заказу получать существо мужского или женского пола, заказывать цвет глаз,
волос, строение скелета, тип темперамента. И я, рядовой боец "науки богов",
чувствовал себя в некоторые минуты демиургом. Конечно, я никому не говорил
об этом своем настроении, я берег его от отрезвляюще-насмешливых слов и
глаз, даже от собственного скептицизма. Только иногда мои романтические
наклонности прорывались в присутствии близких людей, вот как сейчас, в
присутствии Тани. И тут я спросил себя: "Выходит, она уже стала близкой? А
ну как обольет тебя ушатом холодной воды? Обнимет, например, за шею, зевнет
легонько и скажет Вериным голосом: "Бросил бы ты пустые фантазии, Петенька.
Премию нам в этом квартале дадут?"
Я даже вздрогнул, когда над ухом снова послышался чуть запинающийся голос:
- Нам говорили на лекции по генетике, что каждая клетка хранит в себе
информацию о строении всего организма.
- Избыточная сложность с точки зрения техников. Но только так клетка
может бесперебойно функционировать в сложнейшем сообществе, называемом
организмом. Единый принцип - частица содержит в себе целое. А в результате -
в каждой вашей клетке, Татьяна, - возможность вашего воссоздания. Не видите
в этом ничего символического?
- Каждая клетка человека несет в себе всего человека, - отозвалась
девушка.
- Именно так...
* * *
"20 января лаборантка 3-го отдела тов. Михайленко Т. Р., обманув младшего
научного сотрудника П. П. Романовского, ушла с дежурства в кино. Во время ее
отсутствия из-за преступной небрежности в обращении с ядохимикатами был
отравлен и погиб подопытный шимпанзе.
Объявляю тов. Михайленко Т. Р. строгий выговор. Из зарплаты тов.
Михайленко Т. Р. удерживать по 20% до полной выплаты стоимости подопытного
шимпанзе. Директор института генной инженерии академик Слепцов В. С.".
Прочитав приказ, я поспешил записаться к директору на прием "по личным
вопросам". Когда возвращался из приемной, в коридоре лабораторного корпуса
встретил Таню. Оказывается, она ждала здесь меня.
- Я хочу вас о чем-то попросить, Петр Петрович, можно? - с тревогой
заглянула мне в лицо.
- Можно, - украдкой я приглядывался к ней. Девушка казалась спокойной.
- Не нужно ничего объяснять начальству, Петр Петрович. - Почему? Ведь в
приказе неправда. Вы меня не обманывали. - Не имеет значения. - А что имеет
значение? - Смерть Тома. И... - Что "и..."? - Да это я так подумала, про
себя: "и то, что может еще случиться".
- Ах, предчувствие? Но оно на чем-то основано? Так вот, об этом тоже
необходимо поговорить.
Она словно заглянула в мои мысли, отрицательно качнула головой:
- Девчонки этого никогда бы не сделали. - Кто же? - Если бы знать... -
Может быть, по неосторожности... - Вряд ли... За каждой ее фразой клубился
туман недоговоренности. - Да скажите вы прямо наконец о ваших
предположениях. - Не могу, Петр Петрович, нет у меня нужных слов. - Мистика!
- рассердился я. Но она посмотрела с такой мукой, что моя злость
растворилась. Ее пухлые детские губы дернулись и выпятились, словно для
поцелуя. Теперь я разозлился на себя за то, что мои мысли в отношении Тани
постоянно принимают одно направление. Но я, рядовой демиург, знающий, как
перестроить клетку, ведающий, какие микродоли вещества являются причинами
сложнейших поступков, - что я мог поделать с собственными клетками и
микродолями? Внезапно для себя предложил: - Пойдем сегодня в кино? - Пойдем,
- согласилась она, и я вспомнил, как на такое же предложение Толика на
роликах она ответила вопросом: "А какой фильм?"
Когда мы выходили из института, я ощутил спиной чей-то взгляд. Невольно
обернулся. Вера с подружкой заворачивали за угол.
* * *
Я не пошел на прием "по личным вопросам". Однако разговор о Тане с
Виктором Сергеевичем состоялся. Случайно я встретил его одного в коридоре
после работы, подошел и выложил все как было. А если начистоту, то я
специально караулил его в течение недели, ведь академик редко ходил по
коридорам один. Он выслушал меня до конца, а уже потом поморщился:
- Значит, выговор следовало объявить вам за самовольничанье?
- Именно. - Не переживайте, исправим, - улыбка промелькнула в глубине его
глаз. - Формулы обработали? - Заканчиваю, Виктор Сергеевич. ВЦ задерживает.
- К Александру Игоревичу обращались? - Он обещал. Но там очередь... -
Пойдемте, я гляну, что вы уже сделали и что осталось, - и, не ожидая моего
ответа, ринулся к лаборатории.
Он быстро просматривал лист за листом, иногда делал пометки.
- Проверьте еще раз это соединение. В чистом виде и с бензольным кольцом.
А потом уже включайте в препарат.
- Уйдет уйма времени, Виктор Сергеевич.
- Кто же говорит, чтобы вы его проверяли на обезьянах или коровах. На
математических моделях! А параллельно - на мышах.
- В ВЦ - очередь, - робко напомнил я.
- Математику учили? Вам сейчас нужна простейшая модель. Сами не в силах
ее составить? Сколько раз повторять - без математики в современной биологии
делать нечего. Тем более в генной инженерии. Это все равно, что копать
котлован под фундамент высотного дома лопатой. Тоже мне землекопец нашелся!
- Он фыркнул от огорчения. - Вы же были неплохим математиком в университете.
Думаете, я забыл? И не спорьте. Начните сами, а я помогу. Начните сегодня же.
Я невольно взглянул на часы, и он начал злиться:
- Ну, не в буквальном же смысле. Вчера. Завтра. В течение ближайших двух
дней.
- Хорошо, Виктор Сергеевич, но вот здесь, посмотрите... Реакция проведена
до конца, а ткань не изменилась так, как предполагали...
Он прищурился, поймал меня в прицел глаза, стал рассматривать:
- О-о, начинающий хитрец! Желаете, чтобы за вас подумали? Притворяетесь,
что сами не знаете ответа? Исчерпаны возможности этой ткани, батенька добрый
молодец. Ищите обходные пути. Не всегда прямой путь - кратчайший. Иногда и с
тылу зайти надобно... Замените, например, для начала фермент группы "зет"
ингибиторами...
Я откинулся на спинку стула. Именно это предполагал сделать
я. Но догадка стоила мне недели напряженных размышлений и поисков. А он вот
так просто - за минуту. Ну что ж, говоря его словами, если в твое
распоряжение попала мозговая машина повышенной мощности, используй ее до
конца. (Отчего-то мне стало обидно.)
- Виктор Сергеевич, посмотрите в этот лист. Вот здесь тоже ничего не
выходит...
- А здесь за вас посчитал Александр Игоревич в самом начале. В
рекомендациях было записано. Забыли, потеряли, добрый хитрый молодец?
Разыщите!
Ну и память у него. Феноменальная! Страницы сложнейшего текста с
математическими расчетами помнит наизусть. Мне рассказывали, что однажды
где-то на отдыхе он на пари читал стихи разных поэтов. Три часа кряду - ни
разу не повторился и не запнулся. Но на этот раз он ошибается: я отнюдь не
забыл рекомендаций скомбинировать живую ткань с искусственной и применить
новый вид пластмассы...
Виктор Сергеевич окинул меня подозрительным взглядом:
- Или не хотите привлекать на помощь химию полимеров? Решили обойтись
собственными "демоническими усилиями"? Гордыня вас погубит, добрый молодец.
И от того, что он снова попал в точку, раздражение неумолимо начало расти
во мне, как снежный ком, подступало к горлу.
- Мы хотим перестроить живую ткань, а не менять ее на искусственную. В
противном случае зайдем дальше, чем предполагали.
Он закинул ногу за ногу, потом вскочил и забегал из угла в угол. Его
движения стали беспорядочными, в них появилась беспокойная юркость
подростка. Внезапно он круто остановился напротив меня, смешно, по-верблюжьи
выпятив нижнюю губу:
- А вы точно знаете, где нужно остановиться?
Неужели он не понимает, куда ведет этот путь? Пагубный путь, на котором
нельзя будет остановиться и повернуть обратно? Меня ничто уже не могло
сдержать. Силы были неравны, будто я опять выходил на кулачный бой против
известного всей школе силача Петьки "Боксера".
- Сначала заменим один участок, затем - другой, третий... А что
останется? Нет, я не пойду на такой компромисс. Этот путь не для меня! '
- Не плюйте в колодец. - Когда же он пригодится? - Когда исчерпаются
резервы природных структур. А они неминуемо исчерпаются. И сравнительно
скоро. - Даже переделанных и улучшенных нами? - Даже. Пластичность природных
структур имеет предел. Я молча смотрел на него, напряженно морща лоб,
придумывая достойное возражение. - Ну что вы уставились на меня, как на
новые ворота? Видимо, академик здорово разозлился, если не воздержался от
оскорбления: Он всегда злился, когда его недостаточно быстро понимали те,
кого он считал своими учениками. Ему казалось, что они упрямятся и не желают
вникнуть в суть, что люди вообще предпочитают не напрягать клетки серого
вещества мозга. А он сам никак не желал понять, что за его мыслью трудно
угнаться, что обычному человеку необходимо дополнительное время, чтобы
воспринять и постигнуть его мысль.
- Ладно, будем считать, что у вас слишком длинная шея, - ворчливо
проговорил он и, раздраженно барабаня пальцами по спинке стула, начал
объяснять:
- Когда конструктор создает тип автомобиля, он рассчитывает его для
определенных условий, хотя и оставляет запасы прочности, мощности. Если вы
захотите улучшить модель - сможете заменить шасси, форсировать двигатель и
выжмете дополнительную скорость. Скажем, со ста пятидесяти до двухсот
километров в час, до трехсот наконец. Но если вам понадобится скорость
полторы тысячи километров в час, а?
- Создам другую модель.
- Гопики-попики! Мы же не в детском садике. Это уже будет не автомобиль,
черт возьми!
- Почему, черт возьми?
Он угрожающе уставился на меня, нетерпеливо пофыркивая, как рысак перед
препятствием.
- Притворяетесь? Стараетесь разозлить? Это известно школьнику.
Сопротивление среды, черт возьми! Для такой скорости придется менять среду.
Это уже будет не автомобиль, а самолет.
Вид у меня, вероятно, был растерянный, и он слегка смягчился:
- Вы впали в амбицию, гордый добрый молодец. Придется начинать с азов.
Природа создавала человека для тех же целей, что и дождевого червя или там
божью коровку. Борьба за существование, размножение в условиях замкнутого
пространства и снова борьба за существование. Да, добрый молодец, и
создавала она его по принципу червя, а не творца всемогущего! Не хотите
червя, претит вам, так в лучшем случае - шимпанзе, хотя тут нет никакой
принципиальной разницы. Те же основы конструкции, обмен веществ, способы
питания, взаимодействие с внешней средой, поддержание гомеостаза. А человек
взял да и стал из собирателя сеятелем, и для этого ему понадобилось еще
стать существом социальным - исследователем и творцом. Так он участвовал в
процессе самопрограммирования, без наказа матушки-природы... Хотите
спросить, почему без наказа? Он был бы зафиксирован в отличиях нашего с вами
строения от всего остального животного мира, а его нетути. Итак, без наказа
Матушки человек решил стать из автомобиля самолетом, даже ракетой. Более
того, из подопытного - экспериментатором. Как уж тут обойтись той же
конструкцией организма?
- Значит, по-вашему, выход в ином: искусственные ткани, искусственный
интеллект, а потом - искусственный человек, гомосинтетикус, сигом? Иные
способы усвоения энергии, переработки информации, иные принципы построения?
Слышал о таких модных идейках.
- Модными идеи становятся в силу целесообразности. Возьмите, например,
такой печальный парадокс. Чем старше становится человек, опытнее, богаче как
личность, тем более разрушает его организм неумолимое время, пока годам к
восьмидесяти он не одряхлеет совсем. А ведь дай нам природа иной принцип -
возможность свободной замены частей, - и в сорок лет, поумнев и став
опытней, человек бы устроил свой организм сильней, здоровей, чем был он в
двадцать; в восемьдесят - здоровее, чем в сорок, а в сто, в тысячу?
Представляете? А ведь сигомам мы дадим принцип замены частей и еще многие
другие, которые уже применяем в машинах и аппаратах. Сигомы сначала помогут
людям обжить космос, они будут и помощниками и сыновьями человечества, и
сами они смогут жить в любом уголке Вселенной...
- Но для кого тогда прикажете стараться? Я эгоист, как все люди.
- Не-е-ет, ничего не поделаешь! - он даже ногой нетерпеливо притопнул. -
Тупо сковано - не наточишь. Вы бы думали не как возразить, а как понять.
Речь идет именно о сохранении человеческого - лучшего, что в нас есть.
Расстается же человек с родным, кровным своим аппендиксом. Меняет челюсть,
сердце, почки... Расстанется и с большим, когда прижмет, когда поймет...
- Не хочу, не желаю этого понимать, Виктор Сергеевич, - сказал я, глядя в
его сверкающие антрацитом глаза. - Ни сейчас, ни потом.
- Не зарекайтесь на потом. Потом видно будет! Он уже дошел до опасной
"стадии кипения". Но меня, как мама говорила, "несла нелегкая":
- Это видно уже сейчас. А вам, Виктор Сергеевич, с такими мыслями надо от
нас уходить в другое учреждение. В институт кибернетики, например, или
эволюционного моделирования...
Я испуганно умолк, поздно поняв, что перешагнул дозволенную грань. Но он
не закричал: "Учить меня вздумали, метр?" Он оторопело посмотрел на меня, и
скупая улыбка высветила его раскаленные, как жаринки, зрачки. Они вдруг
начали тускнеть, словно подергиваться пеплом. В них еще оставались
светящиеся точечки, но вот внезапно они исчезли, глаза изменились, будто
повернулись ко мне другой стороной, устремив взгляд куда-то вовнутрь.
- Что ж, может быть, вы и правы, - задумчиво произнес он. - Нет, нет, не
спорьте. Есть некоторые азбучные истины. Вы вовремя напомнили мне одну из
них: каждый должен заниматься в первую очередь своим делом. И отстаивать
его. Вы лучше усвоили эту истину, чем я. Спасибо, Кто-то из поэтов хорошо
сказал: "Пусть каждый своим путем идет, пока пути не сольются..."
Он был сейчас совсем не похож на того Виктора Сергеевича, который кричал
и топал ногой несколько минут назад. Его узкое лицо стало удивительно
мягким, слегка печальным, глаза вбирали в себя свет, и вдруг снова
засветились, но уже по-иному - матово, ласково:
- Знаете, - сказал он доверительно, - я очень счастливый человек, что
имею таких сотрудников. Они не дают подавлять себя. И правильно делают.
Иначе всем было бы неинтересно.
И опять он задумался о том же, потому что через секунду произнес:
..."Когда же сольются наши пути, увидим, куда мы шли, и что нас ждало в
конце пути, и кто нас у финиша ждал..."
Мне показалось, что в комнате сгустились тени, стали часовыми в углах, за
шкафами термостатов, легко легли на его выпуклый шишковатый лоб. Потом я
понял, что на распределителе выключили фонари подсветки.
Виктор Сергеевич повел плечами, будто сбрасывал оцепенение, лукаво
улыбнулся и без всякого видимого перехода сказал:
- А Таня эта хорошая девушка, однако. Не побежала ведь оправдываться. Что
скажете, холостой добрый молодец?
Погрозил пальцем, круто повернулся на каблуках и вышел из лаборатории.
"Все-таки обиделся, - подумал я. - Надо будет зайти, повиниться, словно
невзначай..."
* * *
Но он сам пришел на второй же день. Это тоже было в его манере -
совершенно не считаться с субординацией, - особенно если ему казалось, что
кого-то обидел.
Походил по лаборатории, порасспрадшвал о чем-то профессора Рябчуна,
задышал над моим ухом. Я не оборачивался. Через полсекунды он сказал:
- Я снял "строгий" из выговора. А где* Татьяна?
- Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Извините, замотался, увлекся...
- Это я уже понял, хитрый добрый молодец. Так где Татьяна? - В виварии
она, Виктор Сергеевич. Опал хандрит. - Пойдемте взглянем. Он так и не
уточнил, на кого "взглянем". Таня снимала показания с датчиков. Увидев нас,
поспешила навстречу с бумажной лентой в руке, поздоровалась с академиком.
- Ничего не пойму. Энцефалограф подтверждает активизацию мозговой
деятельности, а в поведении шимпа она не наблюдается.
Виктор Сергеевич перехватил ленту, поднес ее близко к глазам (очки он
забыл в кабинете), забормотал:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг