномочия, но работать придется в тесном
контакте с министром по внутренней безопасности.
- Это невозможно, господин премьер!.. Господин Когаркин возглавляет
полицейское ведомство, а Армии в подобных случаях отводится первостепенная
роль.
- Оставьте личные амбиции, господин Мордехай.
- Причем тут амбиции, господин премьер?
- Притом, что от вас я до сих пор не услышал ничего путного, тогда как
Когаркин давно уже бросил в дело свои лучшие силы и даже ввел в город
отряд бедуинских следопытов.
- Со следопытами, кстати, помог ему я, - обиженно молвил министр обороны.
- Вот и прекрасно, любезный, подключайтесь поскорее к делу и
прислушивайтесь к рекомендациям господина Когаркина...
- Разумеется, господин премьер, - с показной почтительностью сказал
Мордехай, но в глубине души он испытывал горькое разочарование. Министры
двух параллельных ведомств давно уже и упорно ненавидели друг друга и,
настаивая теперь на их сотрудничестве, Натан Ягов, явно, рыл для Мордехая
яму. Премьер не любил министра обороны за его отступничество на последних
выборах, когда тот, с шумом выйдя из правящей партии (в которой долгие
годы состоял вместе с премьером), сумел прорваться в Кнессет со своим
партийным списком. Мордехай прекрасно знал об антипатиях затаившегося
премьера, но как опытный политик не выказывал своих истинных намерений, а
ждал, когда можно будет нанести сокрушительный удар, воспользовавшись
первой же промашкой врага. В другое время он торжественно послал бы
премьера куда подальше, но чрезвычайные полномочия, полученные главой
правительства на последнем заседании кнесета, давали ему полное право
отстранять и назначать министров по своему усмотрению, а в данном случае
премьер как раз того и добивался.
На душе у Мордехая было грустно. "Для профессионального политика не
существует ничего святого, - с горечью думал он, - даже в кризисное для
страны время он везде и во всем ищет свою выгоду"
Премьеру было выгодно обвинить министра обороны в несоответствии с
занимаемой должностью и потребовать его незамедлительной отставки.
- Я уже дал распоряжение отвести часть элитных подразделений в поддержку
полиции. - Сказал Мордехай, откланиваясь, и размышляя какие контрмеры, он
может противопоставить бесчестным интригам злопамятного премьера и
обнаглевшего Когаркина, подминавшего под себя с трудом налаженный им
механизм военной машины государства.
* * *
Спустя час после секретных переговоров в канцелярии главы правительства
на улицы Тель-Авива вышли танки, а над многочисленными кладбищами Гуш-дан
барражировали тяжелые военные вертолеты. На всех перекрестках и
общественных местах жизнелюбивого еще вчера города стояли вооруженные
воинские патрули. В стране, где проявление террора один из печальных
атрибутов повседневной жизни, вид солдата с автоматом не вызывает
удивления окружающих, но появление тяжелой бронетехники на улицах мирного
города встревожило и без того обеспокоенных горожан.
Тель-Авив все более напоминал прифронтовой город, готовившийся к
серьезной длительной осаде.
Часть добропорядочных горожан спешно выезжала в провинцию, другая часть
малодушно отправлялась пережить лихое время за границу; десятки тысяч
людей ожидали в аэропорту отправки на авиарейсы, преимущественно в Америку
и столицы восточно-европейских государств.
Но большинство людей, настоящие патриоты города, остались на своих местах
(может быть, потому, что им некуда было деваться), и целые дни проводили в
нескончаемых спорах о возможных сюрпризах со стороны могильных каннибалов.
Народ жадно прислушивался ко всем, кто мог трезво оценить ситуацию, и
подвергал коллективному обсуждению все, что вообще могло быть обсуждаемо в
эти часы, наполненные страхом перед неизбежным наступлением ночи.
Многочисленные комментаторы, выступая в средствах электронной связи,
выплескивали на зрителей совершенно дикие прогнозы, пугая сердечников и
беременных женщин. Среди всеобщей паники, охватившей страну, нашлись
здравомыслящие граждане, призвавшие соотечественников собрать народное
ополчение и взять под контроль детские учреждения, чтобы обеспечить их
безопасность, раз уж полиция не способна это делать. Тель-авивских пап и
мам охватил массовый психоз - каждый боялся за участь своих детей, которых
даже днем не выпускали на улицу, и они сутками, также как и взрослые,
просиживали у экранов телевизоров, не понимая, что происходит. Не зная,
кого слушать и кому верить, основная масса людей, на всякий случай,
закупала продукты питания и спешно оборудовала подвальные помещения под
бомбоубежища, предвидя ракетный обстрел Тель-Авива по образцу
беспорядочных воздушных атак Садама Хусейна во время войны в Персидском
заливе.
Благодаря "принятию экстренных мер", но, скорее всего по чистой
случайности, более двух дней в городе было относительно спокойно. Полиция
зарегистрировала лишь несколько квартирных краж в Рамат-Авиве и более
десятка дорожно-транспортных происшествий в различных районах Гуш-дан.
Народ как будто стал успокаиваться и даже скучать без обещанных горе
комментаторами катаклизмов вселенского масштаба. Но комментаторы не
унывали. "Помяните наше слово, скоро такое начнется!" - мрачно возвещали
они и, к сожалению, оказались правы.
* * *
Четырнадцатого апреля, в два часа ночи, сторож торгового центра (на
улице "Буграшов") увидел в свете уличного фонаря странную оборванную
личность с бледным лицом и оловянными глазами:
- Стой, кто идет? - истошно завопил сторож и произвел предупредительный
выстрел в воздух. Не обращая внимания на крик, "Оборванец", преспокойно
разбил витрину и стал методично крушить мебель, установленную в
выставочном павильоне. При этом он злобно мычал что-то, силясь и не умея,
очевидно, сказать нечто важное для него. Охваченный ужасом охранник, нашел
в себе мужество позвонить в полицию. Пока стражи порядка, что есть духу,
мчались на вызов, оглашая улицы пронзительной сиреной, к месту
происшествия подкатил запыленный армейский джип, случайно проезжавший
мимо. Водитель джипа рядовой Ави Раппопорт, которому заикающийся старик,
поведал о страшном погромщике, не долго думая, схватил короткоствольный
автомат и, насвистывая знаменитый шлягер - "Еще не вечер!" - быстро
направился к мебельному магазину; парень участвовал во многих боевых
вылазках в Южном Ливане и был приучен в подобной обстановке действовать
без промедления.
Увидев в павильоне воющий труп в лохмотьях, отдаленно напоминающие
гимнастерку, Ави привычно вскинул автомат и меткой очередью срезал
мертвяку руку. Труп с удивлением взглянул на упавший кровавый обрубок,
нагнулся, и, подняв его с пола, по-собачьи стал зализывать рану. Через
мгновение он снова бросил отрезанную кисть на пол, предпочитая, вероятно,
разделаться с обидчиком.
- Что, мертвяк, - весело сказал Ави, - жарко тебе?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг