самый ценный в своей коллекции. "Нет, - поправил себя, - самый ценный -
Аленкин куфический дирхем".
Борис Павлович уже предвкушал, как выстроит следующий свой урок вокруг
монеты Владислава Опольского.
У Борхеса он как-то вычитал следующую фразу: "Подобно всякому владельцу
библиотеки, Аврелиан чувствовал вину, что не знает ее всю; это
противоречивое чувство побудило его воспользоваться многими книгами, как
бы таившими упрек в невнимании". Хотя речь шла о коллекционере книг,
Борису Павловичу чувство это показалось очень близким. Как, наверное,
большинство коллекционирующих - не важно что, - он часто терзался
сознанием того, что тратит время и деньги на бессмысленное и бесполезное
занятие. Поэтому старался хоть каким-то образом оправдать свою страсть к
коллекционированию. В том числе и вкрапляя элементы наглядной демонстрации
в уроки.
Ребятишки, конечно, не всегда способны в полной мере оценить то, что он
приносит к ним. Но это не имеет значения. Борис Павлович и не хотел, чтобы
все его ученики стали нумизматами. Он просто делал свое дело, честно,
старательно - а уж как к этому отнесутся дети...
Кстати, было у него в 7-А двое мальчишек, которые всерьез начали
увлекаться нумизматикой. И как раз в понедельник у с 7-А урок истории.
Вот там Борис Павлович и планировал "обкатать" свое новое приобретение,
так сказать, придать ему статус полезного. Все совпадало, даже тема урока
подходила как нельзя лучше.
В понедельник Борис Павлович пришел на работу раньше обычного. Коробочка с
заветной монетой, казалось, приятно согревала сердце, и даже вечная адская
машинка в груди притихла, распалась на мелкие незначительные детали, уже
не способные причинить вред.
Урок проходил хорошо. К тому же сегодня не явился Крамаренко - записной
хулиган и бузотер, который частенько пытался сорвать занятия, не конкретно
Бориса Павловича, а вообще любого из педагогов.
Словом, чувствовалось, что урок удался. Ребята ни на что не отвлекались,
только внимательно слушали учителя. И глаза у них горели тем особым огнем,
который был дороже и важнее Борису Павловичу любых других наград.
Он ощущал себя летящим на загривке волны виндсерфенгистом. И искренне
удивился, когда легкая разноцветная доска под его ногами треснула.
...И - лицом в пенные брызги!
Как потом рассказывали ребята, сперва они увидели, что учитель чуть
перекосился на левое плечо и сутулился. Ничего страшного в этом они не
углядели, Борис Павлович часто так себя вел. Когда прихватывало сердце,
оно словно утяжеляло левый бок и тянуло тело к земле.
...А потом учитель медленно осел, наваливаясь спиной на стенку и хватая
ртом воздух, как выхваченная из воды рыба.
И чешуйкой тусклой мелькнуло что-то в воздухе - и пропало.
...А Борис Павлович видел совсем другое. Взлетел в недосягаемые дали
потолок, и показалось, что оторванность от него (а не от земли, как у
древнего Антея) - смертельна! Она ослабляла Бориса Павловича; пальцы его
неожиданно разжались, и полугрош Владислава Опольского взлетел в воздух.
Почудилось: монета на мгновение зависла в воздухе выщербленной болезненной
луной - и не просто зависла, ее перехватили чьи-то другие пальцы,
уверенные и цепкие, на среднем из которых блеснул перстень с печаткой.
Холеный ноготь прищелкнул по аверсу, белоснежная подушечка указательного
огладила выпуклости чеканки - и чужая кисть крепко сжала полугрош в кулаке.
Исчезла. Вместе с монетой.
И секундой спустя сердце, которое, мнилось, решило-таки окончательно дать
отставку своему владельцу (а не хозяину!), - смилостивилось, отпустило.
- Борис Палыч!.. Борис Палыч!.. - обступили его ребята. - Вам плохо? Вам
помочь?
Как же они удивились, когда "Монетник" медленно, но вполне уверенно
поднялся с пола и улыбнулся им:
- Да нет, все в порядке. Мне было плохо. Теперь прошло. Все хорошо.
Спасибо, ребята. Урок окончен.
Прозвенел звонок.
Дмитрук, один из двоих "нумизматов" из 7-А, догнал учителя уже на лестнице.
- Борис Павлович, а... простите, я хотел попросить... ну, полугрош
Опольского - можно посмотреть, хотя бы здесь, в ваших руках?
- Знаешь, Славик... я, кажется, потерял его в классе.
Дмитрук растерянно моргнул своими длиннющими, как у девчонки, ресницами.
Голос его, который только-только переходил на басы, сорвался:
- Но как же?! Почему вы даже не искали его?!
- Да разве найдешь? Закатился в какую-то щель между паркетинами - и с
концами.
- Мы поищем! С ребятами! Обязательно! И если найдем - отдадим вам.
Борис Павлович рассеянно кивнул, поблагодарил мальчика и пошел в
учительскую. Остальной день прошел без приключений.
И только на пути домой, втиснувшись в битком набитый троллейбус, Борис
Павлович задумался: а правда, почему он даже не попытался искать полугрош?
Из-за примерещившейся руки? Но это же сплошная мистика, товарищи мои! Как
такое может быть - и если может, то согласно каким законам объяснить сие?!
Чушь! Бред! Нонсенс!
Мысли о случившемся не выходили у него из головы весь вечер, даже когда
проверял тетрадки и готовился к завтрашнему дню.
Что-то еще было не так.
- Борюнь, вот видишь! - с нежностью сказала жена за ужином. - Как начал
принимать таблетки, так сразу и полегчало тебе. Невооруженным взглядом
видно, между прочим! А ты бурчал: не надо, без толку!..
Сперва он и не сообразил, о чем это Аленка. И только потом вспомнил, что
должен был в прошлую субботу купить очередной препарат против своего
сердца - должен был, но купил совсем другое.
Так называемый русский полугрош Владислава Опольского.
А ведь и в самом деле, сердце о себе сегодня больше не напоминало. Обычно
оно если и не покалывает, то ноет беспрерывно - и ты вынужден ходить
сутулившись, потому что так немножко легче. А после урока с пропажей
полугроша сердце вообще начало вести себя примерно. И стучит себе
размеренно, четко - красиво стучит. Всегда бы так!
Неужели это как-то связано: затерявшийся полугрош
/рука, выхватившая его из воздуха!/
и присмиревшее сердце?..
Не может быть! Случайность!
...А полугроша - до слез жалко! Ну ладно, пропал и пропал, забыли и
проехали - так ведь не дадут забыть. Тот же Китайкин - язви его в душу! -
еженедельно будет напоминать.
В своих предчувствиях Гуртовник не ошибся.
- Привет, Бор-Палыч! Просим-просим, свято место пана дожидает. - Китайкин
вообще до скукоты зевотной предсказуем в своих хохмических изысках. Они
его веселят - и этого ему достаточно.
- А скажи, Бор-Палыч, как там твой Опольский поживает? Место для него
нашлось? А то если нет, я готов сдать ему уголок в своем лучшем альбоме. И
забесплатно.
- Нашлось место. - отмахивается, улыбаясь, Борис Павлович. - Хотя спасибо
за щедрое предложение. Ценю.
А что толку на зубоскала обижаться? Оно ж как дитя; да и симпатичен,
чертяка, ничего тут не поделаешь! Харизма, товарищи, это вам не просто так.
- Молодой человек, у вас все в порядке? - осторожно спрашивает старик
Пугачин. - Странно вы сегодня выглядите. Вроде и довольны, а вроде и
чем-то угнетены.
- Ветры враждебные, - отшутился Борис Павлович. - Дуют и гнетут.
- Ну, как знаете, - старик, похоже, обиделся.
Он дулся и отмалчивался весь день, так что общаться Гуртовнику Павловичу
волей-неволей пришлось с Китайкиным. Вернее, слушать оного.
Китайкин трепался буквально обо всем и был неостанавливаем, аки
разбушевавшаяся стихия. В конце концов Борис Павлович утомился его
слушать, отошел к бревнышку и присел там.
День сегодня выдался погожий, но вот покупателей почему-то маловато. И
можно поэтому просто расслабиться и отдохнуть - после такой-то напряженной
недельки!
...Борис Павлович так и не разобрался с тем, что же произошло в
понедельник. Он по-прежнему не желал верить в связь между пропажей
полугроша и тем, что сердце его всю неделю вело себя смирно, просто-таки
примерно. И уж подавно не желал верить в реальность существования той
руки...
В конце концов Борис Павлович запретил себе думать о случившемся. Да и
некогда было - дела, дела... А вот сейчас выдался свободный денек и как-то
сами собой мысли вернулись к анализу того происшествия.
Машинально Борис Павлович взял из банки с мелочью, что стояла на его
"прилавке", какую-то монетку и начал подбрасывать - это его успокаивало.
Клиент не шел. Китайкин нудил. А Борис Павлович всё думал, думал, ду...
Сердце ударило неожиданно - словно штыком изнутри; тело напряглось, само
собой выгибаясь натянутым луком. И монетка, конечно же, вылетела из
обессилевших пальцев.
Дальнейшему Борис Павлович уже не удивлялся.
Рука медленно проявилась в воздухе - и на сей раз была она с тонкими
юношескими пальцами, измазанными в чернильных пятнах и с многочисленными
заусенцами. Пальцы с ленцой, как будто нехотя, взяли из воздуха монетку -
и рука исчезла.
И приступ у Бориса Павловича, разумеется, тоже прошел.
Все случилось так быстро, что никто ничего не заметил. Да, наверное, руку
бы и не увидели ни Китайкин, ни Пугачин - почему-то Борис Павлович был
уверен, что она является только ему одному. И точно так же он не
сомневался, что монетку (кстати, что это был за экземпляр? хоть бы не
слишком дорогой!..) уже не отыскать.
В тот день Борис Павлович ушел из парка раньше. Он до сих пор и понятия не
имел о природе происходящего с ним, но кое-какие выводы все же вынужден
был сделать. Вот уже дважды во время приступа в воздухе появляются чьи-то
руки, которые выхватывают и забирают монетку, по стечению обстоятельств
как раз оказывающуюся в воздухе. После чего приступ у Бориса Павловича
проходит, и некоторое время спустя сердце не беспокоит его.
Следовательно... Нет, товарищи дорогие, мы, конечно, в мистику никакую не
верим, но... Но что мешает, например, просто носить с собой в кармане
монетку - на всякий случай? А там уже - как получится.
И - получалось! Не ломая больше голову над причинами таинственного
явления, Борис Павлович просто бросал монетки всякий раз, когда снова
прихватывало сердце. И руки - всегда другие - выпрыгивали из воздуха
жадными псами, чтобы поймать и пожрать откупные жертвы.
О, эти псы оказались дьявольски разборчивыми! Их не интересовали простые,
разменные монеты, которые не имеют ценности для нумизмата. Только
коллекционные экземпляры, и чем они ценнее, тем сильнее был эффект. В
зависимости от дороговизны того или иного экземпляра сердце могло
отпустить на полдня, на полчаса или вообще не среагировать на подачку. И
тогда приходилось швырять что-нибудь покрупнее.
Когда он определил закономерности в поведении рук, Борис Павлович выстроил
и политику своего поведения. Он рассчитал, сколько и какие монеты следует
носить с собой, чтобы обезопаситься от возможных атак сердца. Сперва пошли
в ход двойные и обменные экземпляры. Запасов их должно было хватить на
несколько месяцев - более, чем предостаточно, чтобы некоторое время
чувствовать себя в безопасности. Черт возьми, товарищи дорогие, многие ли
из вас уверены, что доживут до вечера?! А тут...
И какая, в конце концов, разница, почему происходит то, что происходит?!
...Сперва самой большой трудностью при жертвоприношениях представлялся
момент подбрасывания монетки. Рук-псов, конечно, никто, кроме Бориса
Павловича, не замечал, но вот самого-то Бориса Павловича видели. И когда
он подбрасывал монетку - тоже. Если бы на это стали обращать внимание, кто
знает, как бы все обернулось. Опять же, не везде можно так просто
подбросить монетку - например, попробуйте-ка сделать это в тесном
троллейбусе или во время урока!
К счастью, со временем Гуртовник научился предугадывать начало приступов и
загодя подбрасывал монетку.
Таким образом ему удалось продержаться чуть больше месяца. Потом начались
проблемы.
Руки-псы подняли цену - теперь они вообще отказывались принимать дешевые
двойные экземпляры, а самые дорогие из них, хоть и срабатывали, но крайне
слабо. Руки требовали большего. Они желали коллекционных экземпляров.
Поразмыслив, Борис Павлович на время отказался от жертвоприношений - в
результате болевые атаки сердца возобновились и стали еще нещаднее. В
конце концов Гуртовник не выдержал - и продолжал "скармливание" рукам,
теперь уже коллекционных экземпляров. Сперва тех, что были ему менее
дороги. Потом...
- Что-то с вами, молодой человек, все-таки происходит, - прокряхтел как-то
старик Пугачин. - Уж не с Хароном ли, часом, вы повстречались?
На дворе стоял ноябрь, сегодня выпал первый снежок, и это, похоже, был
последний раз в нынешнем году, когда они торговали на улице. Балагур
Китайкин отсутствовал - укатил на дачу, "консервировать" ее на зиму.
Борис Павлович на слова Пугачина только невесело усмехнулся - накануне он
как раз скормил рукам два серебряных аттических обола.
- Вот давно хотел у вас спросить, Роман Владимирович. Вы ведь так сказать
коллекционер-ветеран, со стажем. Почему вы собираете монеты?
Он пожал своими марионетковыми плечами:
- Если бы знал - наверное, и не собирал бы. Коллекционирование - оно,
молодой человек, сродни любви: любят ведь просто, а не за что-то
конкретное. В этом и заключается, если хотите, его главное очарование. Ну,
еще нумизматика для меня, должно быть, своего рода отдушина. В наше время,
знаете, не всегда и не всем удавалось заниматься любимым делом. Многие об
этом даже и не задумывались, работа была средством зарабатывания денег -
на жизнь. А жизнь, большая ее половина, проходила в работе. И нужно же
было хоть какую-то долю отведенного тебе времени прожить, получая
удовольствие.
Пугачин помолчал, задумчиво потирая пальцами подбородок.
- Знаете, сперва-то я всё переживал: мол, на всякую ерунду время трачу,
копейки видите ли собираю, а толку от этого... А потом подумал: черт
возьми, а то, что я успокаиваюсь, когда занимаюсь своими монетами, то, что
я удовольствие от этого получаю, - неужели же не польза?! Польза! И с тех
пор успокоился. Перестал на других оглядываться. А еще решил, что ни в
коем случае не позволю детям после смерти, чтобы коллекцию распродали по
частям. Завещаю музею. Им, детям, и так не пустой угол оставлю - да и
взрослые они уже у меня, что старший, что младшая, - сами на жизнь
зарабатывают будь здоров! А коллекция... только тогда она и коллекция,
когда вместе собрана.
- От латинского "collectio", - машинально подсказал Борис Павлович. - Что
означает "собирание".
- Да-да, правильно. Вот я это и имею в виду.
Разговор как-то сам собой приугас.
Вот только никак не выходил у Гуртовника из головы...
Зима в тот год выдалась суровая, щедрая и на снег, и на лед. Она
попеременно одаривала Киев то одним, то другим - и машины то буксовали в
грязном вязком крошеве, то наоборот - их заносило на поворотах, они
попадали в аварии...
Коллекция Бориса Павловича дробилась и исчезала в пастях-кулаках
таинственных рук. Несколько раз он делал попытку остановиться, но всегда
снова возвращался к жертвоприношениям. И всякий раз противостоять
рукам-псам становилось все сложнее. Очень уж долгое время Борис Павлович
жил в постоянном соседстве с болью, он свыкся с ней, сроднился - и когда
оказалось, что можно жить и без нее, возвращаться к прошлому состоянию
было трудно, почти немыслимо.
Пытаясь сохранить хотя бы фрагмент коллекции, он отобрал лучшую ее часть и
отдал Дмитруку.
- Борис Павлович... Я не могу...
- Славик, я прошу тебя просто взять их на хранение. На время. У меня
сейчас дома ремонт, все перевернуто с ног на голову. Боюсь, потеряются. И
кстати, ты же хотел писать реферат по нумизматике на Малую Академию - вот,
с ними тебе будет легче это сделать.
- Спасибо, Борис Павлович! Я ни одной не потеряю!
- Я не сомневаюсь, Славик. Не сомневаюсь... Да, чуть не забыл! - он,
повинуясь минутному импульсу, вынул из кармана "дежурную" монету - двойной
червонец Петра I - и передал мальчику. - Это тоже возьми, в коллекцию.
Домой Борис Павлович возвращался в приподнятом настроении, даже не до
конца понимая его природу. Вообще все складывалось более чем удачно: и
уроки прошли легко, и троллейбус попался пустой... Опять-таки, завтра
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг