грядущего бесславия, от которого не сбежать, не спрятаться, с которым
нельзя сразиться, которое предрешено, как твое рождение. Вот только в
предрешении рождения принимал участие Создатель, а здесь - какой-то
самозваный Темный бог... да полно, был бы он самозваным, драконы б нашли,
как проучить дерзкого. Так ведь нет, за ним (или уже за Ним?!.)
чувствовалась реальная, вполне ощутимая сила, которая всех их могла
просто-напросто смести, как легкий ленивый ветерок Теплыня сметает соринки
с уступа - играючи, так, между прочим, не прикладывая для этого никаких
усилий, походя.
Темный бог явился под вечер (дождило вот уже второй день подряд), вошел
в Зал, взглядом отыскал Короля. "Ничего-ничего, можешь оставаться там, где
сидишь. Слушай-ка вот, что я тебе скажу. Внимательно слушай". Старый
дракон внимательно выслушал гостя и дал согласие на все, дал прежде всего
потому, что от этого уже ничего не зависело. Выхода не было... Так думали
почти все, в том числе и Темный бог, но старый дракон догадывался, что тот
ошибается. "Должен где-то существовать выход, должен, не может такого
быть, чтобы вот так просто он мог нас всех заколдовать. Должен..." Но,
похоже, его таки не существовало. Уж сколько пробовали снять заклятье,
сколько творили волшбу, да такую сильную, прибегать к которой раньше
просто опасались, - а все без толку. И - куда деваться - пришлось летать,
пришлось лишать кого-то свободы, чтобы сохранить собственную жизнь. Право
слово, слишком высокая, до жестокого неприемлемая цена! Большинство
драконов мучилось этой необходимостью, но приняло ее как данность и
подчинилось повороту судьбы, не пытаясь что-либо изменить. Не так -
сначала пытались все, но со временем... - нет, не привыкли, но смирились.
Только старый Король с упорством обреченного все искал несуществующий
выход.
Когда же он окончательно понял, что уже не спастись, стало как-то
поспокойнее. Теперь можно было не суетиться, а всерьез задуматься над тем,
что же происходит. "Уж если этот Темный бог так ненавидит драконов, почему
же он не уничтожил нас? Значит, для чего-то мы ему нужны, этому
самозваному божеству, для чего-то нужно ему все то, что мы сейчас творим.
И заставил он нас это делать не из безумной тяги причинять другим мучения,
нет в нем той черты, по которой безошибочно угадывается сумасшествие, а
следовательно, этот Темный бог извлекает какую-то пользу из наших (и не
только, и не столько, из наших) страданий. Ну что же, если нельзя
избавиться от проклятия, можно избавиться от этой жизни". Разумеется, он
понимал, что не все так просто. Кое-кто из народа уже пытался покончить с
собой, но у них ничего не получилось. Заложенная Создателем неистребимая
тяга к жизни была изначально задумана для того, чтобы та мудрость,
хранителями (и носителями) которой являлись представители народа, не
смогла уйти из мира. А ведь это произойдет, стоит умереть дракону. Теперь
сия тяга обратилась против них самих, но Король, только в последние
печальные годы осознавший все возможности своей волшбы, знал, что здесь он
еще может побороться.
Смешно - побороться за смерть. Он призвал к себе всех тех, в ком еще
видел драконов прошлых лет, существ мудрых и бесстрашных, смелых,
отважных, благородных... да полно, те времена давно прошли, а взамен
наступили новые, страшные, неправильные. Порванные.
Король поведал собравшимся о своем плане, и они после
непродолжительного молчания
/ты ведь и так знаешь, что другого выхода... не найти. Тогда стоит ли
молчать, коль все уже известно наперед? Стоит. Так... спокойнее/
согласились. Снять заклятье было не в их силах, равно как и убить себя,
но вот вложить эту миссию в руки других они могли. И смогли.
Втайне от других Избранными была создана предопределенность, в
результате которой драконы освободились бы от заклятья. Разумеется, их
волшба была слабее магии Создателя или же Темного бога, а посему драконы
сами не ведали всех деталей созданной ими предопределенности. Им
оставалось лишь ждать, влача тем временем позорное существование. Они
ждали.
В Зале Короля мягко плескалась тьма. Стояла бархатная летняя ночь, одна
из тех ночей, когда все в мире замирает от блаженного осознания
собственного бытия; нежный ветерок пробегает по ущельям и уступам,
поглаживая вихры одиноких пучков горной травы, а звезды сияют так ярко и
чисто, что в душе начинает рождаться нечто и вовсе уж невозможное,
прекрасное, волшебное. Выбравшись из норок и щелей, очистив усики, лапки и
крылья, начинают петь сверчки, пронзая свежий воздух тонкими невидимыми
нитями мелодий, натягивая эти нити, образуя чудесный ковер, - и, когда вы
задеваете незримую ткань, она трепещет от прикосновения и дарит вам покой
и мир. Тогда вы вдыхаете живительный ветерок, расправляете кожистые крылья
и ступаете с утеса прямо в небо, подхватывая потоки воздуха, опираясь на
них, уже одним своим существованием вплетаясь в общую мелодию окружающего
вас великолепия. Вы летите. Этот момент всегда самый волшебный, самый
запоминающийся, и, сколько бы вы ни летали днем, вам не понять того
ощущения распахнутости и свободы, которое наполняет вас в ночном небе.
Каждая частица вашего тела чиста и невесома, она светится, даря
окружающему свою радость и свой полет. Вы...
"Я иду".
Король вздрогнул и проснулся. В Зале было темно (ночь, как-никак), и в
этой тьме эхом дрожали слова. "Я иду".
Значит, Срок настал. Все-таки удалось.
Он тяжело вздохнул, помотал головой, жалея, что это случилось именно
сегодня. Такого сна старик не видел уже несколько сотен лет подряд, и была
какая-то обидная несправедливость в том, что как раз этой ночью пришло
подтверждение. "Идет. Интересно, сколько времени у нас осталось. Хотя -
времени для чего? Лишь бы он успел до Срока. Не хочется осквернять себя
еще раз". Потом хрипло рассмеялся, глядя на ненавистный Камень. "Каков я
стал! Себялюбец. Оскверняться ему не хочется! А то, что снова погибнут
живые и разумные существа, - это мелочи. Плох ты стал, старик, совсем
плох. Самое время уйти. Поторопись, мальчик. Мы ждем".
Он так и не уснул до утра. Прощался с жизнью, вспоминая все то, что
видел, слышал, чувствовал. Остальное - необходимое - уже было сделано,
свитки ждали хозяина. И еще следовало помнить о детях, нерожденных детях,
но здесь он не мог ничего поделать. Народ пока не знал. Король не решился
раскрыть им тайну, потому что многие могли не выдержать ожидания и
сорваться. "Многие"! - да он сам еле сдерживался, а иногда - о Создатель!
- иногда так хотелось отыскать убийцу и вырвать у него сердце, принести и
швырнуть в чашу бездыханное, полное живительной крови тело, чтобы...
Вот-вот. Именно об этом и речь. Поэтому с детьми придется решать потом.
Сейчас у него была ночь, - может быть, последняя ночь, - и нужно провести
ее так, чтобы потом не хотелось все переиграть по-другому.
Старик отдался воспоминаниям, не замечая, как большие, сверкающие в
звездном свете капли родились у уголков его глаз и помчались к краю лица,
а потом - сначала одна, затем с мгновенным запозданием - другая -
сорвались вниз и шлепнулись на каменный пол Зала.
Стоит ли обращать на них внимание? К утру высохнут.
Ни Король, ни кто-либо другой во всем Нисе не знал, что чары Темного
бога ослабли. И предопределенность, созданная драконами, была уже ни к
чему...
Гулкие пещеры мертвым эхом отзовутся грустно.
...пусто.
Здесь когда-то кто-то жил.
...не тужил.
Но давно никого уж нет здесь.
...есть!
Только память по залам шуршит
платьем из высохших выпавших листьев:
"Я помню, я помню, и здесь была жизнь.
Я помню, я верю", - и молится истово.
Только она - все другие забыли,
жили ли здесь иль от века не жили.
...были...
Путник заблудший, возможно, когда-то
здесь заночует, заснет неспокойно,
словно почувствует: даты и даты
мерно считает город-покойник.
Только считает... А что остается,
если над ним даже время смеется?!
...бьется.
Со временем бьется уныло, устало,
много веков, уж не веря в победу,
умерший город... Снегов его талых
не пробивают растений побеги.
А солнце лучами бьет непрестанно,
жалит и жжет - и никак не устанет.
...странно.
Как страшно, как дико, что все позабыли
о том, что здесь было,
о тех, что здесь жили.
Как больно, как жалко и как же обидно:
надежда пропала,
надежды не видно.
Но, может быть, кто-нибудь все же зайдет,
и город найдет, и вспомнит,
и вспомнит, и вспомнит, и вспомнит...
..."помню"...
10
Нас обрекли на медленную смерть,
Мы к ней для верности прикованы цепями...
...Но рано нас равнять с болотной слизью! -
Мы гнезд себе на гнили не совьем!
Мы не умрем мучительною жизнью -
Мы верной смертью лучше оживем!
Владимир Высоцкий
К тому времени, когда они оказались на месте, Ренкр уже почти ничего не
ощущал - ничего, кроме неотступного мучительного чувства голода. Он даже
не пытался подсчитать, сколько времени уже не брал и крошки в рот. Дракон,
правда, позволил долинщику напиться, когда они пролетали над какой-то
горной речушкой, - парень не стерпел и попросил, чтобы тот спустился.
Крылач на удивление спокойно отреагировал и, ни слова не говоря,
приземлился на поросший сочной зеленой травой берег. Альв спрыгнул с его
спины и, подбежав к воде, упал лицом в голубоватую жидкость, жадно глотая
ее, впитывая каждой частичкой кожи, неспособный, казалось, насытиться до
предела. Его пленитель терпеливо дожидался поодаль, не подгоняя, но и не
спуская с парня внимательных глаз. А тот, между прочим, сейчас и не думал
сбегать. Много ли набегаешь с пустым желудком? То-то!
Потом, когда вода наполнила его, словно пустой высохший бурдюк, Ренкр
отполз от реки, скользя по грязи влажными руками, и рухнул в траву, не
обращая ни малейшего внимания на происходящее. Заснул.
К удивлению альва, дракон не стал его будить. Он терпеливо дождался,
пока пленник проснется, позволил ему еще раз напиться и вымыть измазанное
кровью и грязью лицо, только после этого подхватил за воротник истрепанной
куртки и усадил на спину. Взлетели. Была ночь, но сложно понять - то ли
она началась, то ли заканчивается. Не важно. Парень обхватил руками шип и
опять уснул.
Проснулся он уже днем. Все так же проносились внизу отмеченные
драконьей тенью леса и горы - все больше горы, и Ренкр понял, что уже
скоро... При этом он даже не до конца понимал, что "скоро". Просто
"скоро", и все. Там разберемся. Или за нас разберутся, главное - что-то
обязательно решится, завершится и уже не будет давить на плечи
непрестанным, неизбывным грузом. Может быть, даже удастся выспаться и
наесться, хотя, конечно, это вряд ли. Он потер ладонью лицо, разгоняя
застоявшуюся кровь, одновременно срывая засохшую корку с тысячи мелких
ранок, но все это были мелочи, на которые сейчас не стоило обращать
внимания. Уже скоро. Ренкр встряхнул головой, отгоняя навязчивую мысль, но
она не отгонялась. Будто сладкая тянучка, прилипла к тебе, дразня,
раздражая ноздри приторным запахом. Тьфу, гадость!
Ничего не хотелось. Абсолютно ничего, даже думать о спасении. Потому
что сейчас ощущение того, что все давным-давно решено, улажено и
продумано, стало особенно отчетливым, и не слушаться его было невозможно.
Если Ренкру суждено спастись, он спасется, если нет - не стоит даже и
пытаться. "А если как раз это никого не волнует?" - мелькнула склизкая
мыслишка. Юноша задушил ее, хотя... Глупости. Единственное, чем сейчас
имело смысл заняться, - спать. Спать. Уснуть и видеть сны, как говорил
один его давний знакомый. Нет, что вы, никак не друг. Друзей... В этом
мире было что угодно, только не друзья. Друзья остались где-то там, в
далекой жизни, в горах и в долине, а здесь только спутники и враги. И тех
и других вдосталь, а которые лучше?.. Даже неизвестно.
В результате он все-таки снова уснул. И видел сны.
Солнышко уже садилось. Его оранжевые волны ложились на лицо теплыми
ладонями матери, и казалось, это она целует его в лоб, гладит по щеке и
шепчет: "Сыночек, мой сыночек. Вернулся". И не было сил признаться, что
все - только сон, не хотелось расстраивать мать, она и так уже
исстрадалась, одна, в этом маленьком старом городишке, где каждый камень
напоминал о нем и об отце. В особенности же те два камня, что лежали на
Площади.
Он с опаской открыл глаза. Не было матери, не было ее ладоней, не было
ее голоса. Было только заходящее солнце, выкошенное поле, холмики стогов и
Дом, стоявший в тени городских стен. На крыльце старой усталой ящерицей
дожидался мастер Вальрон. Ренкр подошел к учителю, затаив дыхание, боясь,
что тот сейчас начнет отчитывать его, хотя, казалось бы, он ничего такого
не сделал, за что можно было бы отчитывать. Мастер безмерно постарел,
маленькие черные глаза спрятались в глазницах обтянутого мягкой, собранной
в складки, шелушащейся кожей черепа; бороды и вовсе не было, только седые
брови оставались по-прежнему густыми. Он опирался на короткую,
неестественно ровную палку, которой раньше тоже не было, и пристально
глядел запавшими глазами на приближающегося Ренкра.
- Ну здравствуй, мальчик, - проскрипел учитель своим "обычным" голосом.
- Ты, я вижу, держишься молодцом. Правильно. Это очень правильно. Видит
Создатель, если б мог, я бы рассказал о тебе такую Легенду, которая
затмила бы все иные.
- Нет, - покачал головой Ренкр. - Не нужно Легенд. Их уже и так
предостаточно. Лучше правду, мастер, лучше правду, а еще лучше - вообще
ничего. Потому что рассказывают для того, чтобы не забывали, а о таком
лучше всего забыть.
- Ты никогда не хотел быть Героем, - сокрушенно покачал головой
Вальрон.
- Верно, - согласился с ним молодой альв. - Никогда не хотел и искренне
сожалею о тех, кто мечтает стать таким, как я. Потому что в конечном счете
все сводится к мозолям в душе, крови на руках и ожогам на сердце. Не
слишком привлекательная участь.
- Но иногда нужен кто-то, чтобы спасти этот несовершенный мир, -
заметил мастер.
- Да, - согласился он, - иногда нужен. Но только не стоит величать его
Героем - он сие делает не ради славы, никогда ради славы, а только во имя
своей собственной совести, которой иногда так трудно пожертвовать,
поступиться! Учитывая это, слово "Герой" - жестокая насмешка, и не более
того. Уж поверь мне.
- Верю, - кивнул Вальрон. - Охотно верю. Потому что я сам... - Голос
старика сорвался. - Помнишь мою Легенду о трех ребятах, которые хотели
стать Героями, а стали предателями только лишь потому, что поторопились?
Одним из них был я. Смешно, не правда ли? - я, неудачник, учил так много
ткарнов тех, кто оказывался лучше меня: смелее, терпеливее, благороднее. И
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг