каким-то темным еретическим ритуалам или просто из корысти - она должна была
сознавать, к чему это приведет.
Солдаты у костра играли в кости. Еще один, шатаясь, сполз с крыльца,
добрел до забора и, прислонившись к нему, стал блевать.
Мертвые глаза женщины глядели в черное небо.
"Ты ждал перемен, - со злобой сказал он себе, - так вот тебе твои
перемены. И других не будет".
И в этот миг полнейшей тоски и безнадежности, когда ночную тишину нарушали
лишь ругань, сухой перестук костей да икота, он вспомнил то, что тщетно пытался
вспомнить утром. Слова песни, слышанной еще до ученья, в Старом Реуте, и давно
позабытые.
Плащ мой от росы тяжел
И от ветра не спасет.
Кошелек почти что пуст.
Непокрыта голова.
Пусть другие говорят,
Что судьба людьми играет.
Все равно я повторю,
Что моя судьба права.
Снова я покинул дом,
Все свое пустил на ветер,
Выбросил в колодец ключ,
Бросил нажитых друзей.
Впрок именье не пошло,
От добра остался пепел,
Да и тот развеял я,
Чтоб забыть его скорей.
Не ужиться мне с людьми.
Я про это знал и раньше,
Но попробовал опять
Завести друзей и кров.
И привык, и полюбил,
А потом удрал подальше,
Чтобы снова ночевать
Под шатром семи ветров.
Бесприютнее меня
Не найдете, хоть убейте.
Вечный Жид, наверно, был
Посчастливее, чем я...
Под горою чей-то дом,
Из-за ставен слышу флейту,
Новой радостью зажглась
Нищая душа моя.
Да, если бы не дорога, которая действительно была прочной и прямой, как
стрела, что довольно необычно для бывшей области Эрдского права, они бы
непременно сбились. Погода еще ухудшилась. Сырость была почти осязаемой, а
туман не только не развеялся с рассветом, но становился все гуще.
Перед выходом они заставили его прочитать молитвы (он пробормотал "Ave" и
"Pater noster", которые, очевидно, подходили на любой случай), а затем Оттар
затребовал:
- Ну, еще эту... насчет ужаса в ночи... капеллан наш бывший всегда читал,
говорил, шибко помогает...
- Это псалом, а не молитва, - сказал Оливер.
- Какая разница?
Оливер прочитал. Однако ж ни псалом, ни молитвы не помогли - погода не
прояснялась. Но Роланд из чистого упрямства не желал возвращаться и упорно,
почти вслепую, двигался вперед, возглавляя конвой на своем чалом коне. Следом
продвигались Оттар и пятеро пехотинцев. Еще один примостился на облучке телеги.
Оливер брел за замыкающими - сегодня это были Куртис и солдат с багровым
пятном. Вчера Оливеру все же назвали его имя, и он тут же его благополучно
позабыл. Не то Фридрих, не то Фердинанд.
Глухая, придушенная тишина висела над конвоем. Не было слышно даже птиц.
Деревья, окружавшие дорогу, из-за своего мрачного вида вполне могли бы сойти за
ходячих мертвецов, если бы ходили. Впрочем, в этом обильно разведенном водой
молоке ни за что нельзя было поручиться.
- Ну, эта новомодная хреновина... которая порошком из серы с селитрой
стреляет... кулеврина, да! - эпически повествовал Фридрих-Фердинанд. - Держали
у нас для нее в отряде нарочитого стрелка. Норман его звали. И вот заперлись мы
однажды на хутор, ну, там мужик с бабой, то, се... А мужик хвать вилы - да
ржавые еще! - и Норману в ногу. Мы, ясно, его скрутили, бабу его разложили да
перед ним... а больше, может, ничего бы и не сделали, разве повесили в
крайности. Так Норман уж очень озверел - ногу же больно... Взял, связал их,
одежду долой, и пороху насовал - бабе известное дело куда, а мужику в задницу.
И фитиль вставил. Как рвануло!
Куртис, как было ему свойственно, ответил радостным смехом.
Оливер с тоской подумал, что пару лет назад от подобных разговоров он бы
бросился на рассказчика с кулаками, или его вырвало бы, или бы просто ушел. А
теперь вот - привык...
- Господин капитан был прямо в ярости, - продолжал Ферри-Фредди. - Все
кричал: порох изводишь на баловство, а кончится - из-под болотной кочки
достанешь? И то правда, эти новые оружейные пока что только в Тримейне, и дерут
там нещадно. Или уж надо из-за границы ввозить. Так что велено было Нормана
сечь по строгости.
- Насмерть? - осведомился Куртис.
- Нет. Норман уж после концы отдал - эта самая кулеврина в руках у него
долбанулась, и башку ему снесло напрочь. И после того у нас этими штучками не
баловались, ненадежные они, по старинке-то вернее...
- Эй, воинство!
Голос был неуместно звонок в этом тумане, убивавшем все звуки.
- Тримейнскую еретичку ищете? Это я! Все остолбенели, замерли, ожидая
явления. Но никто не прыгнул на дорогу перед конвоем, не вырос из-под земли.
Только пронзительный свист раздался из-за плывущих в тумане деревьев - тоже
неуместный здесь, в лесу. Так свистят из городских подворотен.
Роланд полуобернулся и почему-то шепотом произнес:
- Куртис - на страже. Остальные - рассыпаться и взять. В случае чего -
стреляйте!
Они еще немного промедлили, расчехляя луки и вытягивая палаши из ножен.
Затем двинулись исполнять приказ. Сам Роланд, спешившись, картинно развернув
руку с мечом, шел чуть позади. Через пару мгновений они были уже неотличимы от
деревьев и кустов. Потом исчезли совсем.
Куртис уселся на край телеги, подпер щеку кулаком. Оливер, первоначально
стоявший там, где застал его голос из тумана, подошел поближе, пытаясь
рассмотреть, что происходит, но тщетно.
Потом раздался крик - короткий, рваный, будто взлаивающий, но не тот, что
раньше. Кричал мужчина.
Куртис заерзал, будто давя блох под курткой. Впервые проявление чужой боли
не вызвало у него смеха. Затем он нерешительно слез с телеги. Сделал шаг
вперед.
Оливер шагнул за ним. Мимолетно подумал: а у них и тетива, наверное, на
луках отсырела, - и коротко, точно ударил Куртиса по голове своей дорожной
палкой. И бросился вперед, туда, где - он чувствовал - происходило совсем не
то, чего желал Роланд. Ворвался в молочную, (вязкую взвесь, залепившую глаза и
ноздри. И не сразу сумел остановиться, почувствовать, как зачавкало под ногами.
Почти за самой дорогой начиналось болото. Вот как, отстранено думал он, она их
наколото вызвала, вот оно, значит, как... Ему казалось, что впереди мечутся
неясные тени, но туман настолько искажал видимость, что невозможно было точно
определить, кто здесь и на каком расстоянии. Надо решаться, а он даже имени ее
не знает.
- Послушайте! - крикнул он, так и не придумав обращения. - Я не с
солдатами! Я за вас!
Кто-то вынырнул рядом, и Оливер скорее носом учуял, чем увидел, что это
один из парней Роланда. И свист палаша услышал, не видя клинка. Успел
блокировать удар, но палка переломилась. Противник снова занес палаш, но левая
рука Оливера как бы сама собой выхватила стилет из-за пазухи и вонзила его в
приоткрывшийся во время атаки бок солдата. И, не успев осознать, что убил
человека, Оливер потянул руку назад. Стилет с чавканьем вышел из тела, плавно
сложившегося у ног Оливера. Мелькнул острый кадык, заросший подбородок. Он так
и не узнал, кто это был. И почувствовал, что у него за спиной кто-то есть. Но
прежде, чем обернулся, услышал:
- Где последний?
Это был тот голос.
А потом до него дошел смысл вопроса.
- На дороге. Я его оглушил.
И только тогда обернулся. Но видел он ее смутно. Темная фигура с арбалетом
в руках. Только арбалет он и разглядел. А лицо как-то не определилось.
- А ты кто?
Все подробные объяснения прозвучали бы глупо, поэтому он просто сказал:
- Путник. - И хотел было задать такой же вопрос, но решил, что это было бы
еще глупее.
- Ладно, - сказала она. - Иди на дорогу. Развяжи женщину. А я тут стрелы
свои соберу.
Вот чем она их. Арбалетный болт доспех пробивает, не то что куртку с
медными бляхами. "Дурак! - выругал он себя. - А ты чего ожидал? Адского огня?"
Узница по-прежнему лежала в телеге, но, увидев, что он приближается к ней
со стилетом в руке, закричала, и даже когда он перерезал веревки на ее руках и
ногах, кричать не перестала. Это был отчаянный, полный жути вой, и он напугал
Оливера гораздо больше всего произошедшего на болоте. Он взглянул на свои руки,
увидел, что на стилете все еще кровь солдата, и торопливо принялся вытирать его
о рогожу. Женщина продолжала кричать уже с какой-то безнадежной натугой, по
грязно-бледному ее лицу катились слезы.
- Не надо, - сказал он, испытывая мучительную неловкость. - Все будет
хорошо. Вы свободны. Я не причиню вам вреда... - Все под непрерывные рыдания.
- Дурак! Кто ж так утешает?
Неприязненный голос, вторивший его собственным мыслям, раздался где-то за
левым плечом. Еретичка стояла на дороге. Затем как-то сразу оказалась на
телеге.
- Милая, - ласково произнесла она, - все, кто мучил тебя, сдохли. Они
сдохли позорно, в муках, и сгниют без погребения, жабы и слизни их высосут, а
вонючие их душонки сгинут в аду.
И женщина перестала плакать. Она сглотнула и села в телеге, держась за
руки еретички. Оливеру всю эту тираду слышать было неприятно, но он не мог не
признать, что действие свое она возымела. Погладив женщину по голове, еретичка
спросила:
- А что охранник?
- Еще в себя не пришел.
Она спрыгнула с телеги, нагнулась над Куртисом.
- И не придет. - Несколько оживилась. - Ты его убил, приятель. Приложил
точно в висок. Похоже, ты сильнее, чем кажешься.
Значит, он убил двоих. И ничего, ничего!
- А если ты такой сильный, - продолжала она, - бери-ка ты его и волоки к
дружкам в трясину.
Это было разумно. Он ухватился за ноги мертвеца, ожидая приступа
отвращения, но не было даже отвращения. Но тут его осенила важная мысль, и он
остановился. Палка, стилет - все это было несерьезно. Он стянул с Куртиса
перевязь с коротким мечом и положил на телегу. При этом ему показалось, что
еретичка улыбнулась, но он не был уверен.
Оливер отволок труп Куртиса в болото, спихнул в воду и вернулся. Она
стояла, прислонившись к краю телеги. Здесь, на дороге, было несколько светлее,
и он видел ее лучше. Но черты лица никак не определялись - может, из-за
освещения, может, из-за усталости. Оно казалось то нежным и почти детским, то
грубым, словно высеченным из гранита, и лишенным возраста.
Порождение тумана. Из тумана вышла и в туман отыдешь, аминь.
Она кивнула в сторону серого коня Оттара:
- Беру вон того.
Значит, ему достается чалый Роланда. Логична.
- Куда мы едем?
- Не знаю, куда ты едешь. Я собираюсь доставить до дому эту несчастную.
- Хорошо, доставим ее. - И добавил: - Меня зовут Оливер.
- Ну и что?
- Не могу же я называть вас Еретичкой.
Она задумалась. Похоже, вопрос об имени для нее был из разряда "Не задавай
вопросов - не услышишь лжи". И ответила странно:
- Пока что называй меня Селия.
Трудно было выбрать для нее менее подходящее имя.
Оливер поехал верхом по дороге. Селия - следом, в телеге. Сзади трусил
привязанный серый. Возможно, Селия тоже предпочла бы ехать в седле, но женщина
- как выяснилось, звали ее Лина - пока что править была не в состоянии. Она
плохо приходила в себя, цепляясь за Селию, как младенец за мамку, и точно так
же начинала плакать, если Селия отходила от нее даже ненадолго. И Селия
нянчилась с ней с удивительным терпением и нежностью, а на Оливера не обращала
никакого внимания. Он первоначально пытался было побеседовать с ней, рассказать
о себе, но, похоже, она все пропускала мимо ушей, и он от нее отстал.
За те два дня, что они ехали по лесу, никто их не потревожил. Судя по
всему, опасность здешних дорог сильно преувеличивали, неизвестно только, кто
кого пугал. Туман развеивался, и окружающее все больше приобретало будничный
вид. Обычный лес, в котором не водится ничего сверхъестественнее медведя или
кабана. Очевидно, Оливер должен был задавать себе вопрос: что он делает в этом
лесу с двумя женщинами, ни с одной из которых он ничем не связан, но из-за них
же превратился из не бог весть какого, но ученого, в преступника? Но он
спрашивал себя о другом: почему его совесть не мучает? Ведь должна же?
..."Ты был готов оправдать насилие над той несчастной одним лишь
подозрением, что она убийца. Но когда пришло время выбора, ты встал рядом с
настоящей убийцей и сам стал убийцей".
Потому что судьба.
Судьба вышла из тумана.
Нечего все сваливать на туман! Тем паче, что его уже нет.
Позади Селия о чем-то тихо переговаривалась с Линой. Затем окликнула его.
Оливер придержал коня, примерился к движению телеги.
- Слушай, схолар...
- Я не схолар.
- Не важно. Расклад такой: в деревне нам показываться не след. Сворачиваем
с дороги раньше и прямиком - на хутор. Версия для хозяина: на его племянницу
напали разбойники, мы проезжали мимо и ее отбили. Тем более, что это, в общем,
правда. Подробности оставь мне. Согласен?
Последний вопрос был задан явно из дипломатических соображений. Ну что он
мог ей возразить? И действительно, в общем, это была правда.
- Согласен.
Она кивнула и больше не говорила ничего, пока они не добрались до кривой
ветлы, где велела сворачивать. Похоже, Лина довольно точно указала путь. Еще не
стемнело, а они уже были на хуторе.
Селия потребовала предоставить подробности ей, и пока она майским соловьем
разливалась перед дядей Лины, Оливер помалкивал. Лина тоже не перебивала по
одной простой причине: она, размякнув в домашнем тепле, все время клевала носом
и, наконец, вовсе уснула, скорчившись на лавке в темном углу. Оливер, однако,
вовсе не хотел спать. Он сидел рядом с Селией за столом и внимательно слушал
повествование, которому поверил бы безоговорочно, если бы сам не был участником
событий. Открытие, что Селия умеет складно и убедительно лгать, почему-то
оказалось для него болезненным - хотя чего иного он мог ожидать? Хозяин, хитрый
мужичонка, явно преступивший за полсотни лет, - Оливер так и не запомнил его
имени, - жадно внимал, надеясь выловить из этого упоительного потока то, что
могло пойти ему на пользу. Завершила Селия свою вдохновенную речь рассуждениями
на тему, что Лина за свои страдания имеет полное право на возмещение из
разбойничьей добычи, - равно, конечно, как и путники, своими единственными
шкурами в схватке с разбойниками рисковавшие, - поэтому телегу с лошадьми они
оставляют здесь, на хуторе, а кроме того... Она вытащила из-под куртки туго
набитый кошелек и высыпала его содержимое на стол. При виде груды серебряков
глаза хуторянина алчно блеснули, а Селия небрежно отпихнула деньги в его
сторону, всячески демонстрируя, что, мол, чужого добра нам не надо...
- Да, кстати, - добавила она, - сам понимаешь, от чужих людей всю эту
историю с разбойниками лучше бы скрыть, чтобы позору тебе и твоей племяннице не
было. А то ведь как заведено: языками столько грязи нанесут - весь век не
отмоешься. Поэтому, ежели кто спросит тебя, когда Лина приехала... сегодня у
нас какой день?
- Канун Преображения.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг