Нужно показать зарвавшимся законодателям-законопредателям, что
мы не безмолвное стадо. Все - на демонстрацию в защиту
демократии! ("Кажется, это тот самый "стотысячный шабаш", про
который говорил Занзибаров", - отметил я про себя). На митинге
выступит с обращением к народу пламенный борец за демократию,
известный под именем Угловского мессии..."
"Что за черт! - пробормотал я, перечитывая. - На митинге
выступит... пламенный борец (?!) за демократию... под именем
Угловского мессии..." Я просто не верил своим глазам! "На
митинге выступит..." Да не собираюсь я выступать ни на каком
митинге! Или это какой-то лжемессия будет выступать? Если так,
то еще куда ни шло...
- Эй, парень! - окликнул я паренька, который уже намазывал
клеем следующий столб.
- Чего? - неохотно обернулся он.
- А что это за "мессия" в твоей листовке? - спросил я,
подходя.
- Умка, - лаконично ответил паренек, пришлепывая к столбу
бумажный лист.
- Я знаю, что Умка, а кто он такой?
- Приходи на митинг - увидишь, - зевнул паренек.
- Ха, приходи! - усмехнулся я, но тут же осекся. - Нахрен
он мне сдался!
- Тогда чего спрашиваешь? - с сонным безразличием спросил
он.
- "Чего спрашиваешь?" А вот чего! - я стянул со столба,
сгребая в кулак, мягкую липкую бумагу, не успевшую присохнуть к
бетону.
- Ты чо, охерел?! - удивленно улыбнулся парень, быстро
просыпаясь.
Не успел я ответить подобающим образом, как мне в глаз
влетел кулак с зажатой в нем кистью.
- Сука! - завопил я, отмахиваясь чемоданом.
В следующую секунду я увидел через щели сморщенных от боли
глаз, как разлетевшиеся веером листовки плавно опускаются
наподобие гигантских снежинок на куртку паренька, лежащего с
застывшей на губах дельфиньей улыбкой вверх лицом на краю
тротуара. Было тихо. Я смотрел на паренька и ждал, что будет
дальше, но ничего не происходило. "Ты мне чуть глаз не выбил",
- пробормотал я не очень уверенно, склоняясь над ним, чтобы
посмотреть, дышит ли,... но взбесившиеся снежинки так
остервенело грохотали по разбросанной бумаге, что дыхания
совсем не было слышно. "Ты мне чуть глаз не выбил", - повторил
я, замечая, что голова его лежит на голой от снега теплой
крышке канализационного люка, и вода от талого снега в стальных
выемках букв на крышке потихоньку смешивается с вытекающей
из-под снежно-седых волос кровью,... и сладкий пар от горячей
крови смешивается с кислым паром от подземного ручья
испражнений. "Ты мне чуть глаз не выбил!" -раздражаясь тем, что
он не хочет вставать, я схватил паренька за жесткие волосы =
снег посыпался с них, как штукатурка с разбитой стены. Паренек
ничего не ответил, только продолжал улыбаться, притворяясь
спящим. "Ты мне чуть глаз не выбил, сука!" - заорал я в
исступлении, сглухим звоном прикладывая паренька головой о
крышку люка в надежде, что проснется...
Паренек лежал, не шевелясь, и я затрясся от бессильной
злобы: "Гадина такая, лежит и претворяется глухим, а я тут..."
Но вот новая мысль захватила меня, и я сам застыл, широко
раскрытыми глазами вглядываясь в отсвечивающее фонарным неоном
матовое лицо паренька: оно мне показалось вдруг разительно
красивым, как у мраморной статуи греческого бога.
Я осторожно смахнул налипшие снежинки с его белокаменной
щеки и чуть отстранился, любуясь, - и новое наваждение: это
лицо мне было знакомо, как свое собственное, просто до смешного
знакомо, и я без труда вспомнил, где его видел... Гроб на
столе, сказочно красивые цветы, сладко пьянящие безудержным
ароматом, и точно такое же красивое лицо - точно такое же по
своей красоте, проникнутой холодным совершенством
потустороннего мира.
"Ер-рунда! - я передернулся, как бы сбрасывая с себя
навязчивое воспоминание о похоронах матери. - Просто все
покойники на одно лицо..." И только тут до меня дошла,
навалившись всей своей тяжестью, непоправимость случившегося:
"Он мертв... Безвозвратно... Это я убил его... Надо спрятать
труп... Быстрее... Быстрее! Быстрее!! Быстрее!!!" Трясясь, как
в лихорадке, не то от холода, не то от страха, я кинулся
подбирать высыпавшиеся из чемодана тряпки и, зачем-то отряхивая
их от снега, принялся накрывать ими труп, отчетливо ощущая себя
при этом гадливой кошкой, которая, прижав уши, брезгливо
закапывает лапой собственное дерьмо... Наконец, я осознал весь
идиотизм того, что я делаю - мне стало до смерти смешно, и,
прыснув, как блевотиной, истеричным смехом, я быстро побежал
прочь, давясь собственным хохотом вперемешку с морозным ветром.
Я бежал, но, как в кошмарном сне, мне казалось, что я
бессильно перебираю по воздуху ногами, не в силах сдвинуться с
места. Наконец, я нашел в себе силы прервать этот кошмар и на
самом деле остановился... Место, в котором я очутился, было
совершенно мне незнакомо, и более того, меня окружали странные
объекты и предметы, которым я даже не знал имен: какие-то
огромные стоящие торчком параллелепипеды с редкими светящимися
дырами, излучающие свет узкие длинные цилиндры, безобразные
корявые создания с торчащими в разные стороны отростками,
колющие лицо мелкие крупицы белого вещества... Я попытался
сообразить, где нахожусь, и не смог. Было такое ощущение, что я
только что свалился с неба на незнакомую планету. Где я? Где
я... и кто я? Не без удивления я обнаружил, что, как
новорожденный ребенок, не знаю ни названия вещей, ни
собственного имени... Но этого не может быть! Не ребенок я ведь
на самом-то деле, а если я взрослый человек, то у меня должно
быть имя и должна быть прошлая жизнь! В полном отчаянии я стал
биться головой о безымянную вертикальную плоскость и усиленно
вспоминать... и вспомнил! Да, я отчетливо вспомнил свое имя:
меня зовут Зоровавель. Но одного имени мало... Кто я и откуда
взялся? Я напряг мозговые извилины и попытался вспомнить свою
прошлую жизнь, но ничего путного из этого не выходило: передо
мной назойливо вставал образ какого-то мелкого лживо-фальшивого
человечка по имени Сергей Сизов, предавшего и обгадившего все
на свете... И вдруг мне стало страшно и противно, будто я
увидел перед собой мерзкого насекомого - я ясно осознал, что до
этого самого дня и часа, до этой последней минуты жил жизнью
этого человечка и фактически был им!
Осознав эту страшную истину, я вновь обрел четкую память и
увидел, что стою на краю центральной площади Углова. Более
того, я вспомнил во всех деталях, как очутился на этом месте и
все, что этому предшествовало... О, Боже, за что мне такое
наказание?! Разве может порхающая на солнечной поляне бабочка
отвечать за дремавшего в темном коконе червя?! Бабочке даже
проще: ее никто не спутает с червем, а я унаследовал от
одиозного Сизова его тело, внешность, голос и даже отпечатки
пальцев! Как мне теперь доказать людям, что я не бездушный
убийца, а тот самыймессия, который призван спасти мир от
гибели?! Для всех остальных я тот же Сергей Сизов, и что я могу
представить в доказательства своей невиновности? С души ведь
нельзя снять отпечаток как с пальцев.
"Я не убивал!" - заплакал я, представив, как наутро найдут
забросанный тряпками труп, а рядом с ним - брошеный чемодан
Сизова, и будут разыскивать свидетелей, показывая людям
фотографию с моим лицом. Когда меня, наконец, найдут и
арестуют, что я представлю в свое оправдание? Гороскоп? Если
даже и поверят в мою искренность, то отправят на
психиатрическую экспертизу, а что я скажу искушенным в своем
деле эскулапам? Что я - космический мессия, зачатый звездами в
теле Сизова-убийцы? В лучшем случае меня ждет психушка с
диагнозом "мания величия". О, ужас, что делать?! В поиске
ответа я обратил взор к звездам, но вместо
путеводного света мне полетели в глаза колкие белые мухи, и
я почувствовал себя потерявшимся в лесу ребенком.
Поразмыслив, как мне быть, я решил пока что отправиться к
старому надежному приятелю Сизова Мишке Палкину. Несмотря на
поздний час, окна квартиры Палкина были ярко освещены.
"Наверное, пишет", - подумал я, вспомнив, что Мишка в последние
два года стал серьезно заниматься живописью. И точно: дверь
открыл сам Мишка в замазанном красками синем рабочем халате.
- А-а, привет, сколько лет сколько зим! - радостно закричал
он, раздвигая руки как для объятий, но в то же время
отодвигаясь назад. - Обнял бы тебя, но, сам видишь, весь в
разноцветном дерьме, смотри не вляпайся!
- А ты что, всегда по ночам работаешь? - спросил я, снимая
в прихожей пальто.
- Сегодня просто натурщица Надюша задержалась - никак детей
спать уложить не могла. Да ты проходи, присаживайся, а я, с
твоего позволения, закончу.
Я зашел в комнату и увидел в ближнем ее конце мальберт, а в
дальнем, всего в трех метрах, - стоящую на четвереньках задом к
художнику обнаженную женщину пышных форм. Переведя взгляд на
мольберт, я увидел на нем холст, на котором был размашисто
намазан маслом розово-желтый квадрат с закругленными краями и
вертикальной коричневой полосой посередине. Я скосил на Мишку
вопросительный взгляд, мол, что бы это значило?!
- Картина называется "Окно в Европу", - спокойно пояснил
Мишка, щедро накладывая на холст краску.
- Э-э... - проснувшийся во мне Сизов, вернее, то, что от
него осталось, хотел было отпустить по этому поводу похабную
остроту, но я тут же осадил его и промолчал.
- Что ты говоришь? - спросил Мишка, не поворачивая головы.
- Нет, ничего, кхе-кхе, - откашлялся я.
- Скоро там? - недовольно поинтересовалась Надюша,
поеживаясь голым задом. - У тебя тут, Палкин, сквозняки - мне в
щель задувает!
- Сейчас, сейчас, еще парочка штрихов, - прищурился Мишка
на свое творение.
Минут через пять он закончил и Надюша, одевшись на кухне,
ушла, даже не удостоив взглядом художественную интерпретацию
своей натуры.
- Ну что, палкой выгнали из дома? - спросил Мишка, кивая на
мой синяк.
- Не в этом дело...
- А в чем?
- Как бы тебе объяснить... В общем, считай, что я начал
новую жизнь.
- В который раз, старик? - серьезно спросил Мишка, вдумчиво
вытирая пестрые руки тряпкой.
- Представь себе, в первый, - так же серьезно ответил я.
- Тогда давай за твой день рождения! - достал он из бара
бутылку грузинского коньяка.
- Давай, - охотно согласился я.
- У тебя теперь, может, и имя другое? - весело
поинтересовался Мишка, зажевывая коньяк горбушкой черного
хлеба.
- Да, другое, - подтвердил я, - меня теперь зовут
Зоровавель.
- Любопытно, - пристально посмотрел на меня Мишка, замечая,
что я не шучу. - Откуда такое ангельское имя?
- Я с ним родился, - многозначительно ответил я.
- Однако... - в мишкином взгляде сверкнула задорная
подозрительность. - Во всяком случае, звучит слишком
протокольно, поэтому я буду звать тебя Зоро, как в детстве.
Помнишь, игра была такая в честного бандита?
- Как тебе угодно, - пожал я плечами.
- Вот и ладушки! - Мишка одобрительно хлопнул меня по
плечу, но тут же спросил. - Нет, старик, а если серьезно?
- Серьезней не бывает, - засмеялся я.
- Ну ладно, Зоро, так Зоро, - сдался Мишка, - шут с тобой!
Сейчас саньки придут на "смотрины"...
- Кто-то? - в свою очередь глянул я на Мишку недоуменно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг