указанному казаком шатру.
Атаман Черкашенин, увидев боярина, приподнялся со своего места,
приглашающе указал на ковер возле потухшего очага.
- Угощением татарским не побрезгуешь, Даниил Федорович? Сома я печеного
тут застал. Горячий еще. Думаю, хоть и нехристь, а не пропадать же ему?
Попробуешь?
- Тут все басурманское, - поморщился дьяк. - Не с голоду же теперь
помирать? Из татар кто-нибудь ушел?
- А как же, - довольно усмехнулся казак. - Целых пятеро. Один с
порубленной рукой от меня убег, другому ребра на спине раскроили. Потом
девка молодая. Ну, эту и вправду сострелить не получилось. Шкет малой, и
баба грязная такая... Ну, в халате.
- Понятно, что не в сутане. Рыба-то где?
- Вот, - придвинул Черкашенин большущую, не меньше пуда, черную рыбину с
отрезанным хвостом. - Чистую Серьгу с парой следопытов бывалых я к
крепости следом отправил. Думаю, поутру можно ждать, ранее не соберутся.
Да и куда им теперь спешить? А добро бросать жалко, Даниил Федорович.
Может, с собой заберем?
- По всему Крыму таскать, атаман? - боярин безразлично пожал плечами: -
Коли хочешь, забирай.
* * *
Ночь действительно прошла спокойно, если не считать жалобных криков девок,
к которым то и дело наведывались отдохнувшие казаки. Да и поутру воины
смогли спокойно зажарить несколько барашков, без жалости пустив на костры
каркасы нескольких шалашей. Только после полудня примчалось трое
встревоженных разведчиков:
- Турки из Азова вышли. Пятнадцать сотен янычар, пара тысяч татар конных.
- Пусть идут, - прищурился на небо атаман Черкашенин. - До вечера еще
далеко.
- Потревожить надобно, - покачал головой Адашев. - Как бы назад не
повернули. Вдруг подумают, что нас нет уже?
- Коли вышли, сюда дойдут, Даниил Федорович, - не согласился казак. -
Иначе зачем отправляться?
Однако, когда с известие о приближении врага примчались дозорные
московского отряда, дьяк решительно поднялся, надел шелом и, застегивая
ремень под подбородком, сказал:
- Надо навстречу выступать. А то нас самих в этом стойбище врасплох
застанут. Пора.
На этот раз казак спорить не стал, и вскоре их общий отряд выехал из
разоренного кочевья.
На вражеский разъезд они наткнулись уже через две версты. Татары метнули
стрелы, шарахнулись назад. Казаки, перейдя в галоп, погнались за ними, и
вскоре вынеслись на всю османскую армию.
Упрежденные дозором, янычары успели перестроиться в широкую шеренгу,
глубиной пять рядов, ощетинившуюся копьями. Края этой живой стены
прикрывали татарские отряды по пять сотен каждый.
Казаки замедлили шаг, перейдя на рысь, а в полутысяче саженей от врага и
вовсе остановились. Очертя голову кидаться на лес из полутора тысяч пик
они готовы не были.
Боярин Адашев привстал на стременах, оценивая обстановку. У османов имелся
явный перевес в луках - казаки этим оружием не владели вовсе. В лучшем
случае один из десяти тетиву натягивать умел. Зато пешим янычарам за
конным врагом никак не поспеть. На что же они рассчитывают? Что незваные
гости сами собой на пики наколятся?
- Атаман, сколько татар выходило из крепости?
- Две тысячи, Даниил Федорович.
- А здесь их от силы половина, - боярин Адашев подтянул к себе лежащие на
крупе коня колчаны. - Обойти нас османы хотят. В спину ударить, и к
янычарам на растерзание прижать. Готовься, атаман. Как от пешцов уходить
станем, за нами устремляйтесь. Навстречу обходному отряду пойдем.
Даниил Федорович потрепал коня по шее, оглянулся на своих воинов, одетых в
железо холопов и боярских детей:
- С нами Бог, други. Не посрамим земли русской! Не пожалеем живота своего
за Отечество!
Маленький отряд кованой конницы перешел на шаг, а потом, постепенно
ускоряясь, помчался вдоль янычарского строя, в паре сотен саженей,
навскидку меча стрелы в плотный османский строй. Начали щелкать тетивы и в
татарских отрядах, но навстречу всадники не двинулись, не решаясь обнажать
края пешего строя. Вместо встречной атаки из янычарских рядов затрубили
горны.
Между тем, вскачь пролетев мимо врага, бояре развернулись назад, к своим,
кидая луки обратно в чехлы, перехватывая в левые руки щиты, а в правые -
толстые, с глубокими долами рогатины. Казаки, также опуская пики,
устремились следом за ними.
Позади опять призывно затрубил рог.
Конница с опущенными жалами копий - змей крови, как называли их далекие
предки - перемахнула гребень пологого холма, влетела в сырую лощину за
ним, поднялась на новый гребень, словно атакуя в странном безумии
невидимых постороннему взгляду призраков. И вдруг из-за ближнего холма,
прямо в лоб, выметнулась точно такая же конная лава с опущенными пиками.
Мчась навстречу друг другу со скоростью выпущенной стрелы, воины обоих
отрядов ничего не успели сделать, кроме как напрячь удерживающие оружие
руки, и плотнее вжать колени в конские бока.
- Угадал! - волна радостного облегчения прокатилась по телу боярина
Адашева, словно свежий ветерок, но холодный взгляд уже вперился вперед.
Татарин в меховой шапке, с длинным стальным наносником, опускающимся до
верхней губы и в добротной кольчуге, проглядывающей из-под небрежно
сработанного куяка. Даниил Федорович понял, что столкнется именно с ним -
а пика уже промелькнула над ушами коня, устремляясь точно в сердце.
Опытный к сшибкам дьяк лишь чуть-чуть приподнял кончик рогатины, ударив ею
по ратовищу пики, и поднял щит выше плеча. Еще миг - потерявшее цель
смертоносное острие промелькнуло над плечом, а окантовка щита врезалась
басурману в лицо. Громко хрустнули кости, брызнула влажная кровь - боярин
опять опустил рогатину, уже не метясь, а просто удерживая на уровне
человеческой груди и продолжая пришпоривать скакуна. Упругий толчок в
правую руку, еще один. Рогатина отяжелела и Даниил Федорович, поняв, что
удержать ее не сможет, просто разжал руку, потянулся к кистеню - увидел
слева блеск, прикрылся щитом. Послышался оглушительный треск, боярин
наугад махнул кистенем через деревяшку, надеясь, что оружие само
куда-нибудь достанет, отдернул стальную гирьку назад - и оказался опять в
чистом поле.
Адашев сделал глубокий вдох - ему показалось, что воздух по эту сторону,
за татарской конницей и чище, и свежее, и прохладнее чем перед ней, пустил
коня рысью, оглянулся назад. Отряд заметно поредел. Никак не менее сотни
казаков заплатили жизнями за прорыв через вражеский обходной отряд. Да и
детей боярских стало явно меньше.
- Вернемся, Даниил Федорович, - услышал он голос атамана. - Отгоним
нехристей. Зарежут ведь раненых наших, Богородицей клянусь, зарежут.
- Нельзя, - холодно ответил боярин. - У татар луки, они вас всех издалека
перебьют. Перед сшибкой не успели, а во второй раз стрел не пожалеют.
Он посмотрел на свой щит. Нижняя часть отломана начисто, ручка треснула
вдоль... Даниил Федорович вздохнул и отбросил его в сторону.
- Что же, бежать? Братьев своих бросить?
- И бежать нельзя, - покачал головой Адашев. - Янычары подумают, что мы
ушли, и в крепость вернутся.
- Куда же тогда Даниил Федорович? К табуну потайному?
- Нет... За мной!
Боярин поднял глаза к небу и пустил коня широким шагом, давая ему отдых, и
одновременно по длинной дуге обходя главные силы османов. Но напасть на
врага внезапно не удалось - казачий отряд опять напоролся на небольшой
разъезд из трех конников, которые моментально устремились к дороге. Дьяк
пустил скакуна в галоп, не особо надеясь догнать дозорных, но зато
выигрывая время - может, янычары не успеют выстроиться в шеренгу и их
удастся смять?
Но опытная пехота - пожилые ветераны, успевшие повоевать по всему миру, -
успели.
Увидев перед собой густой лес из острых пик, готовых впиться в мягкие
конские и человеческие тела, Даниил Федорович повернул правее, метясь в
полутысячный татарский отряд, прикрывающий край османского войска.
Атака опять удалась столь стремительной, что степняки успели выпустить
едва по паре стрел, как им пришлось хвататься за копья, чтобы встретить
конный удар.
Сунув стальной шарик за пояс, боярин схватился на саблю - кистенем удары
парировать невозможно - громко закричал. Поначалу хотел "Москва!", потом
решил, что с казаками лучше "Ура!", а в результате получился просто
громкий бессмысленный вопль, с которым он мчался на врага, не имея ни
щита, ни рогатины. По счастью, на этот раз его противником оказался
молодой и еще неопытный татарин, а потому дьяк довольно легко отпихнул в
сторону острие пики, резанул саблей ему поперек лица, метясь чуть ниже
острого подбородка, потом полосонул сверху вниз басурманина с правой
стороны, неспособного защититься длинной пикой от близкого удара, отпрянул
в сторону, углядев чужой кинжал. Сталь звонко, но бессильно царапнула по
панцирю - Даниил Федорович кольнул в ответ, потом рубанул промеж ушей
лошадиную морду, скрестил сабли с оказавшимся на дороге врагом. Они
высекли искры - и разошлись, двигаясь среди общей толпы в разных
направлениях. Еще какой-то татарин попытался достать его издалека - боярин
повернулся, пропуская укол саблей по нагрудным пластинам и подрезал
вытянутую руку снизу вверх. Опять впереди показалась степь - не доставая
до самого татарина, маячившего сбоку, Даниил Федорович со всего размаха,
из-за головы, полосонул по крупу его коня, прорубая мясо до кости. Конь
свалится - авось, хоть затопчут в схватке басурманина. Да и в сече участие
уже не примет, куда ему пешему в такой давке? Пятки привычно сдавили
лошадиные бока, побуждая скакуна вывозить хозяина из боя.
Боярин Адашев вдохнул воздух полной грудью, обернулся. Опять отряд поредел
на сотню человек, но держался вместе, не рассыпался. И атаман Черкашенин
на месте.
- Куда теперь? - тяжело дыша, поинтересовался он. - Опять в обход?
- Ни к чему уже, - боярин отер саблю о рукав и вернул ее в ножны. -
Вечереет. Татары сейчас в погоню за нами пустятся, янычары дорогу
перекроют. В тревоге всю ночь будут, и назад вернуться не успеют.
Широким наметом, уже не особенно заботясь о силах лошадей, казачий отряд
дошел до лощины за разгромленным кочевьем, где паслись под присмотром трех
воинов свежие кони. Переседлав в свете загорающихся звезд скакунов, отряд
стремительным галопом помчался прямо на юг, далеко в ночь отрываясь от
уставших, и не знающих нужного направления преследователей.
В это самое время мимо Азова, большая часть гарнизона которого ушла
уничтожать казачий разбойничий отряд, а усиленные дозоры с тревогой
вглядывались в темную степь, тихо скользили вниз по течению низкобортные
вместительные ладьи. Сто двадцать суденышек везли к морю почти восемь
тысяч человек. Вскоре они подберут с берега небольшой отряд, отвлекавший
на себя внимание османских командиров и поднимут на мачтах белоснежные
паруса.
Наступало шестнадцатое июня тысяча пятьсот шестьдесят седьмого года.
Глава 4
Бандиты
- Возьми его, - указал Кароки-мурза на арбуз, - и отойди на тысячу шагов.
Арбуз был, естественно, не свежий, а соленый - откуда в июне возьмутся
свежие арбузы? Да и все прочие фрукты на накрытом под ярким летним солнцем
дастархане так же были прошлогодними - вяленными, мочеными, сушеными.
Изюм, курага, инжир, яблоки, персики - обычные для южной зимы сласти.
Сладостей султанский наместник Балык-Кая пока не видел, но рассчитывал
побаловаться в своем бейлике с новыми невольницами. Хотя мурза из
подвластного рода Алги и находился сейчас где-то в степях, охраняя по его
повелению странного русского, присланного Аллахом, но Кара-мурза продолжал
кочевать здесь, возле Кара-Сова, и обязан позаботиться, чтобы его
повелителя усладили всеми возможными способами.
Покамест Кара-мурза старался на славу. Теплый день: яркое солнце,
нежаркий, но приятный воздух, сочная и зеленая, хрустящая под ногами трава
- все то, ради чего наместник и решил навестить свои владения, отнести к
нему в заслугу было нельзя. Но вот богатый стол: фрукты, миндаль, лещина,
халва, пастила, рахат-лукум, копченая барабулька, мидии, краб, холодная
шемая, запеченный в виноградных листьях налим, жареный ягненок, кумыс,
соленая конина, хлеб и ногайское масло - обо всем этом позаботился именно
вассал. Если он так же позаботится и о ночных усладах - можно будет, так и
быть, простить ему долги по податям пятилетней давности. Холера все-таки
была, мор. Треть рода вымерла - какие там подати?
Кароки-мурза щелкнул пальцами, указывая на накрытый стол, и мальчик в
синих атласных шароварах и короткой вышитой курточке с готовностью подал
ему ломтик жирной белой шемаи. Наместник прижал ее языком к небу, растер,
наслаждаясь нежным вкусом. Другой мальчик тут же с готовностью подал пиалу
с кумысом.
А еще Кара-мурза приставил к нему пять невольников - двух совсем юных
молдаванских мальчиков, двух старых, но еще способных бегать поляков, и
одного усатого черкеса средних лет, годного для тяжелых работ. Сам глава
рода уехал в кочевье, не желая навязываться господину и мешать ему в
глубоких раздумьях, но в нескольких шагах за спиной терпеливо ожидали
приказов десяток его нукеров, готовых в любой момент сложить голову за
своего повелителя, либо умчаться с поручением.
Невольник остановился, повернулся лицом к господину и поднял арбуз над
головой. Лях явно хитрил - пытался сократить указанное расстояние, и
наместник указующе махнул ему рукой:
- Дальше ступай! - А сам стал накручивать наперсток на большой палец
правой руки.
Еще примерно полсотни шагов - раб опять остановился и поднял арбуз.
Кароки-мурза с благоговением поднял с ковра лук, сделанный руками самого
Сулеймана Кануни Великолепного, наложил стрелу, приподнялся на одно
колено. От привычного напряжения куда-то ушла одышка, втянулся живот. Он
зацепил наперстком тугую тетиву, согнул большой палец, прихватив его
кончик указательным и безымянным - одним пальцем удержать тетиву не под
силу ни одному человеку, потом глубоко вздохнул, выпрямил левую руку и
потянул тетиву на себя. От огромного напряжения громко хрустнули суставы
между лопаток, которых, вроде бы, и существовать не должно, заныли локти.
Уловив мгновения недвижимости воздуха и необходимый угол возвышения,
нацелившись острием противопехотного лезвия на зеленый шарик, османский
наместник просто расслабил указательный палец - и тетива мгновенно
вырвалась из руки, швырнув пехотную стрелу с широким, в ладонь,
наконечником вперед.
Арбуз в руках поляка без всяких видимых причин раскололся пополам, и на
голову невольника пролился водопад липкого рассола.
За спиной наместника послышался дружный смех - нукеры по достоинству
оценили забавное зрелище.
Кароки-мурза отложил лук, задумчиво потер большим пальцем о указательный,
глядя на стол, потом ткнул в сторону лукума. Мальчик тут же поднес ему
несколько желтых, обсыпанных сладкой пылью ломтиков. Наместник выбрал
один, положил в рот, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом.
Потомку воинственных генуэзцев, перешедших на службу сперва Мамаю, а потом
и турецкому султану никогда не доводилось испытывать чувства голода, и
поэтому мурза видел в еде не средство насыщения, а источник наслаждения. А
когда желаешь получать наслаждение, никогда нельзя торопиться. Иначе
желудок окажется набитым битком намного раньше, нежели отведаешь все
доступные угощения.
- Возьми вот этот, - указал Кароки-мурза подошедшему невольнику на
сложенную возле дастархана горку арбузов, - ступай назад, но встань на сто
шагов дальше.
Он опять задумался, глядя на накрытый стол. Чем же лучше всего оттенить
сладкий вкус рахат-лукума? Пожалуй... Соленой кониной.
Прожевав тонкий ломтик, мурза опять взялся за лук, благо раб успел дойти
до указанного места. Он явственно ощутил, как в то время, пока он целился,
все вокруг затаили дыхание, отпустил тетиву - и широкий "пехотный"
наконечник опять развалил цель ровно пополам.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг