проторенной в траве.
Поднялся ветер. Метелки хлестали Журского по штанинам, но он не замечал
этого, как не замечал и того, что похолодало. Юрий Николаевич вообще не
видел сейчас ничего, кроме одинокой избушки, к которой он направлялся -
намеренно спокойным. неторопливым шагом.
"Может, старика вообще нету дома, а я уже паникую", - думал - и чувствовал
внимательный оценивающий взгляд.
Откуда смотрят? Из окна? Или из-под старого тележного остова, который
разбившимся о рифы кораблем лежит здесь, выброшенный на берег травянистого
моря? А может быть, их несколько, невидимых наблюдателей?
Он вспомнил тот день, когда впервые столкнулся со скрытой силой этого
подворья - далекую-далекую зиму его тринадцатилетия. Были каникулы
каникулы только начались, Юрась, закончивший четверть почти на "отлично",
до ночи пропадал на улице. Занятия на скрипке не в счет - к ним он привык
и даже, к удивлению как сверстников, так и взрослых, умудрялся получать от
упражнений удовольствие. Но то - утром или ближе к вечеру, а днем -
катание на самодельных санках, снежные баталии, строительство крепостей...
Мать с отцом, словно сговорившись, не трогали ребенка, давая ему как
следует отдохнуть.
А играть в снежки и возводить стены лучше всего было на границе деревни и
леса - большой участок, цветущий и колосившийся летом, зимой превращался в
идеальную площадку для забав. Что же до одинокого дома, который "бацьки"
строго-настрого велели обходить стороной - так и бес с ним, с домом! Хотя,
конечно, любопытно, что в нем такого особенного... Ну живет какой-то
дядька, Юрась даже видел его пару раз, когда с отцом проезжал мимо: стоял
себе мужик во дворе, чего-то мастерил. Конечно, не совсем обычно, чтобы
жить одному, да еще на отшибе, вдали от всех - но мало ли как бывает.
Кстати, и живет-то мужик не один, а со стареньким отцом (так ребята
рассказывали - они же, ребята, строили самые разные догадки насчет того,
почему родители так относятся к отшельникам: представляли последних
уголовниками, обрусевшими фашистами, американскими шпионами...)
Но ничего такого уж завлекательного в одиноком доме мальчишки не находили.
Особенно после того, как Михай Грышчук грозился пробраться на подворье
отшельников - а день спустя выполнил обещанку, но вернулся домой странно
притихший и неделю на уроках предпочитал стоять. Насевшие со всех сторон
пацаны добились только одного - гордо продемонстрированных голеней,
которые оказались жестоко обожженны крапивой. По всей видимости, крапива
же погуляла по Михаю и значительно выше коленок.
К изумлению мальчишек, Грышчукова мамаша, баба бойкая и цепкая, не
побежала жаловаться на отшельников властям и сама никаких карательных мер
не приняла (пострадавший Михай не в счет).
С тех пор одинокий дом ребята обходили стороной, упорно делая вид, что его
не существует. Словно инстинктивно чуяли, насколько серьезной и опасной
была бы любая попытка вмешаться в тамошнюю жизнь.
Сегодня же все случилось само собой. Рыжань, веселый и непосредственный
пес, принадлежавший Витюхе-Хворостине, всегда принимал в ребячьих играх
самое активное участие. И надо же было такому случиться, чтобы выхватив
сбитую в запале сражения Юрасеву шапку-ушанку, Рыжань решил позабавиться.
Он выждал, пока потерю обнаружили, радостно вильнул хвостом-бубликом и
рванул как можно дальше от преследователя.
- Стой! - крикнул Юрась, хотя особо в порядочность пса не верил. - Брось,
дурень! Эх!..
Шапку мать привезла из района, отдав за нее несусветные деньги.
- Гэта ж чужое! - вторил Витюха. - А ну стой! Рыжань!
А Рыжань рассекал снежное море, направляясь прямиком к домику отшельников.
Когда преследователи бежали недостаточно быстро, пес даже притормаживал,
чтобы подождать их. Впрочем, почти все ребята отстали - кроме
назадачливого владельца шапки.
Юрась мчался сломя голову, часто оскальзываясь и падая в снег. Ветер
швырял в лицо крошки морозного неба, левая рука
/"Беречь, нужно беречь пальцы!"/
выстыла - варежка с нее соскользнула и теперь, пришитая специально для
такого случая, болталась на шнурке. Бесчувственная рука наоборот, неуклюже
торчала и не сгибалась...
- Стой! Рыжань, стой!
Вдруг, словно усовестившись, пес бросил шапку в сугроб, прижал уши и
заливисто залаял. Опустив голову, он понесся к поленнице, куда мгновеньями
раньше метнулась низенькая тень: кошка? курица? хорек?..
Честно говоря, Юрасю было все равно, какую новую забавку отыскал себе
Рыжань. Мальчик подобрал шапку, вытер о снег песью слюну и с отчаяньем
поглядел на дырку в левом "ухе": отец таки не удержится, наверняка
отшмагает ремнем!
Нахлобучив на голову трофей и растирая омертвевшую руку, Юрась наблюдал за
зверем Тот, взлаивая, оббежал поленницу и, выбрав подходящее место, припал
к ее основанию - заработал лапами, прорываясь к одной ему ведомой цели.
- Чаго гэта ён... - пробормотал Витюха. - Зусим здурэу.
Именно Хворостина первым заметил долговязый силует (и откуда взялся?!),
приближающийся к псу. В руках - кнут-пужало, с которым выходят на выпас
коров пастухи: деревянный держак с прикрученным к нему длинным резиновым
хлыстом, на хлысте - узелки, чтобы больней ложились удары.
Взмах.
- Гэй! Не зачепай! - заорал Витюха.
Но с места не двинулся.
Молодой отшельник (хотя какой же "молодой"? ему уже тогда было лет под
сорок, а выглядел - на все пятьдесят) мрачно поглядел на ребятишек,
зыркнул на выплясывающего вокруг него Рыжаня. Больше и не пошелохнулся.
Хворостина потух под прицелом этих глаз - свистнул пса, и тот послушно,
даже, кажется, с радостью, оставил обидчика в покое.
Витюха тотчас припал к Рыжаню, отыскивая след от пужала. Поэтому так и не
заметил небольших следов, что тянулись вдоль собачьих к самой поленнице -
и дальше; небольшие такие следы, странные. Словно ягненок пробежал.
А еще не заметил Витюха мелкой зверюшки, что метнулась от дров, когда
молодой отшельник "угостил" пса кнутом. Вот Юрась - заметил. Только понять
никак не мог, что ж то за тварь такая была...
Мужик постоял, глядя на ребятишек, потом медленно покачал головой и
зашагал к дому.
Но все то время, пока возвращались к остальным пацанам, Юрася не оставляло
чувство, будто сзади кто-то внимательно наблюдает наблюдает, хоть откуда
именно - не разберешь.
Ветер усилился, тучи собирались, словно куры к полной кормушке. Седые
метелки травы гнулись, плясали - бешеные, неистовые в своем порыве
взлететь.
А может, - в желании остановить Юрия Николаевича на пути к одинокой
избушке.
Но он не привык сворачивать с полдороги.
6
"Тут не далёка, - подумал Игорь. - Дайду. Журский папяраджау, што да
Каменя автобусы не ходзяць. Чаго ж цяпер..."
Шофер рейсовика подробно объяснил ему, куда и как долго следует идти,
чтобы добраться до нужной Остаповичу деревни. Впрочем, и путь-то не особо
сложный: "от по гэтай грунтовке, праз Прудки, праз лес - и ты у Стаячым".
Маршрут понятен - а дорогу, как известно, осилит идущий. Поэтому Игорь
поправил ремень сумки, висевшей на плече, и зашагал к мечте всей своей
жизни.
Шел, с каждым движением изменяясь: становясь собранней, внимательнее.
Хищник на охоте. Журналист на задании.
Сам он, конечно, не мог видеть перемен, с ним происходивших, - а
наблюдавший за Остаповичем пес лишь презрительно фыркнул, мол, тоже мне,
хищник нашелся! За своим сине-алым забором зверь чувствовал себя хозяином,
посему даже лаять на прохожего не стал: лают неуверенные. И играют в
хищников - тоже.
Другой же наблюдатель вообще не задумывался над подобными вещами - его
(вернее, ее) заботило другое.
...Прудки оказались деревней не слишком большой, до ее конца Игорь
добрался быстро. Поглядел на небо, которое как-то уж очень живо наливалось
предночным фиолетом, взглянул на лес: шагать по нему в темноте не
хотелось. Тем более, что фонарик, кажется, забыл взять.
Игорь усмехнулся собственным страхам: уж не кладбище ли навеяло эти
настроения? Оно, мрачное и торжественное, тянулось по левую сторону
дороги. Остапович удивился одинаковости возвышавшихся у могил крестов и
уже собрался идти дальше, когда услышал позади тоненькое звяканье
колокольчика. Это могла быть корова или коза, которую ведут домой с
выпасков, - но Игорю почему-то пришло на ум совсем другое: средневековый
прокаженный с бубенцом на шее. Звяканье зачаровало его - ноги словно
вросли в землю, а голова не желала поворачиваться.
Невидимый прохожий приближался, звук усилился.
Пробрало; Остапович аж передернул плечами от волны холода, плеснувшей ему
в спину.
Обернулся.
- Добры вечар! - белозубая улыбка, блеск черных глаз. Девчонка, лет
двенадцати-тринадцати, на велосипеде. На руле-"рогах" - колокольчик.
Он проводил ее взглядом, в котором смешались облегчение и насмешка
(последнее - над самим собой: вот ведь паникер!).
И сделал уже следующий шаг, когда у ограды кто-то кашлянул.
- Чуеш, милок, а куды гэта ты вырядзиуся на нач гледзячы?
"Вязець мне на жаночы пол, - иронично подумал Игорь. - И адкуль яны тут
бяруцца? Пустая ж дарога!"
- Ды я у Стаячы Камень.
Старуха (вообще-то, не совсем старуха - скорее, пожилая женщина, очень
изможденная, в заношенном платье, со взлохмаченными волосами) сокрушенно
покачала головой:
- Эт! Знайшоу куды исци! И што ж ты там забыуся?
Взмах рукой:
- Й не атвечай! Няма разницы. Цяперачкы там знайсци можна адно: смерць.
- Шаноуная, про шта гэта вы? - нет, угораздило же наткнуться на местную
полудурку! Игорь бы ушел, да как-то неудобно, еще начнет орать, за рукава
хвататься - лучше дослушать, чего уж...
- Смерць, кажу, зустрециш. Яна там цяперачкы заместа гаспадара. И датоле,
як не знайдзе сваю дабычу, не адступицца. А пакуль шукаць будзе, многих
можа захапиць. Выпадкова. Дык ты б не хадзиу, милок.
"Не, яны як згаварылися!"
- Спасиба вам, шаноуная. Пайду я - дарога няблизкая.
- Ай! не слухаеш старую - а дарма!
Она еще что-то говорила, про опасность и глупых молодых людей, которые
никогда не слушают мудрых советов, но Остапович уже шагал к лесу. Теперь
он точно вспомнил, что не захватил с собой фонарик, - а темнело здесь
невероятно быстро: по сути, уже настала ночь. Впереди же еще приличный
кусок пути. Тут не до разговоров с полудурками... или - с полудурицами?
Слава Богу, луна сяк-так светила. Во тьме бродить да спотыкаться не
пришлось: дорогу видно, елки по обе стороны - тоже, а то, что дальше одно
бесформенное веткище с листвищем колеблется, напугать норовит - так и не
страшно. То есть, страшно, конечно, но это ничего, даже идти помогает.
Быстрее шагаешь.
Правда, на хищника на охоте он сейчас не тянул. В лучшем случае - на
встревоженного молодого зайца ("Што, прызнацца, больш адпавядае маей
сутнасци").
Постороннему наблюдателю, наверное, было бы смешно глядеть на Остаповича
сейчас - но единственный наблюдатель, замерший у окна одинокой избушки,
что на границе меж лесом и Стаячым Каменем, - наблюдатель этот не был
посторонним. И поэтому смешного в поведении и походке Игоря не заметил.
Он велел остальным (тоже отнюдь не посторонним) быть на хозяйстве и
зашагал в ту же сторону, куда и Остапович, - хмурился, постукивал высоким
посохом с крюком на конце; торопился.
Близилась полночь.
7
...не спалось. Наверное, так на него подействовали сегодняшние встречи: с
Серебряком и с домом-отшельником.
- Дядь Юр, я чуть не забыл! - Макс, умытый и готовый отправиться в
постель, замер на пороге, смущенно комкая в руках махровое полотенце.
- Ну, признавайся уже, козаче. Опять накуролесили с Дениской?
Произнесено неискренне, потому что Юрий Николаевич сейчас озабочен другими
делами и любые мальчишечьи шалости не способны даже сравняться с ними.
- Да нет. Я тут на чердак лазил. И еще... по дому.
"Понятно. Так сказать, исследовал новые охотничьи угодья", - но говорит он
другое:
- Обнаружил что-нибудь интересное? Клад? Или скелет в шкафу?
Макс сонно качает головой:
- Не-а, скелетов нет, точно. Я футляр нашел. Только открыть не смог, он на
замке. Даже странно.
- Почему странно? - признаться, Юрию Николаевичу было все равно, но с
детьми нужно быть терпеливым.
- Потому что футляры для скрипок на висячий замок не запирают, ведь так?
- ...А? Что ты говоришь? Где он?!
И пока племянник ходил за футляром, Юрий Николаевич удивленно потирал
висок: неужели неужели это случилось с ним?! Неужто ему, Юрасику, дядька
Григорий привез самую настоящую скрипку?!
Вот она лежит, поблескивая старинным лаком, и кажется, еще звучит, витает
над ней эхом последняя мелодия, сыгранная когда-то давно забытым мастером.
Дядя говорит, "надыбал" на это сокровище в каком-то селе, у знакомого на
чердаке "валялась"! Конечно, это не Страдивари, но инструмент знатный, ему
не пристало пылиться, нет! Мальчик смотрит на скрипку, и чудится - она
только и ждет, чтобы кто-нибудь взял ее в руки и сыграл!
- Ну, давай, Юрась, покажи, чаму навучыуся! - подохотил дядька, пряча
улыбку за широченными черными усами. - Вшкварь!
- И прауда, сыночъку, - поддерживает мама. - Сыграй нам.
Отец со старшим братом довольно переглядываются и выжидающе глядят на
Юрася.
Ах, как он заиграл тогда! - поначалу несмело, прилаживаясь к инструменту,
изучая "нрав" и то, как откликается скрипка на каждое движение; потом -
вдохновленно, отчаянно, позабыв о том, кто он и где он: играл, словно Богу
молился!
И не замечал, как растерянно стирает со щеки слезу грубоватый дядька
Григорий, как счастливо улыбается мать, как смущенно качает головой отец и
как изменяется взгляд брата, наливаясь глубиной и пониманием.
...Точно так же растерянно чуть позже, летом, дядька будет глядеть на
Юрасеву распанаханную ладонь: неудачно упал, напоровшись на гвоздь.
А отец в это время будет жаловаться, мол, вот ведь какой недотепа, знает,
что руки нужно беречь, и все равно...
Мать будет молчать.
И только Семенка недовольно скривится: скрипка что? - не поиграет
брательник неделю-другую, не позанимается - живы будем; вот по хозяйству в
одиночку те же две недели пахать: совсем другой калач! И даже обидеться на
малого никак не получается: вспомнишь, как Юрась играет, и слова поперек
горла встают.
Но неожиданная неприятность очень скоро решится - в тот момент, когда на
подворье залает Рябый (один из многочисленной династии Рябых), а в дверь,
постучавшись, войдет хмурый мужик. Ошеломленный Юрась узнает в госте
молодого отшельника - а тот, не здороваясь, спросит:
- Ты на скрыпцы играешь? У мяне бацька памёр. На пахаранах сыграеш?
Мальчик лишь покажет забинтованную левую руку.
Мужик улыбнется:
- Я дапамажу. Зможаш сыграць сыграть, а, дядь Юра?
Юрий Николаевич тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и потянулся к
футляру, который принес ему Макс. Футляр был обмотан обрывком довольно
массивной цепи, а ее концы на самом деле соединял огромный амбарный замок.
Забавно! Надо будет у матери спросить, зачем она его повесила на футляр.
- Так сыграешь, дядь Юр?
- Вряд ли. Во-первых, ты же помнишь, у меня рука "сорвана". Ну и, потом...
я, если честно, сомневаюсь, что скрипка сохранилась в рабочем состоянии, -
покривил он душой... почти покривил.
К счастью, проверять сохранность инструмента не пришлось: забренчал
привязью и зарычал Рябый, потом в дверь постучали.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг