завизжали от восторга, немедля потащили несчастных хлопчиков на сеновал и,
выстроившись в очередь, не отпускали их до тех пор, пока не истощились
богатырские силы.
Как и у Никитина, в этой книжке ничему нельзя удивляться: на страницу, где
только что шествовал библейский Соломон Давидович, нежданно влетает
милицейский джип и поэтический стиль Песни Песен сменяется колоритным
сленгом российских омоновцев. Между делом там успевают проскочить и
Сервантес, и Шекспир, и советские песни прошлых, а также нынешних лет
/ничего, что я тоже назвал их советскими?/ Никакого смысла во всем этом
нет. Приключения есть, занимательности не отрицаю, сцены, воздействующие
на первую сигнальную систему - кровь, пытки, обнаженные женские груди - в
большом ассортименте. А вот смысла нет.
Если прежние "научники" верили, что так и только так, как считали они
/например, Ефремов/, и нужно сочинять фантастику, то нышешние прекрасно
знают, что к чему. В наши цинично-рыночные времена пишется прежде всего
то, что продается. А я уже говорил, что лучше всего продается то, что хуже
всего написано. В общем-то такая литература существовала всегда - Анна
Радклиф, Понсон дю Террайль, Эжен Сю, различные Наты Пинкертоны и Ники
Картеры... Из той же компании Бова-королевичи и "милорды глупые"... Я
сомневаюсь, что такой тяжелый и неблагодарный труд, как писательство,
стоит выполнять ради лишь одного гонорара. В более широком плане о том же
говорил еще Вересаев: "Если смысл всей борьбы за улучшение жизни - в том,
чтобы превратить жизнь в пирушку, сделать ее "сытою" и "благообразною", то
не стоит она этой борьбы". Впрочем, может быть, я продолжаю рассуждать,
как отсталый шестидесятник.
Но я бы назвал приведенные примеры сравнительно безобидными. С некоторыми
дело обстоит куда хуже.
Критически настроенный к роду человеческому немецкий зоолог К.Лоренц
как-то в сердцах сказал: "Будучи далек от того, чтобы видеть в человеке
подобие Божие, лучше которого ничего быть не может, я утверждаю более
скромно и, как мне кажется, с большим почтением к Творению и его
неиспользованным возможностям: связующее звено между животными и подлинно
человечными людьми, которое долго ищут и никак не могут найти, это мы!"
Как бы обидно ни звучали для людей его слова, но когда мы познакомимся,
например, с романом Сергея Иванова "Железный зверь" /1996 г./, то мы не
только вспомним Лоренца, но и подумаем: а не польстил ли он и автору, и
его герою?
"Роман "Железный зверь" - это жесткий сюжет..." - так начинается
обложечная аннотация сочинения Иванова. Фраза малость безграмотна, но черт
с ней, с грамотностью... "Жесткий сюжет" - это новомодный критический
термин для обозначения описаний непрерывного мордобоя. Парадокс на этот
раз заключается в том, что в романе сюжета-то и нет. В нем нет практически
и ничего остального, что должно наличествовать в полноценном литературном
произведении, но и на этом мы сейчас останавливаться не будем, а вот без
сюжета не обойтись. В подобных "жестких" "фэнтези" именно сюжет, интрига,
сцепление событий - единственное, что делает эти книги читаемыми.
Но что-то же должно быть в пятисотстраничном романе? Да, конечно, что-то
есть. Правда, всего два компонента, зато в большом количестве. Первый -
все те же поединки со всеми встречными и поперечными - от стражников до
пауков. Вторая составляющая книги... мм, как бы ее обозначить, учитывая,
что мы имеем дело не с издательствами "АСТ" и "Terra Fantastica", а с
воспитанными, надеюсь, читателями этой книги. Но вы и сами догадались.
Главный герой занимается застенчиво неназванным мною видом спорта столь же
непрерывно, как и поединками, попеременно, а зачастую и синхронно. Автор
превзошел самого себя, запихнув одну из соблазнительниц вместе с героем в
объемные доспехи и разместив ее так, что руки с мечами у него оставались
свободными для прочих действий. А больше в книге нет ничего, ну,
ничегошеньки, не говоря уже о таких высоких понятиях, как идеи,
размышления или хотя бы простой смысл.
Но если оставить ерничество, то философию в книге найти можно. Это та
самая "жесткая", злая философия, философия дикого зверя, единственная
радость которого - убивать. Впрочем, самый свирепый хищник убивает только,
когда он голоден. А у Д''Терика-Терика-Эрика в душе нет даже зачатка
великодушия, милосердия, жалости... Он знает лишь такие слова, как месть и
ненависть. Воистину - хищник-убийца. Вот почему я считаю, что Лоренц
польстил им обоим. От гамадрилов они, пожалуй, уже отслоились. Владеют
членораздельной речью. Автор, как видим, даже освоил письменность. Что же
касается их морального облика, то они находятся на уровне питекантропов.
/Автор нигде не размежевался с героем, так что я вправе считать Эрика
alter ego Иванова/. Словом, это такая книжка, что "когда прочтешь ее...
сотворишь больше крестных знамений, чем при виде самого дьявола", как
сказал испанский писатель Педро Аларкон.
Когда-то было в ходу выражение "внутренний редактор". Оно носило сугубо
отрицательный характер и означало, что наши писатели не свободны даже в
мыслях. От внутреннего редактора мы успешно избавились, но, похоже,
перегнули палку. Может быть, в некоторых случаях внутренний редактор и
даже внутренний цензор не помешал бы, напомнив, например, для кого мы
пишем и издаем книжки. И еще одно выражение некогда пользовалось у нас
популярностью - "некоммуникабельность". Этим словом наша публицистика
клеймила разрыв человеческих связей в буржуазном обществе,
восторжествовавшее отчуждение людей друг от друга, в отличие, разумеется,
от открытых навстречу каждому другу советских сердец. В книгах подобных
"Железному зверю" пропагандируется уже не просто некоммуникабельность, то
есть всего-навсего равнодушие, а всеобщее озверение, не в переносном, а в
прямом смысле слова. Идет смертельная война всех против всех. Но не верю
я в искренность рок-группы под названием "Страшный Суд", а потому их книги
меня и, мне кажется, никого другого взволновать, а тем более напугать не
могут. Это всего лишь мода. И ясно, что не от Кардена.
Мои слова не означают, конечно, что все без исключения писания в стиле
"фэнтези" и недавно рожденного, близкого по смыслу гибридного термина
"science fantasy" безнадежны.
Повести Александра Тюрина "Волшебная лампа генсека" /1995 г./ и "Фюрер
Нижнего Мира" /1996 г./ - своего рода дилогия. Нет, "Фюрер..." не
"продолжение" "Лампы...", в повести самостоятельный сюжет, вернее, новый
материал, потому что как раз сюжет-то очень напоминает "Волшебную
лампу...", только в ней фоном служит шумерская мифология, а в "Фюрере..."
- инкская. И главные герои в "Фюрере..." другие, но проскальзывают
знакомые нам по первой книге имена работников КГБ; вероятно, автор хотел
как бы мимоходом обратить наше внимание: постаревшие поклонники Лаврентия
Павловича занимают служебные кресла по сей день...
Я уже проговорился, что в повестях /особенно в первой/ задействована наша
госбезопасность, к которой автор относится - как бы помягче сказать - без
надлежащего уважения. Коротко сообщу, что по версии Тюрина в КГБ
/доперестроечных времен/ разрабатывался секретный проект "утилизации",
пользуясь выражением Стругацких, мистических представлений столь
отдаленных наших предков, как шумеры, на предмет идеологической шлифовки
умов советских людей. Мы и шумеры? Неожиданная параллель. Древневосточные
империи являли собой государства-муравейники, где каждый знал свой шесток.
Не о том ли мечтал кое-кто и у нас?
Правда, на первых порах автор меня, что называется, подкупил. Его герой,
майор КГБ Фролов активно общается с обитателями потустороннего мира, ведет
с ними, хоть и заочные, но задушевные беседы, энергично сражается со злыми
духами, без колебаний принимает помощь их оппонентов, так что мне
показалось, будто автор подает эту мистику всерьез, и в голове завертелось
сравнение с Крыжановской, пока я, наконец, не понял, что Тюрин воссоздает
модель или - как он сам любит выражаться - матрицу нашей судьбы:
коммунистические лидеры готовы были вступить /и вступали/ в союз с любыми
дьявольскими силами, лишь бы привести всех в состояние покорности,
единомыслия и бессрочного энтузиазма. Если для этой цели годится шумерская
нечисть, то почему бы не запустить в работу и ее? Лидеры замятинского
Города применяли спецсредства для подчинения своих "нумеров". Айтматовские
"опытники" выращивали иксотов, в чистые мозги которым они собирались
вложить нужную информацию. Простенькие операции на мозге или гораздо более
хитроумные воздействия на сознание подопытных, простите, подданных
специальными отравами, радиоволнами или демонами преследовали одну цель -
парализовать у человека волю. Как и чем - дело десятое.
Пусть основная мысль повести и не нова, но если понимать под аббревиатурой
КГБ не просто учреждение на Лубянке, а далеко еще неизжитое тоталитарное
мировосприятие, то нельзя не приветствовать любой свежий художественный
образ, который способствует извлечению из наших черепов мифологических или
идеологических демонов.
К сожалению, во второй повести ни сходной, ни несходной, словом, никакой
мысли нет. Ее заволокло пылью многостраничных поединков и сражений,
характерных для серийных "фэнтези". Конечно, конечно, герои сражаются не с
абстрактными чудовищами, а со сбежавшими к инкам фашистами. Уже
существенно. И в воображении генерального персонажа "Фюрера..." Хвостова
не случайно возникают картины того, во что может превратиться наш мир,
если им овладеют "Верховные инки", пришедшие в их мир из нашего же мира, а
если забыть про фантастику, то никуда из него и не уходившие. Можно было и
не бежать в Южную Америку. Так что направление мысли у автора осталось
верным, но по неписаному закону самоповторения никогда не удаются. Жаль.
Тюрин способен на большее.
У одаренной и эрудированной Юлии Латыниной в романе "Колдуны и империя"
/1996 г./ углядеть параллели с нашей действительностью нетрудно, они
рассыпаны на каждой странице. "Когда государство слабо, чиновники
корыстолюбивы, знамения прискорбны, урожаи скудны, а земледельцы будучи не
в состоянии прокормиться, уходят с земли и пускаются в торговлю". Про кого
это? Про планету Вея?
Но истинно фантастическая модель хороша тем, что заставляет смотреть на
простые вещи с непривычной точки зрения. Беда в том, что в "Колдунах и
империи" угол зрения - обычный, только имена и декорации иные. Надо ли
тратить столько усилий, чтобы сообщить читателю императивы, о которых он
ежедневно читает в газетах? Честное слово, я и раньше знал, что коррупция,
невежество, предательство осуждаемы наукой этикой, а у некоторых людей
даже и обыкновенной совестью.
Автор послесловия Р.Арбитман видит истоки "Колдунов..." в "Трудно быть
богом", снисходительно вспоминая тех давних рыцарей, которые несли хотя бы
в душе идеалы добра и доброты, о чем персонажи Латыниной и не поминают.
Как написано в послесловии, "пресловутое Время Иллюзий" завершилось, чему
рецензируемый роман представительницы нового, лишенного иллюзий поколения
- лишнее свидетельство. Романтики сменились прагматиками или - хуже того -
циниками. Снова рискуя быть смешным и старомодным, я хочу заявить, что это
неправда. Смею думать, что и Ю.Латынина, и Р.Арбитман к последней
малопочтенной команде не принадлежат...
Вообще-то я не вижу ничего плохого в жанре чудесных приключений, хотя,
повторяю, предпочитаю называть такие вещи фантазиями или фантастическими
сказками. Между прочим, определение совсем не индифферентно к содержанию.
Я даже полагаю, что у нас есть собственные традиции в этом жанре и только
плохое знакомство с классикой понуждает наших авторов плестись в хвосте у
гаррисонов. Приведу в пример рассказы В.Ф.Одоевского и И.С.Тургенева.
Неприемлемый для партийной критики оттенок мистики в этих рассказах легко
снимается, зато остается превосходный стиль, богатый язык, умение через
потусторонних посредников передавать натуральные картины отечественной
жизни.
Я даже думаю, что в нашем искореженном мире жанр, который находится в
таких же перекрученных отношениях с действительностью, не только имеет
шансы на успех, но и может поставить себе дерзкую задачу - вырваться на
первое место, оттеснив "твердую", как выражаются некоторые критики,
научную фантастику, чей золотой час, не исключено, уже позади. И, может
быть, я, сам того не подозревая, ставил ей памятник?
Четверостишие Гейне, как нельзя лучше отражает нынешнюю путаницу в
головах, общественных институтах, конституциях...
Весь мир на голове стоит.
Мы ходим вверх ногами.
И не один стрелок убит
В лесу тетеревами.
Да, может быть, мудрая сказка как раз окажется наиболее подходящим жанром
в этом перевернутом мире, чтобы, повторю еще раз, возродить те ценности,
за которые некогда сражались витязи-шестидесятники и которые не
обесценились, не потерялись. Может быть, именно с помощью увлекательной
сказки эти ценности снова начнут задерживаться в лабиринте извилин у
молодых людей, находящих время, чтобы оторваться от компьютеров для чтения
хорошей книжки. Находят же они время для чтения плохих. Иначе гибель,
иначе убитые стрелки так и останутся лежать в лесу.
Впрочем, тетеревов я хотел бы сохранить тоже.
Содержание
Сдвиг земной оси
В коммуне - остановка
Алексей Толстой как зеркало русской революции
Нереальная реальность
Сопротивление
Легенда о Беляеве
Если завтра война
Последний коммунист
Сарынь на кичку!
"Фантастика - это не жанр, это способ мыслить"
Нуль-литература
Страшен сон, да милостив Бог
Р 32
РЕВИЧ Всеволод Александрович.
"ПЕРЕКРЕСТОК УТОПИЙ".
Судьбы фантастики на фоне судеб страны. М. 1997. 384 стр.
ISBN 5-862666-007-0
Редактор...
Издательская лицензия....
Сдано в набор... Подписано в печать... Формат 84 ( 108 1/32. Гарнитура
"Таймс". Бумага... Печать... Усл.- печ. л. ... Уч.- изд. л. .Тираж 3000
экз. Заказ ©...
* Может быть, ничто не доказывает нашего обезьянничества так, как этот
уродливый, звучвщий совершенно не по-русски термин, прочно утвердившийся
на книжных обложках. По-английски это слово означает фантазия. Чем плохо?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг