- Что еще такое? - с тревогой произнес Василий Алексеевич.
- Не знаю, - немного испуганно ответил Акимов. - По-моему, я опять
передвинулся.
Василий Алексеевич подошел к нему поближе и, к огромному своему
изумлению, увидел, что между стеной и туловищем Акимова теперь есть зазор
шириной примерно в два пальца. Теперь Акимов выступал не из стены, а прямо
из воздуха.
Кузовкин почувствовал непреодолимое, почти мальчишеское желание сунуть
палец в образовавшуюся щель и уже поднял руку, но вовремя одернул себя и
спрятал руки за спину.
Акимов тоже очень внимательно изучал нынешнее свое положение и
осторожно ощупал воздух там, где кончалось его тело.
- Не пускает, - сказал он через некоторое время.
- Что не пускает? - поинтересовался Кузовкин.
- Да вот это самое и не пускает, - Акимов ткнул пальцем в щель. - Свет
проходит, вот обои дальше видно, а палец нет. Какое-то неощутимое и
упругое поле. Сильней нажмешь - отталкивает. Хотите попробовать?
- Обойдусь, - буркнул Василий Алексеевич, но заглянул, чтобы проверить,
целы ли обои.
- Граница областей пространства переместилась от стены к центру
комнаты, - продолжал Акимов. - Если так пойдет дальше, я окажусь как раз
над вашим креслом. Интересно, как все это выглядит с обратной стороны?
Василий Алексеевич представил себе и поежился.
- Очень интересно, - фальшиво сказал он.
После этого разговор шел как-то вяло. Заметно было, что Акимов очень
устал. В конце концов, с огромным трудом подавив очередной зевок, он
осторожно предложил ложиться спать. Он так и сказал: ложиться, - будто ему
оставалось надеть пижаму и почистить зубы. Василий Алексеевич уже не
спорил и не огрызался.
Он взгромоздил на журнальный столик стул, а на него положил подушку, на
которой не без удобства устроился Акимов, очень скоро уснувший.
Ночь прошла для Кузовкина отвратительно. Акимов отчаянно храпел, чего
Василий Алексеевич вообще не мог переносить, а теперь, еще и еще раз
переживая происшедшее с Еленой Николаевной, и подавно не мог уснуть и всю
ночь напролет проворочался в постели.
Уже под утро, когда ему с большим трудом удалось задремать, опять
раздалось противное чмоканье, и со столика на пол с грохотом свалился стул
- Акимов вместе со своим пространством передвинулся еще на пару
сантиметров.
С мучительным стоном Василий Алексеевич встал и снова сунул стул с
подушкой Акимову, сонно бормочущему извинения. Тот моментально захрапел
опять, а Василий Алексеевич так больше и не сомкнул глаз.
Утром невыспавшийся, помятый и хмурый Кузовкин искусно сварил яйца
вкрутую, накормил Акимова и сам заставил себя поесть. Акимов попытался как
ни в чем не бывало завязать разговор, но Василий Алексеевич решительно
пресек всякие попытки панибратства, тщательно выбрился, помассировал щеки,
обретая необходимую респектабельность, оделся и только после этого
позвонил в институт по номеру, названному Акимовым.
Брюзгливо, но точно и лаконично Кузовкин объяснил ситуацию какому-то
мужчине, который подошел к телефону, потом пересказал все еще раз другому
мужчине, судя по голосу, постарше и позначительней. Рассказ его время от
времени прерывали взволнованные мужские и женские голоса, спрашивавшие,
жив ли Акимов и все ли с ним в порядке. В конце концов Василию Алексеевичу
категорически приказали ждать на месте и повесили трубку.
Очень скоро в уютную и комфортабельную квартиру Василия Алексеевича
ввалилась целая толпа волосатых и бородатых, гладко побритых и коротко
подстриженных людей, среди которых были даже девицы в совершенно
неприлично вытертых джинсах. Все они орали, кричали, вопили, ахали,
задавали глупые вопросы друг другу и Акимову, на которые тот едва успевал
отвечать, вертя во все стороны головой.
Наконец по приказу строго одетого мужчины с крупными чертами лица двое
или трое из них решительно выставили вон всех остальных, а вместе с ними и
Василия Алексеевича, которого, очевидно, не успели запомнить как хозяина
квартиры. Кузовкин собрался было возразить, но потом раздумал и пошел в
министерство.
В этот день он, как обычно, ушел с работы чуть позже остальных, как
всегда аккуратно заперев кабинет.
К своей квартире он подошел с некоторой опаской, но там было темно и
тихо. В комнате чувствовался запах табака, хотя все было тщательно
прибрано. Акимова в стене уже не было. И все равно неприятное ощущение не
оставляло Василия Алексеевича. Все вещи вроде бы находились на своих
местах, но на самом деле это было не так, Кузовкин ясно это видел. В
квартире остро ощущалось недавнее присутствие компании безалаберных и
безответственных людей.
На следующий день его вызвали в институт, где вежливо и подробно
расспрашивали об обстоятельствах появления Акимова в квартире. О
случившемся узнали на работе, и Василию Алексеевичу пришлось раз двадцать
в приватных беседах с весьма ответственными лицами еще и еще повторять
свой рассказ о необыкновенном вечере. От многократного повторения рассказ
Кузовкина был теперь идеально отшлифован - в меру деловитости, немного
юмора. Он, конечно, полностью исключил из рассказа эпизод с Еленой
Николаевной, но на остроту изложения это не повлияло.
Еще чуть позже вся история попала в газеты, причем и тут все было
расписано со слов Акимова самым лестным для Василия Алексеевича образом.
Кузовкин стал знаменитостью, машинистки показывали на него в буфете
пальцем и восхищенно шептались.
К этому времени он давно уже помирился с Еленой Николаевной, которая
никак, впрочем, не могла ему простить того, что осталась в стороне от
таких редких событий, хотя имела вполне реальный шанс разделить славу
участия в них с Кузовкиным. Они поженились и съехались, удачно обменяв две
однокомнатные квартиры на трехкомнатную в хорошем районе, с доплатой.
Однажды Кузовкин увидел Акимова на улице. Тот шел навстречу по тротуару
со стареньким портфельчиком, без шапки, в недорогом клетчатом пальто,
сосредоточенно глядя себе под ноги.
Василий Алексеевич остановился, перешел на другую сторону улицы и
зашагал к себе в министерство.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг