из древнейших механизмов, подаренным ему природой, - вдохновением...
...Я снова взглянул в зеркало, стал пристально присматриваться к себе,
изучать свое лицо. Мне казалось, будто замечаю перемены, но тотчас я
убеждался в ошибке. Время словно замедлило бег. Я стал задыхаться от
волнения и понял, что надо немедленно отвлечься от мыслей, связанных с
экспериментом, думать о чем-нибудь другом. Например, о том, что показывали
вчера по телевизору - в первой серии детективного телефильма... И я
заставил себя вспомнить кадры фильма...
На лесной тропинке у домика лесника обнаружен труп молодой женщины.
Похоже, что она спасалась от преследователей бегством, спешила укрыться в
домике. Но добежать не успела.
Недалеко от трупа лежала "фомка" - маленький ломик, инструмент
воров-"домушников". Видимо, женщина была убита именно "фомкой", так как
экспертиза установила, что "удар был нанесен тупым предметом". Причем,
удар, судя по всему, был молниеносным: ни лесник, живущий в домике, ни его
жена не слышали крика.
Следователь выяснил, что из лагеря заключенных, расположенного за
двадцать километров от места убийства, бежал рецидивист. Удалось
установить личность убитой. Она работала оператором геологического отряда
и в этот день возвращалась в отряд из райцентра, где получила крупную
сумму денег.
В конце первой серии заинтригованных зрителей посвящали в некоторые
подробности дела. Во-первых, никогда раньше убитая не встречалась с
совершившим побег рецидивистом. Во-вторых, вор не мог иметь с собой
"фомки". Итак, следователь закончил версию "на нуле". Ему - а вместе с ним
и зрителям - предстояло придумать новую версию.
Фильм был не только детективным, но и психологическим. Он увлек меня, и
я пытался представить, как будет развертываться действие. Я ставил себя на
место следователя, думал: а что бы я предпринял на его месте? И ничего
придумать не мог.
А сейчас я вспомнил совершенно отчетливо каждую деталь фильма: согнутую
руку трупа, красное платье в белый горошек, шрам на коре березы, заросшее
щетиной угрюмое лицо лесника и кривую ухмылку на жирном лице его жены... Я
вспомнил даже, как кричали птицы, когда следователь прибыл на место
убийства, и какие слова он говорил, впервые придя в домик лесника.
Совершенно легко, без всяких усилий я вспомнил тысячи различных вещей,
которые могли пригодиться для раскрытия преступления: строчки из учебника
криминалистики, прочитанные однажды в ранней молодости, романы Сименона,
стихи об алчности мещан и статью об уральских самоцветах - и все эти
разнообразные сведения вдруг выстроились в одну цепочку, в висячий мост,
по которому мысль легко пробежала через бездну загадок. Я понял, с чего
следует начинать поиск: необходимо установить точное местонахождение трупа
в момент убийства. И я уже знал, как будет развиваться действие фильма,
знал так четко, что мог и не смотреть следующие серии. Следователь
поступит так, как поступил бы на его месте я. Он выяснит, что после
убийства труп перекладывали и что женщина бежала не к дому, а от домика,
спасаясь от грабителей - лесника и его жены. А "фомку" лесник подбросил
нарочно, зная о побеге рецидивиста...
И прежде чем волны видений нахлынули на меня и понесли в своем
водовороте, я уже понял: началось действие препарата. Понизился порог
возбуждения - и через него хлестали лавины импульсов. Открывались ворота
шлюзов памяти, из тайных глубин, подхваченных вихрем, всплывали уснувшие
там воспоминания. Одновременно усилилась работа корковых областей,
особенно тех, где происходило образование ассоциаций. Воспоминания
теснились нескончаемыми шеренгами, все время меняясь местами, строки
стихов вдруг вырастали рядом с формулами, цифрами... Сравнивались никогда
ранее не сравниваемые предметы и явления, такие, как грохот машин и запах
фиалок, - и я постигал их скрытый смысл.
Я _видел_ зеленые дремучие симфонии и _слышал_, как пахнут розы, я
видел всплывающие формулы в журчании ручья, ощущал запах грозы в щебетании
птиц. Открывались сквозные немыслимые дали, наполненные тонкими ароматами
и сверканием молний. Мне казалось, что я стал думать намного быстрее, что
ускорился бег импульсов по нервным волокнам. Потайные источники сил
открылись во мне, мышцы стали мощными и эластичными. Появилось пьянящее
ощущение всесилия. Барьеры, с которыми я успел познакомиться в жизни,
показались пустячными, болезни - несуществующими. Я был уверен, что стоит
мне открыть окно, шагнуть с подоконника и взмахнуть руками, - и я легко
взмою со своего шестого этажа ввысь, в распахнутое настежь окно.
Эта уверенность возбудила желание испробовать свои силы. Желание
становилось все сильнее, и я почувствовал, как наберу высоту, и внизу, все
удаляясь, останутся дома - спичечные коробки, зеленые пятна скверов,
окантованные лентами дорожек. Я пронижу облака и полечу над ними, а они
раскинутся подо мной снежными холмами и сугробами. Затем я расслаблюсь,
распластаюсь в планирующем полете. Ветер будет ласково скользить по моей
коже, ворошить волосы.
И чтобы все это началось, надо лишь на мгновение преодолеть страх,
шагнуть за окно...
Однако остатки скептического благоразумия удерживали меня от
смертельного риска. Стараясь не смотреть на манящее окно, я поспешно вышел
из квартиры на лестничную площадку и нажал кнопку вызова лифта. Но
дождаться кабины не смог. В меня словно вселился бес. Он не давал мне
стоять на месте, ноги и руки сами собой выделывали различные движения. В
конце концов я подчинился ему и, прыгая через две ступеньки, как
мальчишка-сорванец, помчался вниз.
Недалеко от нашего дома раскинулся парк. Я свернул на глухую боковую
аллею, оглянулся. Вокруг никого. И тогда, разбежавшись, я подпрыгнул,
взмахнул руками, предчувствуя, как сейчас, вот сейчас мое послушное тело
взлетит, вонзится в синеву небес маленьким темным веретеном и начнет
вышивать петли и строчки...
Увы, этого не случилось. Невидимая паутина земного притяжения была
по-прежнему достаточно прочной, во всяком случае, сильнее моего
настроения.
Но эта неудача не огорчила меня. Я захохотал и бросился к дому. На этот
раз, помня о незыблемости законов природы и о своем больном сердце, я не
стал прыгать по ступенькам, а поднялся в лифте. И все же, когда я
опустился в кресло, у меня засосало под левой лопаткой: сердце брало
реванш за бег по лестнице. Но я не обращал внимания на боль.
Память продолжала захлестывать меня воспоминаниями, смешивая их
воедино. Я вспомнил, как пахнет свежескошенное сено, и сравнил его запах с
формулой своего препарата. Звезды южного неба - точно такие же крупные,
какими я видел их однажды с корабля, - падали мне в руки спелыми яблоками,
а рыбы за кормой выстраивались квадратными уравнениями.
Сжалось сердце, защемило - не от воспоминаний, а от боли. Оно не
простило мне бега по лестнице.
Сердце... Когда-то я работал над М-стимулятором. Если бы добился тогда
успеха, сегодня было бы чем вылечить мою болезнь. А ведь работал я тогда с
энтузиазмом, увлеченно, упорно. Знал все новинки по проблеме. Усвоил уйму
информации, заставил друзей помогать мне. Удалось втравить в эту проблему
многих из студенческих научных обществ, молодых сотрудников институтских
лабораторий.
Иногда нам казалось, что цель близка. Мы получали препараты,
оказывающие на первых порах такое лечебное воздействие на подопытных
животных, которое можно было бы назвать чудотворным. Но как только
действие препарата проходило, подопытному становилось еще хуже, чем до
лечения. Полностью оправдывалась теория, утверждавшая, что поскольку
здоровье организма основано на равновесии процессов, то в нем неизбежно
должен действовать принцип маятника. Если удавалось отвести "маятник" в
одну сторону, он затем совершал такой же мах в сторону противоположную.
Вначале интуиция подсказывала мне, что, несмотря на промахи, мы на
верном пути, но вскоре ее голос стал звучать все тише и тише.
С невероятной ясностью вспыхнули в памяти полузабытые формулы, которые
тогда нам удалось составить...
И вдруг... Сначала мне показалось, что цветы, стоящие в вазе на
письменном столе, запахли сильнее. Затем этот запах напомнил мне другой -
запах из реторты... Быстро-быстро в воображении побежали значки формул,
атомы шевелили усиками, будто искали, что бы присоединить к себе...
Что же это так пахнет? Гвоздика, резеда, стихи Блока... Стоп! Стихи не
пахнут. Это пахнут полынь, чебрец и другие травы, которые я собрал, когда
ездил в степь. Гвоздика... Из нее я тогда создал экстракт, но он не
реагировал с основным раствором... А полынь? При чем тут полынь?
В памяти звучала музыка. Любимая симфония... Нотные знаки выстраивались
в шеренги рядом с формулами, с цифрами, с запахом цветов, со стихами, с
полузабытыми строчками учебников, со словами одинокого старика Михаила
Семеновича. В этой невероятной смеси замелькали названия, химических
элементов...
И я увидел формулу! Завершенную, прекраснейшую из формул, чудо
совершенства! Она была строго законченной, упругой и надежной, сильной и
манящей. Она появилась передо мной, как Афродита, возникшая из морской
пены. И я снова подумал о двух методах природы и о том, что всякий раз,
когда нам удается подражать ее Второму методу, мы видим то, что раньше
было от нас скрыто...
4
Отзвучали длинные речи, поздравления, и я облегченно вздохнул.
Выступавшие подчеркивали, что только выдающемуся человеку, подлинному
гению под силу совершить каскад крупнейших открытий. С восхищением
говорилось о расшифровке физиологического механизма вдохновения, о
М-стимуляторе, о препаратах, способствующих излечению нервных параличей...
Сначала до меня как-то плохо доходило, что все эти люди в таком высоком
стиле говорят именно обо мне. Позже я поймал себя на том, что начинаю
думать о себе в третьем лице. И чтобы процесс моего психологического
преображения не зашел еще дальше, я заставил себя вспомнить худого, как
жердь, одинокого старика в полосатом костюме, похожем на арестантскую
униформу, старика, который так щедро разбрасывал зерна своих идей, не
заботясь даже о почве, в которую они попадут. И они прорастали, несмотря
на сорняки и засуху, на жучков и червей, - такая сила всхожести была в них
заключена. Я провел взглядом по рядам кресел в зале, будто и впрямь
надеялся различить среди людей Михаила Семеновича.
Я видел сотни лиц - доброжелательных и улыбчивых, завистливых и
угрюмых, простодушных или надевших маски безразличия. Я встречал десятки
прищуренных глаз, глядящих на меня, словно сквозь прорезь прицела, и сотни
поощрительных взглядов, утверждающих: мы с тобой, мы поможем!
И среди всех этих разных лиц, знакомых и незнакомых, я увидел два
совершенно открытых лица с одним и тем же выражением безграничного
удивления. Я вспомнил, что, кроме Михаила Семеновича, еще два человека
имеют право на часть моей славы, ибо в самое трудное время они хотели мне
безвозмездно помочь, защитить от самого себя, спасти от сумасшедших идей
моего учителя.
Я немедленно вышел из-за стола президиума и направился к ним, и они
стали средоточием внимания всего зала. Мужчина, мой бывший школьный
товарищ, гордо выпрямился, выпятил грудь - на ней блеснули награды, а
женщина, моя бывшая жена, засуетилась, одернула кофточку, благодарно и
восторженно посмотрела на меня. Ее губы чуть-чуть раскрылись навстречу
мне, и у меня закружилась голова, будто вернулись хмельные и бесшабашные
дни, когда я любил ее тем больше, чем меньше она меня понимала.
- Мне даже не верится, что все это говорилось о тебе, - шепнула она.
- Мне тоже, - ответил я, и мой ответ предназначался для них обоих.
Но я забыл о ее непреодолимом стремлении спорить, и она сразу же
напомнила мне об этом:
- И все же именно ты раскрыл секрет вдохновения, хотя я так и не знаю,
в чем он состоял.
- Может быть, в том, чтобы рисковать из-за него жизнью, - пошутил я.
Она не поняла моей шутки, но понял он и быстро опустил глаза. Я почти
физически ощущал, каково ему сейчас, и мне стало больно. Благодаря моим
открытиям и препаратам я мог помочь больным и умирающим. И только этим
двум людям, которых так искренне жалел, я ничем помочь не мог...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг