- Я когда на тебя смотрю, мне кажется, что я дурочкой
становлюсь.
- Может это какие-то внутренние нити между нами тянутся? -
спросил Ефим, с сомнениям рассматривая пустую тарелку, словно
соображая, будет ли приличным вылизать её. Потом, все-таки,
отодвинул. - Если дуреешь - это любовь. Например, когда
влюбленный подходит к банкомату, он тоже дуреет. С одной
стороны, денег даст, а с другой - карту сожрать может. От
любви до ненависти один шаг.
- Тебе еще подлить супа?
- Нет, спасибо, надо оставить учителям.
- Я не пойду к учителям. Хотели бы есть, в столовую бы
сходили. Там всегда остается пища. А ботаник селедку не ест,
он ею закусывает! Потому и денег нет на нормальную еду.
- Тогда папе и маме. Или бабушке. А коту сказали не
давать. А где второй?
- Он на балконе спит.
- Еды хватит?
- Да у нас вон, целая кастрюля!
- Ботаник останется голодным. И неважно, пьет он там или
нет. Он все равно останется голодным, пойми. А физичка в этот
самый миг плачет в банку со съеденными щами.
- И пускай плачет. Хотя, я не думаю, что плачет. С чего ей
плакать-то?
Ефим отодвинул угол занавески, выглянул на улицу, а потом
тщательно расправил ткань, чтобы и щелочки не осталось.
- Может ты и права. Видимо, у меня все еще не наладился
обыкновенный настрой.
- Это как-то неприятно? - спросила Настя.
- Иногда. Но, катушка на орбите, о-хо-хонюшки. Я просто
чую, она там висит, гадина.
- Опять ты про катушку. Я, почему-то, именно этого и
боялась.
- Знаешь, может это и звучит глупо, но я уверен, что они
прилетели.
- Кто "они"?
- Прошитые.
- Пойдем, я тебе свою комнату покажу. Отвлечешься от
странных мыслей.
- Пойдем, пойдем. Надо бы еще с бабушкой поговорить, а то
как-то неудобно. Пришел, сожрал суп и нырк подальше от
выражения благодарности. А ведь это подло, Настя.
- Поговоришь еще.
- Кота брать? Ему тут не скучно?
- Не скучно. Но если хочешь, возьми.
- Не кусается?
- Он добрый.
Настина комнатка была маленькой: стол, диванчик,
магнитофон на полочке, желтые обои, красивая лампа в виде
японской полупрозрачной коробки с иероглифами, а также круглый
ковер с цветными кольцами. Чисто и уютно.
Ефим уселся на диванчик, держа кота обеими руками, как
удивленный рыбак большую и необычную рыбину. Кот вяло
помахивал тощим хвостом.
- Хорошо у тебя. А у меня своей комнаты никогда не было.
Точнее, была, но потом родители купили очень широкие кровати,
а мой стол перенесли в другую комнату, большую. С тех пор я
ненавижу свой дом. Мне нужно одиночество, а у меня его нет.
Ефим осторожно положил кота на диван.
- А кто у тебя сестра?
- Сестра? Ну, сестра как сестра. Ульяна. Она в ателье
работает. Иногда приносит истыканные деревянные головы.
- Какие еще головы?
- Болванки! На них шапки шьют. Каждая болванка под свой
размер. Болванки деревянные и все исколоты иглами. Просто
дикарство какое-то. Я понимаю, почему у людей одинаковые
шапки. Их зомбируют работники кройки и шитья. Ведь они долго
учились, там, - Ефим махнул рукой в потолок, - у своих. Вот
они и прилетели. Ниток подвезли.
Ефим задумчиво посмотрел на Настю.
- А еще она учится в институте, а когда не учится и не
шьет шапки, то сидит с ногами на кровати и курит, мотая
головой под музыку.
- Я тоже музыку слушаю.
- Ульяна для меня загадка. Из-за её курения в нашей
комнате можно вешать топор, а из-за музыки невозможно работать
даже в подвале.
- В каком подвале? Вы же на пятнадцатом этаже живете!
- Да я так, к слову. Погоди.
- Ефим, тебя опять понесло... Послушай.
- Дорасскажу сейчас про сестру и не буду. Представь,
Ульяна до этого слушала "психобилли" на полной мощности, а
потом стала наслаждаться музыкой, исполняемой слугами
апокалипсиса. А эта крыса их слушает.
- Крыса?
- Я ее с детства так зову, а она меня - шакалом.
Ефим замолчал и тяжело посмотрел на Настю.
- Странные у вас отношения, если честно.
- Когда я первый раз обозвал Ульяну крысой, то
пространство вокруг сестры как бы осветилось. Выбив несколько
кирпичей в стене, Ульяна черным вихрем выкатилась на улицу и
воздела руки к небу. Прикинь, да?
- Ефим, выпей пиона.
- Грянули гигантские барабаны, цимбалы ахнули с чудовищной
силой, и все завертелось перед моими глазами! Бьют барабаны,
катятся головы! Или болванки, я точно не помню...
Ефим уставился на люстру и о чем-то задумался. Потом сник
и снова сел на диван.
- Потом прилетела катушка. На нее намотана совесть
предтеч.
- А... вот, хочешь послушать? Моя любимая песня, - Настя,
опять попыталась перевести разговор на другую тему, и включила
магнитофон.
Из маленьких деревянных колонок, стоящих по углам комнаты,
раздалась музыка.
Ефим забрался на диван с ногами и уставился на потолок.
Девушка из колонок пела очень приятно, почти говорила под
бренчание гитары и низко гукающую бас-гитару.
- Что это? - спросил Ефим потрясенно, - о чем тут поют? Я
английский не знаю.
Настя хотела сказать, что это старая группа из отцовских
запасов, альбом шестьдесят девятого года, а поют они о том,
что закрытая однажды дверь может остаться закрытой навсегда,
но почему-то промолчала, с тревогой смотря на одноклассника.
На лбу Ефима выступила испарина, затряслись руки, а на
лице появилось придурковатое выражение.
Кот хрипло мяукнул и спрыгнул с дивана.
Настя потрясла головой, пытаясь скинуть наваждение, но на
секунду ей показалось, что на диване сидит не Ефим Самокатов,
а очень большой мячик, который вот-вот лопнет.
Сменилась песня, а Настя еще ничего не понимала, смотрела
на гостя. Когда, наконец, сообразила, Ефим уже был не в себе.
Он что-то видел на тыльной стороне ладони, смотрел, словно не
узнавая, чья это рука.
- Ефим, - потрясла одноклассника Настя, - Ефим! Очнись!
Господи...
Ефим посмотрел на Настю, попытался встать, но это у него
не получилось. Завалился на колени и пополз по комнате. Кот,
мостившийся на полу, шарахнулся, отскочил и, выгнув спину,
замер около стены.
- Уйди от меня, - бормотал он, - это что-то другое. Мы так
не играем, слышишь?
Настя с трудом подняла Ефима на ноги, а он уткнулся в
стену, не соображая, куда идти.
- Сядь, Ефим, сядь.
Настя потащила одноклассника к дивану.
Когда Ефим, наконец, очнулся, то увидел Настю с коричневой
бутылочкой в руке.
Кота нигде не было.
- Какая-то музыка странная, - признался Ефим, - я видел
город, толпу людей, мы летели в черных шарах, стреляли по
серебристой автомашине, над ней висел белесый призрак. В него
никак не удавалось попасть. Призрак отводил лучи. Только
представь!
Ефим замолчал и удивленно посмотрел на Настю.
- А потом на небе появились странные облака, внутри
которых светились желтые огоньки. Я улетал туда, где реют
черные флаги. Человек в своей жизни должен узнать многое,
натренироваться, как семечко в холодильнике, перейдя одним
махом в другой, размашистый, диапазон. Сразу же, после того
как... Мы учимся привыкать к новому состоянию. Нас будут
носить по проспекту. А проспект, Настя, у нас длинный.
- Я не знала, Ефим, прости, - прошептала Настя, - мне
показалась, что музыка наоборот, успокоит.
- Дай мне на день эту кассету.
- Н-нет, не дам.
- Почему? Мне всего на день.
- Нет, эта не моя кассета, это чужая кассета. И нельзя
тебе такое слушать, пойми. Хочешь пиона? Настойки?
- Меня тошнит от запаха пионов. Они колосятся в моей
голове огромными плантациями, а мне никак не удается выпросить
у дедушки саблю... Ведь дедушка косит свою траву.
Ефим вскочил, словно вспомнив что-то, и быстро пошел к
двери.
- Ефим! Стой, ты куда? Подожди, дай сказать! То, что было
с тобой - это все плохое, ты не такой, Ефим.
- Нет, нет, это все катушка. На нее намотаны нитки, рано
или поздно они спустятся к нам. Сколько времени?
- Шестой час. Ефим! Послушай.
- Пойду я, некогда. Родители приперлись, и сеструха скоро
чесаться начнет. А как они будут ругаться и чесаться, если
меня дома не будет? Перед кем выделываться-то? Я для них центр
отторжения. То-то и оно, Настя. Жалко, с бабушкой не
поговорили. Кота мы не кормили, так что тут все нормально.
Оставайся в тылу. Я вернусь к тебе, Настя. С дудкой и билетами
на поезд. Поедем в деревню!
Когда гость, торопливо одевшись, ушел, Настя вернулась в
комнату. Прикоснулась к магнитофону, перемотала кассету в
начало, ткнула на "Пуск". Забралась с ногами на диван. Музыка
как музыка, ничего особенного.
Настя легла на живот, положила подбородок на руку, и
уставилась на разноцветные кольца ковра.
Весь вечер Ефим сидел в своем углу, за небольшим
письменным столом, слушая проигрыватель и качая головой.
Ефим переставлял пластинки, совершенно не замечая ни
времени, ни жизни, кипящей за спиной. Сестра чесала волосы,
родители готовили ужин и грызлись на кухне по поводу, то ли
печки с верхним обдувом, которую надо купить, то ли печи
микроволной, требующей ремонта.
Ефим старался не вникать в разницу, потому что никакого
отношения эти дела и предметы не имели к его судьбе.
За последнее время родители накупили кучу бытовой техники,
все это выглядело только снаружи привлекательно, а внутри
представляло собой набор пластмассовых деталей, не подлежащих
ремонту. Такие вещи, не то что любить, к ним и привыкнуть-то
было невозможно. Ефим потянулся к ящику стола и вытащил свой
старый альбом с рисунками. Раскрыл его.
Пустынная местность, через которую идет печальный человек.
За плечами ружье, в руках маленький черный флажок. Внизу
подпись: "Уйти".
Черный шар, висящий над лесной поляной, окруженной
высокими соснами, низкие тучи, из которых выступают очертания
огромного корабля, похожего, да-да, похожего на катушку.
Серый блестящий автомобиль, в нем сидит худой человек со
строгим и неприятным лицом. Парень в черном берете целится в
него из пистолета. Рядом девушка в белой рубахе и черных
джинсах. В руках у нее автомат.
Что-то было в этом рисунке одновременно героичное и...
неправильное. Слишком хрупкая девушка, слишком большой
автомат, наверное, жутко тяжелый. Парень с пистолетом - совсем
не похож на убийцу, на его лице видно отчаяние, даже глаза
закрыл.
На других листах были в основном пустынные пейзажи и
незавершенные наброски.
Ефим взял стирающую резинку, карандаш, и за минуту
исправил картинку. Герой из рисунка теперь смотрел упрямо и
зло.
Ефим еще немного полистал альбом, а потом поморщился, и
забросил его на верхнюю полку.
Ефима разбудил голос диктора. Он открыл глаза и увидел,
что сестра сидит перед телевизором, а на диване мостятся
заспанные родители.
- Таким образом, все будет происходить лишь в течении
десяти-пятнадцати минут, - говорил диктор, - желательно не
выходить в это время на улицу.
- Что такое? - спросил Ефим.
- Метеоритный дождь, - сказала мама, - через час будет
метеоритный дождь.
- Не просто метеоритный, - заметила сестра. - И вовсе не
дождь. Сказали, что будет пыльно. Вон, смотрите! Сестра
кивнула в сторону окна, - вертолеты уже подняли. Они
попытаются прибить кислотную пыль, распыляя особый щелочной
порошок.
Ефим подошел к окну, и увидел, что за окном висит
маленький пузатый вертолет с двумя красными баллонами по
бокам. Несмотря на ночь, многие окна в доме напротив были
освещены, люди выглядывали в форточки, испуганно смотря на
небо.
- А откуда вы узнали, - спросил Ефим, - что будет? Ведь мы
все спали!
- Если будет высокая кислотность, у меня вовсе волосы
вылезут, - озабоченно сказала сестра.
- Зачем им это надо? - спросила мама.
- Кому? - спросил папа.
- Ясно, кому, - ответила сестра. - Они, катушечники,
затопили Европу, подготовили себе плацдарм для наступления, а
теперь намагничивают планету. Повышенная кислотность им нужна,
вот чего! И ничем нам не помогут службы химической и
радиационной безопасности.
Сестра подсела к серванту, открыла дверцу, покопалась,
вытащила из нижнего ящика старенький бытовой дозиметр.
- Немного повышено, - сказала Ульяна, - замерим после
кислотных метеоритов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг