тетка его учила: "Будешь ругаться - зубки сгниют". Незадачливый грабитель
служил наглядным тому подтверждением.
Селия высыпала из кошеля небогатое его содержимое - несколько медяков,
огниво и короткую сальную свечу малоприятного вида. Завидев ее, Селия хмыкнула:
- Можно я его допрошу, хозяин? Я умею...
Оливера удивило вторичное обращение "хозяин", но раз она хочет представить
дело так, что он здесь главный, остается только подыграть.
- Ну давай.
Он отодвинулся, Селия высвободила сломанную руку пленника и снова
наступила на нее. Тот застонал, в углах его рта блеснула слюна. Он сглотнул ее,
дергая кадыком.
- Слушай, хозяин, - осведомилась Селия, - граблю ему дробить или сразу
отчалить?
Совершенно неожиданно Оливер услышал собственный голос:
- Лучше сразу режь - зачем ему теперь рука?
- Нет, - хрипло выдохнул пленник. - Не надо.
Селия надавила коленом ему на грудь и приставила нож к "душе" -
надключичной ямке.
- Так кто тебя послал?
- Козодой, кто же...
Не дожидаясь вопроса Оливера, Селия пояснила:
- Один из больших парней с Вала - в Кулхайме говорили. Из тех, по чью душу
каратели пришли.
- Разбойник? Зачем же нас грабить - у нас денег-то всего ничего...
- Как же! - сварливо сказал пленник. - Взять с них нечего! А карта?! Карта
открывательская...
- Нас торговец сдал? - спросила Селия. - Вальтарий этот?
Несмотря на свое печальное положение, пленник хохотнул:
- Да какой он торговец! Наш он... от городских с долей шел... вроде
гонца...
- А на кой хрен ему охрана от воров понадобилась, ежели он сам вор?
- Так не от воров! От патрульных! Вас в Кулхайме видели, солдаты об вас
хорошо говорили, вот в случае чего ему бы при заставе ваши рожи пропуском бы и
послужили. А после... - Его уже понесло, клинок у горла вряд ли мешал ему. -
После... как до нас добрался... ну, есть там место... сказывал - можно дело
сделать. Говорит - двое, один постарше и с ним не то парень, не то девка, но
простые совсем, карту не только что не прячут, а разве в глаза не тычут...
Козодой меня и послал, я двинул. И впрямь: идете открыто, в харчевнях дорогу
спрашиваете, стоянку я вашу в лесу нашел и дальше уж прямиком. Думал, вы и
вправду простые, а вы страшненькие... страшные... ребятишки...
- Здешний трактирщик в деле?
- Нет. Но он смолчал бы... ежели что.
Селия встала:
- И что прикажешь с ним делать, хозяин?
Оливер не знал, как выйти из затруднения. Он сумел бы прирезать грабителя
в драке, но сейчас он этого не хотел... несмотря ни на что. Противно было.
- Думаю, гнать его надо в шею. Ты верхами?
- Нет.
- Врет, наверное... - сообщила Селия. - Хотя черт с ним.
- Ладно, ступай к своему Козодою и скажи, что Вальтарий - проще простых.
Не знаем мы никаких кладов.
Селия сняла с пленника веревку и швырнула ему кошель:
- На, а шило твое оставлю. Не то порежешься небось...
Оливер поднял грабителя за шиворот, поставил на ноги, тот оказался на
полголовы ниже, так же за шкирку вывел во двор, развернул и прицельно дал
пинка. Если кто-то и наблюдал за ними, то не показался. Только Селия, стоя в
дверях, сматывала веревку. Когда Оливер, возвращаясь, поравнялся с ней, она
протянула ему отобранный нож:
- Возьми, не то твой - сущая игрушка.
- Ты сердишься, что я его отпустил?
- Напротив, приятель, напротив... Только давай тоже убираться отсюда
побыстрее.
Когда они выехали за пределы деревни, удалились по тропинке до затенявшего
ее приземистого холма (Оливеру показалось, что он когда-то служил основанием
рухнувшей башне, но, возможно, он ошибался), Селия сказала:
- А теперь - быстро сворачиваем.
- Что ты задумала?
- Как говорил наверняка любимый тобою Сенека: "Если женщина о чем-то
думает, она думает о дурном". И он был прав! Хотя бы в отношении меня.
- При чем тут Сенека?
- К черту его, но мы с тобой едем в горы. Мы говорили об этом в Файте,
говорили в Бастионе, и все видели, что мы туда направились.
- И что?
- А то, что мы поедем в низину. Всегда считала, что с преступниками
общаться легче, чем с Трибуналом, - я же сама преступница, - но не тогда, когда
банда висит у тебя на пятках.
- Ты считаешь, что этот парень будет нас преследовать?
- Он-то вряд ли... даже когда очухается...
- Почему?
- Видишь ли, я засунула ему карту в кошель, к мертвой свечке поближе...
- Какой свечке?
- Мертвой. Она из жира мертвеца вытоплена. Это воровская магия, я в своем
кабаке про это наслушалась. Зажжешь свечку, и все в доме уснут мертвым сном,
грабь - не хочу. Но то ли обманул его тот, кто свечку продавал, то ли мы с
тобой к воровской магии не чувствительны. Хорошо, он еще "мертвую руку" не
приволок...
- Ладно, так что с картой?
- Она нам не нужна, верно? Пусть они забирают... К тому же там мои
пометки, а по ним видно, что мы в горы идем...
- Погоди-погоди. Он ведь не видел, что ты подсунула ему карту. И хорошо,
если заметит это по дороге. А если нет? Вернется он к своему Козодою,
побожится, что карты не добыл, а потом ее у него найдут. Ты ему все равно что
горло перерезала...
- А ты что бы предпочел? - ощерилась она.
- Очевидно, - в задумчивости сказал Оливер, - я должен упрекнуть тебя в
коварстве. Но я не буду. Я тоже предпочитаю, чтобы эти бандиты перегрызли себя
сами... Наверное, мы ребятишки и в самом деле страшные.
- Раз-го-во-ры! Сама виновата - языком мету. Едем!
Но ехать пришлось недолго. После того как они обогнули холм, им пришлось
спешиться. Пробираться верхами по крутому скату, не зная пути, казалось
небезопасным. Они осторожно двинулись, ведя "полководцев" в поводу. За спиной у
Оливера Селия неожиданно усмехнулась.
- В чем дело?
- Да вот думаю - мужик сам себя перехитрил. Представляешь, каким пропуском
послужили бы Вальтарию наши рожи, если бы нас действительно задержали и
задумали проверять?
- Верно... Почти жалею, что этого не произошло. Но - почти.
Теперь, когда тень холма перестала загораживать вид, Оливер мог только
подивиться, как высоко они забрались всего за пару суток пути. Оставленные ими
низины темнели, словно дно морское, а до леса, пока редкого, тоже оставалось
еще порядочно. Оглядывая изломанный рельеф, он от души поздравил себя с тем,
что изучал историю, а не космографию. По крайней мере, нет причин бранить себя
за незнание.
Склон впереди достаточно пологий - поверхность ската нарушала лишь невесть
откуда возникшая среди этого галечника невысокая скала, и ниже - несколько
жидких кустов. Но Оливер странствовал не первый год и не доверял чрезмерно
надежным с виду склонам.
Он обернулся к Селии:
- Подожди здесь. Я спущусь и разведаю, можно ли здесь пройти.
Она кивнула и взяла повод Гнея. Оливер начал боком спускаться вниз,
нащупывая дорогу сапогом. Он успел уже достаточно отойти, и казалось, что тропа
найдена, когда камни под его ногами точно поплыли, все перевернулось - склон,
небо над головой, Селия, державшая лошадей, и осыпь, унося его, покатилась
вниз, скользя с мертвенным стуком. Хотя сознание его было парализовано, тело
действовало по собственному усмотрению, ища любую опору. И нашло. Галечная
осыпь обтекала торчащий корень погибшего дерева, за него-то Оливер и ухватился.
Тут сознание восстановилось, и он огляделся. Склон выгибался перед ним, как
чудовищное брюхо горы, которое она прятала под одеждой галечника. Любая попытка
шевельнуться могла привести к тому, что эта одежда сползет.
Рядом шлепнулась веревка с петлей на конце. Трепыхаясь, как рыба на
крючке, он просунулся в эту петлю... в петлю полез... Веревка натянулась.
- Давай, Оливер!
Он был слишком занят, чтобы заметить, что Селия впервые за весь месяц
назвала его по имени. Бесполезно, думал он. Селия гораздо меньше и легче, ей
его не вытянуть... Но она тащила, тащила изо всех сил... а ведь, насколько он
мог судить, чтобы добросить до него веревку, ей пришлось спуститься опасно
близко к осыпи... и привязать веревку к седлу она не могла... Но потом дело
пошло лучше - он почувствовал это по натяжению веревки. Очевидно, Селия тоже
нашла какую-то опору. Когда он прополз еще немного, увидел, какую, - ту самую
скалу, что он заметил при спуске. И закрепила веревку там. Теперь он мог
ползти, не опасаясь, что стащит Селию вниз. Он полз на животе, пока не
почувствовал, что может подняться на ноги, которые, впрочем, подламывались от
слабости. Селия рванула веревку на себя, подхватила Оливера за локти и
подтянула к себе. Устоять, правда, они не смогли - оба съехали на землю.
- Надо было тебе меня там оставить, - одышливо сказал Оливер, - а то вечно
из-за меня одни неприятности.
- Дурак! - сердито выпалила она. И уже без злобы добавила: - Раньше бы
предложил, а теперь что, обратно тебя сталкивать?
Они оба расхохотались. Это была почти истерическая реакция на недавнюю
опасность, тот смех, который приходит на смену страху. Потому что Селия была
испугана, - он это видел, - впервые по-настоящему испугана на его памяти.
Сейчас же она, оглядывая его, грязного, пообтрепавшегося после подъема,
приговаривала сквозь смех: "Ну ты хорош!" - и вытирала рукавом пот со лба.
Отсмеявшись, Оливер сделал попытку встать - и замер. Уцепившись за край
скалы, он увидел вырезанный на ее ребре полустершийся от ветра древний символ -
квадрат, вписанный в круг. Знак Четырех Врат.
Скала была не просто скалой. Вросший в склон стоячий камень -
свидетельство языческих времен...
Последний раз он видел этот знак в день, когда понял, что жизнь его
изменится.
- Ты что уставился, - услышал он голос Селии, - будто призрак увидел?
- Может, и увидел, - медленно произнес он. Селия встала.
- Теперь вперед пойду я, - решительно сказала она. - Я легче, в случае
чего...
Он не возражал.
Почти три часа потребовалось, чтобы найти тропу, пригодную для лошадей. И
почти весь остаток дня ушел на спуск. Когда они позволили себе стать лагерем,
уже темнело. Но место было хорошее. Поблизости звенел катившийся вниз, к реке
наверное, ручей. Гай и Гней бродили по еще не совсем пожухлой траве. Это была
небольшая впадина, защищенная зарослями орешника, - теперь приходилось
хорониться на случай, если ребята Козодоя последовали вслед за своим скорбным
рукою товарищем. Пока что, кроме журчания ручья и фырканья лошадей, ничего не
было слышно. С вечера подходил туман, от которого Оливер уже успел отвыкнуть, -
много ли надо?
Снова туман.
Селия вернулась от ручья - опять умывалась, собственно, ему бы тоже не
мешало, пообнимавшись с горой.
- Ты так мне и не ответил, что тебя насторожило у скалы.
Он не видел причин скрывать и рассказал ей о знаке.
- В общем-то ничего удивительного в том, что я его увидел, нет. Укрепления
Вала строили карнионцы, а как нам говорят, развалин укреплений здесь
предостаточно, кое-что мы уже повидали. Просто перед нашей встречей я был в
часовне во имя святого Хамдира Эрдского, вот и вспомнил... этот знак почему-то
часто рисуют при образах Хамдира... сомнительного святого, которого, может, и
не было никогда, как и той Елены...
- Угу. Надо бы хворосту собрать, костер развести. - Она посмотрела на
орешник, но почему-то медлила. - Кстати, святой Хамдир существовал. Только он
был языческим святым. Знатным эрдом, перешедшим в карнионскую веру. У
карнионцев ведь были монастыри. А тот, в котором он подвизался, назывался
монастырем Четырех Врат.
Все это звучало вполне разумно и логично. Если забыть о том, что Селия
почти ничего не знала об эрдах и карнионцах. А то, что знала, он сам ей
рассказал.
Конечно, это можно было счесть блестящей догадкой. Но только в этот миг,
точно бусины, нанизанные на нить, зависли отдельные высказывания и поступки.
"То, что сидит во мне и приказывает убивать..." "Я здесь никогда не
бывала... кажется..." "Теперь я начинаю понимать... или вспоминать..." И
мастерский удар, нанесенный неумелой рукой.
- Селия, - тихо произнес он. - Ведь твоя цель ко всем обвинениям против
тебя отношения не имеет? И к Открывателям тоже? Это как-то связано... с твоей
личностью?
Она повернулась, и ему стало не по себе. Непроницаемые зеркала, служившие
ей глазами, словно повернулись на оси, и оттуда глянуло на Оливера какое-то
привычное, усталое отчаяние.
- Так тебе важно это знать? Изволь...
Так они и не развели костер. Уже стемнело, но я все еще - правда, смутно,
как при первой встрече, различал ее лицо.
- По-твоему, я сумасшедшая?
- Нет. Безумна твоя история, но не ты.
- Красно говоришь...
- И ты надеешься... если найдешь тот мост, сумеешь вспомнить?
- "Надеюсь" - неверное слово. Просто я хочу попробовать. "Не попробуешь -
не узнаешь", - как говаривали, правда несколько по другому поводу, в "Морском
чуде". Может, просто от злости - на Трибунал, на Найтли, на себя... Если бы я
была так же умна, как зла, давно бы уже во всем разобралась.
Она умолкла, опустив голову, и он хотел сказать, что то зло, воплощением
которого она себя считает, для него представляется абсолютным добром, но не мог
- губы не шевелились. Она вдруг встрепенулась, развела руками:
- Понимаешь, вот есть герои. Обязательно герои, настоящие мужчины - они
всегда стремятся мир спасти, в крайнем случае по мелочи - государство. А мне
вот судьбы мира - как-нибудь сами... Я хочу просто узнать, кто я. Или что я.
Жалкая цель, а?
- Не думаю. - Немоту наконец удалось победить. - И может быть, если бы
люди больше стремились узнать, кто они, с судьбами мира тоже бы обстояло
получше...
- Хорошо. Но это нужно мне. Ты в любом случае не выигрываешь ничего... вот
сегодня едва не погиб. Если бы я сорвалась со скалы, я бы знала, что погибаю на
пути к своей цели. А ты? Ничего хорошего на моем пути тебя не ждет, уж я знаю.
- Ты знаешь, но не понимаешь. Еще в тот день, когда в деревню пришел
конвой с "тримейнской еретичкой", у меня было предчувствие, будто что-то
случится... что-то навсегда изменит мою жизнь... и ждал знака. А потом я
услышал твой голос. Я еще не видел тебя, но знал, что всюду последую за тобой.
Это было наиболее откровенное признание, на которое он решился за все
время путешествия. И следовало идти до конца - но по напряженному очертанию ее
плеч, по наклону головы он, даже не видя лица, ощущал волну неприятия,
исходившую от нее. Она, не хотевшая знать ничего, кроме правды о самой себе,
запрещала ему говорить о своих чувствах, запрещала, не произнося ни слова. И,
скомкав фразу, он закончил нелепо и неуместно - настолько, насколько его
чувства были неуместны при ее целях.
- Не важно... как бы то ни было, ты ведь убедилась, что я твой друг.
- Друг... У меня никогда не было друзей. "Шлюхино отродье", "колдовское
отродье"... Никогда. И я не помню, чтоб это когда-либо меня огорчало. А ты...
под видимой мягкостью и сговорчивостью ты всегда делаешь только то, что хочешь.
И добиваешься, чего хочешь. Ты - опасный человек. Самый опасный из всех, кого я
знала.
Это был уже не просто запрет. Это было обвинение. И он растерялся -
настолько это не сочеталось с тем, что он привык думать о себе и слышать о себе
- никчемном и слабовольном.
Неужели Селия видит его таким... из-за своей чудовищной подозрительности?
А кому она могла бы доверять, если даже себе не доверяет? Что бы он ни
сказал, что бы ни сделал - это послужит лишним доказательством в ее списке
обвинений.
Он обречен молчать.
Но не обо всем.
- Тебе бы лучше поспать. Я посторожу, - сказал он. - Да, и вот что - надо
бы поразмыслить, где тебе раздобыть теплую одежду. Хоть и не бывает здесь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг