Опал отступил в глубь клетки, повернувшись к нам спиной, поросшей
необычно длинной шерстью.
- Вот и вся его реакция, - разочарованно сказал я. - Вся ли? - как эхо
откликнулся Виктор Сергеевич, не сводя взгляда с шимпа. Затем спросил: - А
как другие?
- Коровы дали прибавку в весе и надое - до килограмма молока
дополнительно. Быки тоже прибавили в весе, но стали слишком агрессивны.
Качество шерсти овец заметно повысилось, а вот вес стал почему-то
снижаться....
- За счет подвижности, - уверенно сказал Виктор Сергеевич.
Эта его уверенность иногда раздражала - и не только меня, особенно когда
неизменно оправдывалась. Не может же человек постоянно оказываться правым.
Не должен!
- Не спешите переводить Опала в большую клетку, - без всякого перехода
сказал Виктор Сергеевич, почему-то повышая голос. - Но как же самки? И
потом...
- Поместите туда другого самца. - Слишком молод. - Не того. Вам привезут
другого из Сухумского питомника. Шевельнулась косматая голова Опала с
большими ушами. Мне показалось, что он прислушивается к нашему разговору.
Возможно, его насторожили громкие интонации. Ведь слов он понимать не мог.
- Виктор Сергеевич, - робко начал я, - может быть, временно прекратить
опыты с полигеном Л на обезьянах? Начало, сами видите, неудачное. Лучше
потом...
- Потом - после защиты? Боитесь дать козыри оппонентам? Осторожничаете? В
вашем возрасте рановато. Он не представлял, как меня заденут его слова.
- Рановато мы перешли к опытам на обезьянах, - возразил я. - Нет, не
рано. В самый раз. Он говорил так, будто не я вел эти опыты, а он. И словно
не мне расплачиваться провалом диссертации. Хорошо ему рассуждать со своим
директорским окладом, со званием академика! Я уже готов был сказать какую-то
дерзость. Он ждал, склонив набок голову с седыми висками и глубокими
залысинами над крутым бугристым лбом. Темные блестящие шарики его глаз с
любопытством, как во время опыта, смотрели на меня. - Ну, ну, выпаливайте,
не консервируйте в себе. Кровь бросилась мне в лицо. Я покраснел буквально
"до корней волос" - впервые я так явственно понял значение этого выражения.
Мне стало невыразимо стыдно, вспомнился тот вечер, когда он произнес эту же
фразу в ответ на мои маловразумительные сетования. Тогда я выпалил ему, что
отказываюсь от серии опытов, что они в корне ошибочны, что я зашел в тупик,
откуда нет никакого выхода. Это произошло на пятый или шестой год моей
работы в институте. Он сказал: "Ну что ж, возможно, вы и правы. Давайте еще
раз проверим ваши формулы. Для начала промоделируем их на машине. Попросим
Александра Игоревича помочь вам".
Я только приблизительно мог представить, сколько времени потребуется для
составления уравнений. Александр Игоревич был вторым его замом - по
вычислительному центру. Биолог и математик, как и Виктор Сергеевич, он
специализировался на применении математических методов - в биологии. Иногда
он шел от математической абстракции и моделировал такие, комбинации веществ
и тканей, которых в природе еще не существовало, а уже затем передавал свои
модели в лаборатории, чтобы они обросли веществом. Александр Игоревич был
истым фанатом своего дела и требовал для экспериментов львиную долю
институтского бюджета, из-за чего очень часто вступал в конфликты с другими
замами и руководителями лабораторий. Евгений Степанович полушутя называл его
"пиратом".
Виктор Сергеевич сумел тогда убедить меня, и Александр Игоревич ушел из
директорского кабинета, унося листы с моими формулами и оставив меня в
полной неопределенности.
Дни тянулись, как резиновые. Я не находил себе места ни в лаборатории, ни
в читалке, ни в общежитии, где мне в нарушение правил выделили отдельную
комнату. В те дни комната была завалена научными журналами, и, когда
одновременно открывали форточку и дверь, сквозняк разбрасывал листы по всему
коридору, и соседи помогали мне собирать их.
Так продолжалось три недели. Посвященные в мои горести сотрудники
старались подбодрить меня, впавшего в уныние. И когда я уже был близок к
заключению, что вообще не пригоден к научной работе и нужно подавать
заявление об уходе, Виктор Сергеевич пришел к нам в лабораторию, и уже с
порога сказал;
- А ведь вы оказались правы, Петр Петрович.
- Ошибочна сама идея? - вскинулся я и подумал: "Он мог бы не говорить об
этом при всех".
- Можно подумать, что вы этого хотели. Конечно, все наоборот! Вы были
правы, когда выдвинули свою идею. Полиген Л будет работать так, как вы
предполагали. Став лидерами, животные, естественно, будут активнее
ориентироваться в среде обитания - лучше выбирать места выпаса, быстрее
укрываться от непогоды, а значит, прибавят в весе, интенсивнее пойдет
размножение, повысятся все полезные для нас качества. Quod erat
demonstrandum. Необходимо только внести в формулу небольшие уточнения.
Пойдемте ко мне.
На этот раз его птичья, вприпрыжку, походка достигла максимума. Виктор
Сергеевич шел, как шутили у нас в институте, "выпрыгивая из туфель". Я едва
поспевал за ним.
Виктор Сергеевич промчался через приемную, улыбаясь посетителям, говоря:
"Здравствуйте, рад приезду", "Извините, неотложка", "Подождите тридцать пять
минут, сами видите - неотложка"; секретарше: "Тридцать пять минут ни с кем
меня не соединяйте, кроме экстренных". Я старался не отстать, почти наступал
ему на пятки, опустив глаза, чувствуя на себе сверлящие взгляды. Уже у самой
двери на миг остановился, наткнувшись на ощутимо настойчивый взгляд. Поднял
глаза - а лучше бы не поднимать...
- Извините, Евгений Степанович, - невольно вырвалось, но Виктор Сергеевич
тут же втащил меня за руку в кабинет.
Он с разбегу бросил свое небольшое тренированное тело в глубокое кресло.
В это время дверь без стука отворилась, и вошел Александр Игоревич. Молча
кивнул мне и уселся в кресле напротив. Значит, роли были заранее
распределены.
Александр Игоревич взял со стола академика рулоны бумажной ленты, быстро
их размотал. На некоторых выделялись обведенные красной пастой цифры.
- Александр Игоревич посчитал варианты, - захлебывающейся скороговоркой
выпалил Виктор Сергеевич (у него получилось: "Александр Игрич почтал
варнты"). - Вывод - к полигену нужно прицепить еще несколько ферментов,
ответственных за синтез веществ, повышающих агрессивность. Агрессивность!
Вот чего не хватало вашему полигену Л! Здесь - смотрите же! - и здесь. Ясно?
Что скажете?
- Но такое соединение будет активно воздействовать на печень.
- И вызовет в конечном счете усиленное выделение желчи. Совершенно верно.
Вместе с воздействием на поджелудочную и желудок, усилит агрессивность
подопытного. А вот это звено - смотрите же! - воздействует на гипофиз и
половые железы. В результате - создание активного, прогрессивно-агрессивного
типа организма.
- Может наступить истощение... - начал я. Как обычно, он уже понял, куда
я клоню, и нетерпеливо перебил:
- Вы же предусмотрели накопление жира в депо. И на здоровье. Процессы
будут идти параллельно. Конечно, ваш подопытный станет, гм, несколько
желчным, недобрым, возможно, завистливым. Но, помилуйте, как же вы получите
активную борьбу за лидерство без агрессивности? Вот вам формула в
окончательном виде, если j - это желчь, а b - анизотропный гормон. И учтите,
варианты посчитаны...
Я взглянул на Александра Игоревича, и он едва заметно кивнул.
- Давайте подытожим. Участки "дельта" и "зет" обеспечат крепкий скелет и
нужный тип обмена. Правда, изменение азотистых оснований в гене С-14 изменит
не только работу гипофиза, но и цвет глаз подопытного бычка, однако коровы
его полюбят и за такие глаза. Им, коровам, все едино. Ну как, довольны?
Блестяще подтвердились ваши гипотезы!
По правде говоря, моего в этой работе было теперь не больше трети. Это
Виктор Сергеевич нашел выход из тупика и подсказал решение, а Александр
Игоревич разработал его подсказку. Но разве точно таким же образом наш
академик не находил выходы и для других - для своих учеников, помощников,
коллег из иных ведомств и городов?! Он становился то биохимиком, то
физиологом, то математиком, то хозяйственником, то музыкантом - в
зависимости от проблемы, потому что был и тем, и другим, и третьим. Он
совмещал в себе, казалось бы, несовместимые качества характера. Его ум
работал на немыслимых стыках наук, совершая немыслимые открытия, может быть,
именно благодаря тому, что стыковал то, чего никто до него не догадался
состыковать. Не зря он так часто напоминал нам, что природа едина, что это
люди для удобства изучения распределили ее по наукам. И поэтому закономерно,
что всякий раз, когда кто-то в силах объять в своем уме и воссоединить
разрозненные и уже глубоко изученные части, он буквально натыкается на
открытия, как на лежащие на поверхности самородки.
Придерживая подбородком кипу рулонов, я нес их, как величайшую
драгоценность, к себе в лабораторию. Проходя через приемную мимо заждавшихся
посетителей, в ответ на недоуменные или негодующие взгляды я добродушно
улыбался и думал: "Вот ведь каких замечательных людей собрал Виктор
Сергеевич в своем институте. Взять хотя бы Александра Игоревича и Евгения
Степановича. Вместе они могут горы своротить. И как удачно получилось, что
они - закадычные друзья еще со школьной скамьи. Потом вместе учились в
университете. Затем их дороги разошлись, а Виктор Сергеевич снова соединил
их. Вон в углу терпеливо ожидает приема, читая журнал, физиолог Левоненко.
Как точно рассмотрел наш академик в этом чрезвычайно застенчивом и словно бы
сонном человеке талантливого и неутомимого экспериментатора..."
Придя к себе и продолжая блаженно улыбаться, я разложил листы на столе.
Мне хотелось поделиться своей радостью с коллегами, но прошло уже пятнадцать
минут после окончания рабочего дня, и сотрудники поспешили разойтись.
И тут, как по заказу, в лабораторию заглянул, держа наготове швабру, дядя
Вася. Я позвал его и завел разговор о том, какие замечательные люди работают
у нас в институте. Он согласно кивал головой и поддакивал. Мне казалось, что
мы чувствуем одно и то же, что ' он полностью разделяет мои мысли о
коллегах, что и он замечательный человек... Вот в дни отгула взял швабру,
заменяет заболевшую тетю Пашу. Пусть он простой человек, не очень-то
образованный, образование - дело наживное, была бы внутренняя
интеллигентность в человеке, готовность жадно впитывать знания...
Раззадоренный его кивками и своими мыслями, я, не откладывая, рассказал ему
о том, как помогли мне Виктор Сергеевич и Александр Игоревич, попутно
изложил в популярной форме историю создания полигена Л.
- Помните, дядя Вася, "вначале было слово"? - горячо говорил я. - Но на
каком языке? У природы их множество. Я, например, для своей работы избрал
биохимический. Определив, какие вещества и в каких пропорциях взять вначале,
зная течение реакций, в которые они неминуемо вступят, я заранее заказываю
исходный объект, в данном случае - организм. Причем я хочу получить
определенный организм с заданными качествами. Для этого беру строго
выверенные доли вещества. Могу и менять программу опытов так, чтобы усилить
одни качества в объекте и ослабить другие. На этом биохимическом языке можно
управлять и уже готовым организмом, вводить в него определенные доли
веществ, зная, какие действия они вызовут, какие поступки заставят
совершить. Понятно?
- Как не понять? - развел руками дядя Вася. - Например, алкоголь вызывает
расстройство нервной системы, а через это разброд в голове, дрожание членов
и шатание при ходьбе. Пить - здоровью вредить. Так?
Я несколько растерялся, не зная, шутит он или говорит серьезно. И тогда
он с неподдельным восхищением проговорил:
- Так вы теперь, Петр Петрович, у нас в роли демиурга (он и тогда любил
вставлять в свою не очень-то грамотную речь полюбившиеся ему иностранные
слова. Причем их, как ни странно, он произносил правильно).
- Скажете тоже, - не без самодовольства возразил я. - Этим занимается вся
генная инженерия. Ведь природу-матушку не мешает слегка подправить. Вот я и
решил создать полиген Л - полиген лидерства. Ясно?
- Ясно-то ясно, да как бы она, матушка, нас не подправила и отправила к...
- Ну что вы, дядя Вася, ничего опасного тут нет. Я же только хочу
увеличить, к примеру... - я вспомнил, что он часто приходит в комнату отдыха
посмотреть хоккей по цветному телевизору, - число лучших игроков хоккейной
сборной...
- Так вы никак для спорта стараетесь? И опять не понятно было, шутит ли
он. На всякий случай я и ответил полушутя:
- Вся наша жизнь - спорт, дядя Вася, разве не так? Мы во всем соревнуемся
друг с другом и не хотим отстать. Даже одеваться желаем не хуже, чем сосед.
Но если говорить серьезно, люди здесь ни при чем, я лично намерен улучшить
породу наших подопытных животных. А линию выбрал такую, чтобы увеличить
число животных, способных быть лидерами в стаде. Бычки при этом должны дать
дополнительный привес, коровы - дополнительный надой, овцы - дополнительный
настриг шерсти...
- А лидеры, - он посмаковал это слово, накрепко запоминая его, -
лидеры-хоккеисты - дополнительные шайбы?
- Да я же пошутил тогда, дядя Вася. Повторяю: мы не занимаемся людьми, -
миролюбиво сказал я.
- Ничего, милок, другие займутся. Любо-дорого начало, а там
пошло-поехало. Разве же при таких успехах людей оставите в покое?
- Дядя Вася, вы не темный обыватель. Вы - работник науки, - я намеренно
преувеличил его роль, - и сами понимаете: если генная инженерия займется
людьми, то для их здоровья, благополучия, например, чтобы исправить
наследственные дефекты, лечить людей от серповидной анемии, шизофрении,
размягчения костей, от наследственного, - чуть было не сказал "алкоголизма",
но вовремя спохватился, - порока сердца... Одним словом, для их же пользы.
- И я же говорю - для пользы, для пользы, не иначе. Сначала увеличите
число бычков-лидеров, потом - обезьян. А потом? Были бы кошки, а мышки
найдутся. Все Адамовы детки, все на грехи падки...
- Не беспокойтесь, дядя Вася, мы тоже заботимся о безопасности.
- А то как же, видит волк козу, забыл и грозу. Да только... не все
захотят стать ентими лидерами. Не велика радость в начальники вытолкаться.
Там и без ваших лидеров невпротык. Да и ни к чему это. С другого краю
поспокойнее...
- Это с какого краю?
- А хоть бы и с моего. Возьмите, к слову, нашего Виктора Сергеевича.
Орел, А жизнь собачья. Крутня одна по комиссиям да заседаниям. Не то что в
картишки перекинуться или на рыболовлю съездить - подумать спокойно
некогда...
Я собирался возразить, да поперхнулся. Окончание его последней фразы
точь-в-точь соответствовало тому, что совсем недавно я "услышал от Виктора
Сергеевича: "Беготня замучила. Подумать спокойно некогда". Оказывается,
невидимые нити связывают самых разных людей гораздо больше, чем мы себе
представляем. И весы для уравнивания, созданные природой, хитроумней любых
человеческих весов. Взбирайся на гору, опережая других, сдирая кожу, хоть
вовсе вылези из нее, а когда взобрался, - кровоточащий, ободранный,
торжествующий, - оглянись: кого оставил позади? Только ли препятствия да
соперников? Присмотрись: вон продирается по склону юноша. Не кажется ли он
тебе знакомым? Ба, да ведь это ты в юности - с еще не растраченными силами и
не замутненными порывами. Теперь понял, кого ты опередил, кого оставил
позади? Так стань с ним на весы - что они покажут? Перевесишь ли ты
сегодняшний? Только в этом твое оправдание перед собой. А перед другими? Что
оставляешь им? Сколько раз тебе еще становиться на весы, чтобы обрести
чувство выполненного долга? А весы полны неожиданностей...
...Виктор Сергеевич ушел к себе, а я задержался у большой клетки с
самками. Они беспокойно сновали из угла в угол.
- Придется повдовствовать, голубушки, не разрешают пока к вам Опала
переселить, - машинально произнес я, обдумывая странный совет Виктора
Сергеевича.
Словно в ответ на мои слова, за спиной послышался шум.
Я обернулся. Опал стоял в своей клетке, схватившись за решетку, и
пристально смотрел на дверь. Она открылась - и в светлом проеме показалась
тоненькая быстрая фигурка...
ТАНЯ
Я не мог предположить, что на нее так подействует смерть Тома. Сначала
она испугалась, полные губы задрожали, она прихватила нижнюю острыми
кремоватыми зубами. И вдруг по щекам покатились мутные горошины, оставляя
темные следы.
- Он был такой послушный, - говорила она, всхлипывая. - Такой сильный и
послушный... Когда я делала им прививки, он словно понимал, что это надо.
Диана пыталась меня укусить, так он дал ей затрещину. Нельзя было мне
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг