культуры. Отними у американцев веру в то, что они самые умные, самые
сильные и самые богатые - они развалятся, как Союз развалился без веры в
коммунизм. Потому это свое состояние они будут охранять до последней капли
крови и до последнего доллара. А наша идея... это не имеющая никакого
отношения к национальной принадлежности, абсолютно, так сказать,
космополитичная... Формулируется она так: не хлебом единым. Помнишь, был
такой фильм с Ив Монтаном: "Жить, чтобы жить". Так вот наша культура вся
выросла из того, что мы живем не только для того, чтобы жить, а для некоей
более высокой цели. Из этого, конечно, и все наши скачки и выкрутасы... Но
как только цель исчезает - наши методики переплавки животных желаний в
человеческие оказываются несостоятельными. Как бы за бортом.
- Ты будешь писать об этом? - тихо спрашивает Марина.
- Зачем? - пожимает плечами Владислав. - Кто это понимает, тот это и так
понимает, ничего особливо нового я не говорю... А кому это до лампочки -
тому и останется до лампочки.
- Ну нельзя так, Владик... Что ж ты руки-то опустил... на себя не похож,
честное слово! Держаться надо!
Он молчит некоторое время. Откусывает еще крошку яблока. Тщательно жует.
- Не для кого, - тихо говорит он и вдруг вскидывает на Марину беззащитные,
несчастные глаза.
Марина опускает взгляд.
- Мариш... вчера ты про беду... правду сказала - или... или соврала? Чтоб
меня... оттуда выволочь? - он говорит теперь совсем иначе. Куда делись
четкие, долгие, выстроенные фразы, куда делся ровный тон. Он выдавливает
теперь каждое слово, словно каждое - шаг над пропастью, и на каждом -
можно упасть.
Теперь Марина долго молчит. Она тоже не знает, что сказать. Потом,
напряженно разглаживая клеенку ладонью, произносит:
- Я еще не знаю. Только... Владик. Владик. Владик, - ее будто заклинило,
она не в силах перестать произносить его имя. Наконец переламывает себя. -
Я тебе никогда не говорила неправды. Ты ведь знаешь?
- Знаю.
- Вот и вчера не говорила, и никогда не буду. Ты это, пожалуйста, помни...
А теперь - мне пора. Я ведь по пути... Зашла узнать, как ты себя
чувствуешь.
- Я чувствую себя очень хорошо,- говорит он. - Благодаря тебе.
Она улыбается ему нежно-нежно. И смущенно. И они оба, не сговариваясь,
почти хором говорят друг другу:
- Спасибо.
Погода сменилась; сыплет снег, да такой, что в двух шагах не видно ни зги.
Вся в снегу, Марина поспешно идет по улице. Мимо, скрежеща, дергаясь,
проползает во мгле трамвай с сугробами на крыше и заледенелыми бельмами
окон.
Очередная приемная и очередная секретарша - на этот раз в белом халате.
- Вам было назначено? - спрашивает она Марину.
- Нет... - нерешительно отвечает та, - но... мне очень нужно с ним
поговорить.
- Вы хотите записаться на прием? Это внизу.
- Нет. Мне просто нужно поговорить.
- Доктор Роговцев сейчас очень занят. У него сеанс.
- Можно подождать?
Секретарша оценивающе смотрит на Марину, потом чуть поджимает губы,
говорит с ощутимым презрением:
- Ждите.
Марина аккуратно усаживается на краешек стула в углу. Но через несколько
минут не выдерживает:
- Простите, а что за сеанс?
- Психокоррекция, - не поднимая головы, не отрывая глаз от какого-то
романа, роняет секретарша.
- А можно... послушать? - через несколько секунд спрашивает она.
Секретарша все-таки поднимает глаза.
- Милочка моя, - говорит она, - участие в сеансах денег стоит.
- Я не буду участвовать. И совсем не помешаю... Только пять минут послушаю.
Секретарша снова смотрит на нее испытующе. И снова чуть поджимает губы:
- Можете чуть-чуть приоткрыть вот эту дверь. Только ни звука! И только
пять минут.
Ей приходит в голову, что так они могут получить еще одного клиента.
Косвенная реклама.
Марина совершенно беззвучно приникает к чуть приоткрытой двери.
- Вы все здесь совсем не потому, - слышится хорошо поставленный, уверенный
мужской голос, - что чем-то больны или у вас случилось какое-то
трагическое событие. Просто у вас затруднена адаптация. Время изменилось,
а вы - нет. И подсознательно вы не хотите меняться. Вам кажется, что
хотите, что очень хотите - но на самом деле, в глубине души, вы цепляетесь
за старый образ мира. Пока вы не откажетесь от него окончательно - вас
будут преследовать несчастные стечения обстоятельств, фатальное невезение,
неумение общаться с людьми... Вы будете выпадать из потока живой, манящей,
и действительно прекрасной жизни, которая бушует вокруг, но куда вам
покамест нет доступа, нет пути. Все зависит только от вас самих. Понятно?
- Да! Понятно! - отвечает нестройный хор мужских и женских голосов.
В щелку Марина видит кабинет, где происходит сеанс. Рослый,
представительный человек в безупречном костюме стоит к ней спиною, время
от времени принимаясь расхаживать взад-вперед перед рядом стульев, на
которых сидят несколько человек - и, когда он оборачивается в профиль,
становится видным его резкое, сильное, волевое лицо. Военный врач.
Бывший.
- Сейчас мы поиграем в одну игру... Это специальная ролевая методика, так
что прошу отнестись к ней серьезно и отвечать с полной искренностью.
Он делает паузу.
- Представьте, что к вам приходит... ну, например, дьявол. И предлагает
стать... ну, хотя бы президентом. Или даже... Маяковский, кажется, считал,
что он президент Земного Шара. Вот, президентом Земного Шара. Что вы
ответите дьяволу? Ну, вот вы?
Молодая некрасивая девушка в свитере и джинсах.
- Я бы сказала... не уверена, что справлюсь.
- Так, - трагично констатирует Роговцев. - Неверно! Это, пожалуй, самый
плохой ответ из возможных! Почему? Кто скажет?
Молчание.
- Вы должны быть в себе уверены! - резко говорит Роговцев. - Что бы ни
случилось - вы должны быть в любой момент уверены, что справитесь с
ситуацией к своей пользе. Хорошо, это мы с вами подкорректируем на
аутотренинге... Вы? - к пожилому, стертому и нескладному мужчине. Старый
черный костюм висит на нем мешком.
- Я? - тот совсем теряется. Озирается, как двоечник, ждущий подсказки. -
Да ну его... еще убьют. Желающих-то, наверно, много...
- Так. Вы очень трепетно настроены к себе. Разве вам не хотелось бы
рискнуть? Здоровый элемент риска украшает и обогащает жизнь! Пожить так,
как даже короли не смеют мечтать? Вся планета у ваших ног!
- Да ну ее, планету эту! - уже решительно говорит мужчина. - Толку-то с
нее? На кой ляд она мне сдалась? Головная боль одна...
- Так. Понял вашу мысль. Вы? - к женщине, чем-то неуловимо похожей на
Марину.
- Я бы с дьяволом ни о чем говорить не стала, - секунду помедлив,
решительно отвечает она. - Ни о чем и никогда. И... простите, Анатолий
Борисович, это не Маяковский, а Хлебников. И не президентом Земного Шара,
а председателем. Тогда у нас президентов еще не насажали ни одного, потому
и слово было не в ходу.
- Так... - психотерапевт смотрит на нее, как на пустое место, и даже не
утруждает себя оценкой ее ответа. Сразу переходит к следующему пациенту -
тощему, всклокоченному, прыщавому парню, одетому, впрочем, как требует
молодежная мода. - Вы?
Тот задумчиво оттопыривает нижнюю губу.
- Я бы для начала спросил, какой там оклад...
Врач хлопает в ладоши.
- Идеально! Вот по-настоящему конструктивный информационный обмен с миром!
Извлечение выгоды из ситуации - это и есть овладение ситуацией! Ведь вы же
все хорошие, добрые, честные люди, так? Мы это выяснили еще на первом
занятии! Значит, если вы сумеете делать себе хорошо, для всего мира это
будет только хорошо! Вы не только имеете право любыми средствами
заботиться о себе - вы просто обязаны это делать! А теперь с вами, - вновь
поворачивается к женщине, похожей на Марину. - Зачем вы помните, что это
Хлебников?
Женщина растерянно пожимает плечами.
- Не знаю... помню, и все.
- Так не бывает. Человек - существо разумное, и бесцельно он не делает
ничего. Если помните - значит, вам это для чего-то надо. Давайте, друзья,
попробуйте сами понять, для чего это нашей уважаемой Александре Ильинишне.
Ну?
- Самоутверждается!
- Сублимируется!
- У нее с этими стихами связан первый школьный роман!
- Покрасоваться хочет! Надо же чем-то привлекать к себе внимание!
Женщина вскакивает.
- Оставьте меня в покое! Я просто помню, и все! Безо всякой пользы! Ни для
чего! Для Хлебникова!
- Н-ну ладно, - говорит Роговцев. - Сядьте и успокойтесь. Теперь усложним
игру. Разобьемся на пары, на искусителей и искушаемых. Потом они
поменяются ролями. Искуситель должен попытаться уговорить искушаемого
стать президентом, - он напирает на это слово, - Земного Шара, если
искушаемый этого не хочет. И он должен уговорить его не становиться
президентом, - он опять подчеркивает слово, - если искушаемый этого хочет.
Поняли?
Марина совершенно беззвучно притворяет дверь и уходит обратно в угол.
Смотрит в окно. Секретарша невольно поднимает на нее взгляд.
- Удовлетворены?
- Вполне, - говорит Марина, не оборачиваясь к ней. Секретарша поджимает
губы и углубляется в чтение.
Идет время. Ветер на улице, видимо, ослабел, нахлобучив на город серые
низкие тучи - и валит снег. Дома напротив едва видны сквозь плотную завесу
летящей, рвано клокочущей белизны. Завывая на разгоне, проплывает под
окном переполненный троллейбус с крышей, полной снега. Спешат по тротуарам
заснеженные люди. Проглядывает сквозь снегопад сигнал светофора на углу;
вот зажигается красный.
- Простите, можно от вас попробовать позвонить? - спрашивает Марина.
Секретарша, не поднимая головы, кивает. Марина набирает какой-то номер.
Долго ждет, но кроме гудков, не отвечает никто.
Участники сеанса выходят из кабинета; последним появляется Роговцев.
Секретарша говорит ему:
- Анатолий Борисович, вас тут... дама дожидается.
И поджимает губы. Марина подходит к Роговцеву - тот всматривается в нее,
словно что-то припоминая.
На лице Марины появляется несмелая улыбка надежды.
- Вы меня вспоминаете?
- Погодите-ка... Вы...
- Марина Николаевна, жена Саши Аракелова. Мы встречались несколько лет
назад, давно. Когда вы с Сашей еще служили в одном полку. Он по инженерной
части, вы по медицинской... Помните? Еще так хорошо посидели, когда вас...
отправляли... Мы с вами пели на два голоса.
- Да, конечно. Помню, - Роговцев безупречно корректен, но лицо его - лед.
- Здравствуйте, Марина Николаевна. Простите, что не узнал сразу. Чем могу?
- Я хотела посоветоваться... - Марина волнуется и опять робеет. - Саня
всегда так хорошо отзывался о вас... Врач божьей милостью... это он так
говорил.
Роговцев чуть улыбается.
- Сменил скальпель на пассы. Это теперь надежнее... да и выгоднее, что
греха таить. Жить-то надо... время такое... О чем вы хотели посоветоваться?
- О Саше.
Роговцев, после едва уловимой заминки, открывает перед Мариной дверь в
кабинет, где только что прошел сеанс, делает галантный жест рукой.
- Прошу.
Усаживаются рядом на стулья того ряда, где сидели пациенты.
- Итак.
- Саня... Саня очень плох... - и голос Марины предательски срывается. Она
пытается взять себя в руки, несколько раз вздыхает глубоко, вынимая тем
временем из сумочки какие-то листы. Протягивает их Роговцеву - они ходуном
ходят в ее дрожащей руке. - Его привезли пятнадцать дней назад... ну
просто... просто... буквально вывалили мне. Делай что хочешь! - снова
мгновенная нотка близкой истерики в голосе; и снова Марина овладевает
собой. - Денег никаких... только-только на самые простые лекарства... нам
в институте не платят уже несколько месяцев, а Саше полагается пенсия, но
она где-то застряла, Бог знает, когда поступит, и поступит ли... Нет, дело
даже не в деньгах, я не о том... Простите, - снова несколько раз глубоко
вздыхает.
Роговцев читает внимательно, но быстро, профессионально.
- Худо, - сдержанно говорит он и отдает документы Марине. У нее начинают
дрожать губы. Она молчит. И Роговцев молчит.
- Вы ведь военный врач... - не выдерживает она.
- Вы спрашиваете совета?
- Я... просто спрашиваю.
- Здесь вам его не поднять.
Глаза у Марины - на пол-лица.
Роговцев медлит и словно чего-то ждет от Марины.
- Так что же... - наконец едва выговаривает она, и голос срывается.
- Существует реабилитационный центр... - медленно говорит Роговцев. -
Один-единственный. И, на ваше счастье, совсем неподалеку. Там есть шанс.
Крепкий шанс. Примерно пятьдесят на пятьдесят. Но лечение там платное. Это
не корысть и не чья-то злая воля. Импортное оборудование, первоклассные
лекарства - надо же это покупать, с неба ничего не валится... Там есть
шанс.
- Сколько? - на выдохе, уже совсем без голоса спрашивает Марина.
- Не могу сказать вам точно, не знаю. Полагаю, тысяч под десять, не меньше.
- Десять тысяч? - с недоумением переспрашивает Марина.
- Ну, долларов, разумеется, долларов. По курсу.
Долгая пауза.
- А если нет долларов, - безжизненно говорит Марина, - значит, подыхай?
Роговцев чуть разводит руками.
- Не я это придумал, - говорит он. - И потом... простите уж, Марина
Николаевна, но все, кому деньги действительно нужны, как-то их находят.
Сейчас это не проблема.
- Понятно, - так же безжизненно говорит Марина после паузы. Пытается
встать - и не может, ноги не держат. Оседает обратно.
- Воды? - спрашивает Роговцев. Марина только отрицательно качает головой.
- Простите, - говорит она потом, - сейчас... секунду... Я уйду.
- Я не тороплю вас, - говорит Роговцев. А потом, как бы невзначай, роняет:
- Между прочим, вы можете заложить квартиру. Один мой знакомый совсем
недавно... буквально на днях... раскрутился именно так.
Марина поднимает голову - снова с надеждой.
- Я помню, у вас отдельная квартира... не Бог весть что, но сейчас метры
настолько ценятся, что даже если их немного...
- Я... я никогда с этим... - бормочет она, и вдруг почти выкрикивает: - Я
не умею!
- Это делается элементарно. Сейчас полно посреднических форм, там вам за
час-полтора все оформят, хоть сегодня. Да вот здесь хотя бы, неподалеку...
в двух остановках, кажется. Я все время мимо проезжаю. Называется
"Эльдорадо". Вы получите деньги, Александра примут на лечение, а вы за это
время, освободившись, подсуетитесь как-то... В конце концов, есть
благотворительный фонд для ветеранов, я дам вам адрес... Это в Москве. Ну,
съездите в Москву, семь верст, что называется, не крюк... три часа
поездом. Если вы найдете с ними общий язык, то, вполне возможно, фонд
возьмет на себя обязанность вернуть залог, или хотя бы часть. А Сашку тем
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг