вычисления.
Человеку не нравятся слова сигома. Теперь он уже не может отмахнуться
от опасений. Он спрашивает:
- А что предлагаешь ты? Что нужно предпринять, по твоему мнению?
Вместо ответа сигом говорит о другом:
- Пройдя Горловину и увидев Вселенную извне, я сумел почти закончить
уравнение, но обнаружил, что утратил одно необходимое звено. Возможно, я
стер его из памяти, когда перестраивал себя перед прыжком в Горловину. В
памяти остался только след. Он указывает, что звено это я записал в самом
начале моей жизни. Вот и пришлось вернуться в вашу галактику...
В его словах скрыт вопрос, словно он надеется, что человек подскажет,
где искать утерянное.
Человек спрашивает резко:
- Ты не поможешь мне? Оставишь меня погибать?
- Я уже объяснял тебе, чем занимаюсь. Разве это не важная цель?
- Важная, - признает человек и задумывается. Теперь уже сигому не
нравятся новые его мысли и слова: - Зачем тогда ты отвлекался от нее?
Зачем спасал меня от излучения светила?
- Не знаю. Услышал твои воспоминания. Они почему-то повлияли на ход
моих мыслей. Произошел сбой в аналитических структурах шестнадцатого
блока...
Человек молчит. Переход от радости к отчаянию оказался слишком
болезненным для него.
4
Мы ремонтировали пульт, и я никак не мог отладить контакты с системой
гироскопов. В полном изнеможении я опустился в кресло. Болели шея и плечи
от напряжения. Зато прошла головная боль. В голове просто шумело, как
будто там работал вентилятор, проветривая мозг.
Я смотрел пустым невидящим взглядом на развороченный пульт, на
разноцветные проводки, вылезшие из-под стабилизатора. Блики света играли
на пластмассе, придавая всему этому скопищу деталей неуместный нарядный
вид.
Послышались быстрые шаги. Я сразу узнал их. Даже сквозь дремоту я
всегда узнавал шаги трех людей.
Я быстро встал из кресла и взял в руку индикатор. Стараясь выглядеть
как можно деловитее и увереннее, подошел к пульту.
Шаги затихли за моей спиной. На затылке я почувствовал теплоту дыхания.
Дорого бы я дал за то, чтобы он обнял меня, как лет двенадцать назад, и
попросил объяснить какую-нибудь задачу или просто о чем-то спросил. Но я
не мог даже обернуться к нему. Ведь тогда он заметит мою растерянность. Я
ниже склонился над пультом и стал замерять напряжение на входе и выходе
стабилизатора. Потом подтянул контакты и снова замерил.
Он молча наблюдал за моими действиями. Проходили минуты. Почему-то
застрекотал счетчик. И как раз в эту минуту Глеб сказал со смешком:
- Батя, склеротик мой родной, ты ведь забыл закрепить подводку от
угломера. Даже издали видно, как шкала вибрирует...
Нет, меня не слова его ужалили, хоть шутка была грубоватой. Не тон.
Фраза означала, что он уже несколько минут наблюдал за тем, как я "навожу
тень на плетень". Интересно знать, какие чувства вызывала в нем моя
оплошность? Удивление? Сочувствие? Насмешку?
- Давай отвертку, батя, помогу.
Я толкнул к нему отвертку. Она покатилась по шкале, но он успел
подхватить ее.
- Ну вот, сейчас будет порядок в ракетных частях, - рокотал он
довольно, как ни в чем не бывало. - Помнишь, ты учил меня. - Он заговорил
моим голосом. Подражал он умело: мои друзья часто не различали, кто с ними
говорит по телефону. - Во-первых, нельзя быть растяпой, во-вторых, нельзя
быть растяпой, в-третьих...
Я резко обернулся к нему. Что-то было в моем взгляде такое, что он
тотчас умолк. Но уже через минуту протянул капризно, как в школьные годы:
- Ну, и что тут такого? Тебе можно было, а мне - нет?
Не мог же я объяснить ему, что возраст берет свое, что после очередной
комиссии меня хотели перевести на космодром; что я и сам понимаю: пора
уходить из экипажа. И ушел бы, если бы не он...
- Спасибо, сынок, что помог, - сказал я, стараясь, чтобы голос не
дрогнул. - Глаза молодые, сразу заметил.
Он по-своему понял меня:
- Опять "молодо-зелено"? И не думай, я вижу, что ты обиделся. А за что?
Что я сказал? Просто нам нельзя работать в одном экипаже. Это я давно тебе
говорил. Ты становишься не в меру раздражительным, хочешь все на мне
вымещать.
Я молчал.
Он не унимался:
- Серьезно, отец. Ни к чему твоя опека, и это раздражение по поводу и
без оного. Разреши мне перейти к Кравчуку.
"Рано, - думал я. - Рано".
- Извини, сынок, устал я, - против воли мой голос был заискивающим,
хоть за это я готов был уничтожить себя. - Мне без тебя трудно будет. И
маме так спокойнее...
Я пользовался недозволенным приемом, я унижался. Но мне надо было во
что бы то ни стало еще подержать его подле себя и Бориса...
5
Человек говорит сигому:
- Жаль, что произошел сбой. Я-то думал, что ты неуязвим. Ведь с самого
начала тебя создавали мощным и совершенным люди, - он выделяет слово
"люди", почти выкрикивает его.
Но сигом словно и не замечает его интонации:
- Да, странно. Тем более теперь, когда я много раз переделывал свои
структуры и системы... Я создал свой организм не из вещества, а из лунтры.
- Что такое "лунтра"?
- Нечто, подобное плазме. Переходное состояние между веществом и
энергией. Так мне легче изменяться в зависимости от условий.
Сигом на миг умолкает. Раздается жужжание механизмов, берущих пробы
грунта. Сквозь дымку пыли становится видна вершина горы.
- Ты совершенно беззащитен перед открытым космосом, - резюмирует сигом.
- И что же? - настороженно шепчет человек, уже понимая, куда клонит
сигом.
- Но разве такая мощная система по переработке информации, как я,
должна заниматься спасением неудачной системы? Разве это не противоречит
элементарной логике?
- Противоречит, - подтверждает человек и думает, что основам
элементарной логики научили сигома люди.
6
Об "Эволюторе" я когда-то читал в книге. Очень давно в Киевском
институте кибернетики поставили такой опыт: в памяти вычислительной машины
"создали" условные островки и поселили на них условных существ. С каждого
островка можно было перебраться на два соседних - влево и вправо.
Программа обуславливала; островки очень малы и прожить на каждом может
лишь одно существо, ибо за одно посещение оно съест всю растущую там
траву.
Пункты-законы программы очень жестки: выживут и оставят потомство
только те существа, которые "познают законы природы" - условия
возобновления пищи на островах и выберут наилучшие маршруты передвижения.
Итак, в памяти машины была смоделирована эволюция, испытывались разные
законы, разные пути - уточнялось, какие из них рациональнее, какие ведут к
вымиранию, а какие - к выживанию и совершенствованию. В частности,
испытывался и один "гуманный закон" - бороться за остров можно только со
взрослыми обитателями, - несовершеннолетние находятся вне конкуренции.
Жизнеспособным оказалось "сообщество существ", неизменно следовавшее
этому закону... С математической точностью и ясностью установили, что он
не только гуманный, но и разумный.
Такие примеры, доказывающие, что гуманность разумна, применялись потом
в психоробике для программирования роботов, в том числе и самых сложных.
Интегральных роботов, дальних предков сигома, учили, что помощь слабым и
менее совершенным системам является разумной нормой поведения. Неужели же
сигом, перестраивая себя, стер из памяти этот основополагающий закон? Ведь
он подтверждался и закреплялся многочисленными примерами из жизни.
И снова вспомнилось мне, как однажды Борис вытаскивал меня -
обожженного, искалеченного - из кабины вездехода. Машина должна была
вот-вот взорваться, и вместо одного человека погибли бы двое. Это явно
противоречило элементарной логике. Но Борис тащил...
Вездеход взорвался через несколько секунд после того, как мы успели
отползти в расщелину. Нам невероятно повезло.
А спустя несколько лет в ржавых песках я нес на спине раненого Бориса,
и он хрипел: "Оставь, все равно мне конец".
Кровавая пелена обволакивала мое сознание. Я падал на колючий песок,
подымался и тащил Бориса дальше, зная, что мне с такой ношей не дойти до
лагеря, а наткнуться на патруль надежды почти не было.
Но я нес Бориса - и это не являлось благодарностью, платой за мое
спасение. Я поступил бы так же, будь на месте Бориса любой другой человек;
Это тоже противоречило элементарной логике, но так уже очень давно
поступают все люди, а разумность нашего поведения отмеряет само
существование рода человеческого...
7
"...Он ошибается. В поступках, о которых он вспоминает, есть логика.
Один спас другого. Подал пример. Затем другой спасает первого. Хочешь,
чтобы тебе помогли, помогай другим.
Однако, следует добавить: помогай тем, кто в силах сейчас или потом
помочь тебе.
Но почему же он этого не понимает? В условиях, когда гибель
придвинулась к нему вплотную, он думает не о своем спасении, а о других
существах. Самые жесткие законы программы - жажда жизни, страх перед
смертью - оказались не всесильны. Он перешагнул через них. Это тяжко.
Когда мне надо было изменить какое-нибудь правило программы, - на расчеты
и пересчеты, а особенно на волевое усилие уходила значительная часть
запаса энергии.
Ему же это сделать намного тяжелее. Он рискует большим. Надо подумать
над загадкой..."
Сигом вызвал в памяти сведения об организме человека. Он лишний раз
убедился, насколько хрупок и беззащитен этот организм, но не расшифровал
загадку поведения человека.
..."А что, если он в чем-то прав и я действительно забыл нечто важное,
когда перестраивал себя? Нет, не может этого быть. Ведь я всегда помнил
элементарные правила: "Есть части организма, в особенности, части мозга,
неразрывно связанные с главными отличительными чертами личности. Замену
таких частей следует производить лишь после переписи всей информации с них
на новые части и тщательной проверки новой записи". Иначе говоря "легко
вернуть мгновение, если оно записано в памяти, но и прошедшая эпоха
перестанет существовать, если о ней забыть". Я помнил все правила, которые
признал верными, и действовал в точном соответствии с ними. Если я забыл
что-то, то это было несущественным..."
8
- Ты ошибаешься, - говорит сигом человеку. - Ничего существенного я
забыть не мог. Однако я помню и пословицу: "Время дорого вовремя, даже
когда в запасе бессмертие".
- Но для чего тебе экономить время?
- Чтобы сделать то, для чего я был создан. Узнать, есть ли ритм и
закономерность рождения и гибели галактик, Вселенной. Составить уравнение
развития материи. Решить его.
- Для кого?
- Для себя. Хочу знать.
"Бедняга, - думает человек. - Сильный, а бедняга. Впрочем, еще древние
предостерегали: "Хотим детей не добрых, но сильных. А захотят ли сильные
дети слабых родителей?"
9
...Я услышал, как за перегородкой произнесли мою фамилию, и стал
прислушиваться.
- Хорошо бы его включить в экипаж "Титании", лучшего специалиста не
найдем, - прозвучал голос заместителя начальника управления Рыбакова. Это
был неулыбчивый, требовательный - до придирчивости - человек. Зато все
знали: если уж экипаж подбирал и экспедицию снаряжал Рыбаков, за исход ее
можно быть спокойным.
Даже мои недруги не упрекали меня в нескромности. Но тогда я подумал:
"Значит, рано списывать меня на космодром. Еще бы! Опыт тоже чего-то
стоит, а в некоторых случаях он может перевесить силу!"
- Все-таки он в последнее время стал сдавать, - с сомнением ответил
другой голос, кажется, начальника отдела комплектации. - Ничего не
поделаешь, годы берут свое. Ему уже за шестьдесят.
- Да я не о старшем Подольском! О сыне его! - пророкотал Рыбаков. -
Кстати, согласием его заручился. Он оговорил лишь: "Если отец не будет
возражать", Надо со старшим Подольским потолковать...
Я прислонился к стене. На лбу выступили капли пота, словно кто-то
напоил меня липовым чаем и, как говорила Ольга, согрел сердце. Мои губы
сами собой растягивались в блаженной самодовольной улыбке. Выходит, не
напрасны были ни мое упорство, ни заботы, ни унижения. Добился-таки
своего. Вот и Борис мне говорил, что Глеб становится отличным работником.
А я все опасался, думал - он нахваливает его, чтобы сделать мне приятное.
Боялся я поверить в Глеба после срывов, неудач, разочарований, хотя все
чаще подмечал у него свои привычки, даже иногда - свои интонации. Впрочем,
надо отдать сыну должное - у меня никогда не было его стремительной
хватки.
На обед в тот день у нас был нелюбимый мною овощной суп. Я попросил
добавку, и Ольга подозрительно посмотрела на меня, улыбнулась:
- Выглядишь сегодня именинником. Что за сюрприз тебя распирает? Ну-ка,
выкладывай. Премию получил? Наградили?
Глеб пристально, не мигая, смотрел на меня. Он-то уже знал новость и
обдумывал, как бы поосторожнее ее нам преподнести.
- Это Глебка наш именинник. Его включили в экипаж "Титании".
Сказал и осекся. Ольга побледнела, опустила руки на плечи. Глебу,
словно хотела прикрыть от опасности.
- Не волнуйся, мама, все будет хорошо. - Глеб потерся щекой о ее руку,
но смотрел на меня. Удивление, расширившее его глаза, сменилось другим
чувством, которое я так давно мечтал в нем вызвать. - Правда, отец? - И он
заговорщицки подмигнул мне...
10
"...Что-то продолжает беспокоить меня в его воспоминаниях. Не могу
определить, зафиксировать, вычислить. Что же это? Сын, о котором он так
часто думает? Люди склонны романтизировать детство и юность. Вспоминая их,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг