отомстить за унижение".
Как уничтожить одну машину, Тихон уже знал. Выбрав на пути замыкающей
блохи куст повыше, он вперился взглядом в запаршивленные листья и стал
потихоньку закипать. Как только броневик приблизился к растению, Тихон
дозированно взъярился, и ровно через секунду два из четырех малых орудия
выбросили длинные голубые хвосты.
Молнии ударили прямо в центр блохи - бурая, в прихотливых разводах броня
треснула и раскололась, и в тот же миг машина взорвалась, раскидав по
окрестностям какие-то крупные черные куски с рваными краями. На ее месте
осталась лишь покореженная ходовая часть с фрагментами заковыристых
механизмов - между ними торчало, болтаясь из стороны в сторону, что-то
живое или, точнее, бывшее недавно живым.
Подчеркнуто натуралистичная картина чужой смерти Тихона нисколько не
взволновала. Даже если б он не знал, что полигон - не более чем
галлюцинация, если б он принял гибкий отросток за агонизирующую ногу
конкура, то и тогда не стал бы печалиться.
"Милейший, вам снесло череп? Простите, такая уж у меня работа. Война
все-таки".
- Мне нравятся циничные операторы, - прорезался голос капитана.
- Ладно, зачтем это как попадание, - сказал Игорь. - Но ты же понимаешь,
что в бою такая уловка ничего не стоит. Когда ты вместе с противником
несешься по ухабам, никакие привязки к местности невозможны.
- Понимаю, - нехотя согласился Тихон.
- Хватит с тебя, а то переутомишься. Отлипай, курсант.
Это было что-то новенькое.
- Ты имеешь в виду - возвращаться? - на всякий случай переспросил Тихон.
- Да, да.
- А как это?
- Думай.
До сих пор лейтенант вынимал Тихона сам: отключал его от симулятора, и
Тихон просыпался в мягком глухом гробу капсулы. Ему даже в голову не
приходило, что он способен пробудиться по собственной инициативе.
Тихон осмотрелся - по серой степи упорно тащились двенадцать блох. Другой
реальности не было и быть не могло: отсюда, из перепаханной взрывами
тундры, именно класс с семью красными капсулами выглядел как болезненная
фантазия. Почва под гусеницами была не то чтобы совсем твердой, а чуть
проминающейся, сырой и рыхлой - настоящей. Угрюмое небо со скупым светом,
льющимся неизвестно откуда, неряшливость ландшафта, переходящего к
горизонту в сплошные холмы, - все это казалось подлинным, и, хотя Тихон
уже побывал за горизонтом, уже убедился, что весь полигон умещается в
ничтожном чипе, его разум был не в состоянии смириться с эфемерностью
данного мира.
Тем не менее ему нужно было уйти, вернуться в класс, в кабину, в свое
родное, такое слабое и бесполезное тело.
- Как ты? - спросил лейтенант. - Сейчас мы погасим установку на
самосохранение - в программе, естественно. Останется еще одна - та, что
заложена в тебя с рождения. Она в каждого заложена, но не каждый способен
ее преодолеть.
Его опять испытывали. Правда о войне, потом превращение в танк, потом
наказание болью, чего еще от него хотят? Игорь выразился вполне
определенно: они ждут, когда он покончит с собой. Понарошку, не насовсем,
а так, чтобы отлипнуть, чтобы вновь стать человеком. Но это только с их
точки зрения!
Унылый полигон, осточертевших блох и свое железное тело Тихон воспринимал
как абсолютную явь. Можно попытаться убедить себя в обратном, но поди
докажи это страху! Не рассудок, падкий до парадоксов, не совесть, всегда
готовая к сделке, а страх - вот кто твой верховный правитель. Его трон не
отлит из золота, не украшен женскими гениталиями - он сплетен из нервов,
давших мощные корни в постамент под названием "жизнь". Он будет держаться
до последнего.
Тихона затрясло, и из всех шести орудий вразнобой заскакали ослепительные
тропинки. Еще одна блоха разбилась, точно антикварная посудина, однако это
случайное попадание Тихона не обрадовало. Он вдруг вспомнил Влада,
желавшего уйти из жизни, и его коронную фразу, взятую откуда-то из
средневековья. Все там будем. Да, он так говорил. И при этом - кусал
сладкую травинку, и щурился на солнце, и загребал ладонью шелковый песок.
Подстреленная блоха едва дымилась. Сбоку раздвинулся лепестковый люк, и из
него появились три змееподобных конечности. За ними возникла голова,
издали похожая на человеческую, а потом и все тело. Водитель был ранен или
оглушен, если только с конкурами такое бывает. Двигался он медленно и
как-то потерянно. Из дымных внутренностей броневика конкур выволок длинную
трубку с широким треугольным наконечником и недвусмысленно направил ее на
Тихона.
Тихон инстинктивно дернулся, но малое орудие исторгло лишь хилую струйку -
суматошная пальба оставила в накопителе какую-то кроху энергии,
недостаточную даже для беззащитного солдата. Скудный клубок белого пламени
коснулся живота конкура, и тот отлетел к блохе, ударившись о мясистое
колесо машины. Из его вскрытой груди выглядывали развороченные
внутренности, и Тихон увидел, что кровь у конкура такая же красная.
Противник задрал голову и подтянул ружье к ноге. Средний глаз был закрыт.
Из-под века сочился черный ручеек и, огибая маленький острый нос, терялся
в разомкнутых губах. Тихон проведал накопитель - туда уже поступила первая
порция силы из реактора. Он посмотрел, как враг поднимает трубку, и послал
в его сторону новый импульс, чуть сильнее предыдущего.
Издыхающий конкур не вскрикнул, не принял драматической позы, как это
делают герои из интеркино, он просто умер - смирно, заурядно, с каким-то
невысказанным облегчением. Просто выронил ружье и перестал шевелиться. И
все.
Одиннадцать блох по-прежнему разъезжали, ожидая своего часа. На смерть они
не обратили никакого внимания. Смерть на войне не страшна. Она привычна. В
ней нет ничего особенного. Умереть - значит присоединиться к большинству.
Все там будем.
- Молодец.
Он не сразу понял, о чем это. Сверху окатило светом, и чьи-то руки
протянулись к его голове. Лейтенант снял с Тихона датчик и, приводя его в
чувство, похлопал по щеке.
- Вставай, тебе сейчас полезно размяться.
Тихон вылез из гроба и погулял по классу - суставы похрустывали, перед
глазами висела навязчивая мутная пленка.
- Кажется, скоро в войне наступит перелом, - проговорил капитан, смешав
шутку и серьезность в такой пропорции, что трактовать фразу можно было как
угодно. - Второй Алекс, да и только, - добавил он, и Тихон. вспомнил, что
уже слышал это имя.
Вторым ему быть не хотелось.
- По стрельбе результаты неважные, - сказал Игорь. - Отвратительные
результаты. Все остальное нормально.
- Точнее, превосходно, - поправил его капитан. Игорь пожал плечами, но,
поймав вопрошающий взгляд Тихона, улыбнулся:
- Согласен. Девять часов в кабине, и самостоятельный выход. Для клубники
это большое достижение.
- Для чего?
- Для новичка. Хотя, нет, ты уже не новичок. Не без помощи Егора, конечно,
- это ведь он, добрая душа, подкинул тебе конкура из второй блохи.
- Егор, - капитан подал руку, но прежде он приподнялся в кресле, и для
Тихона этот жест был дороже любых комплиментов. - Смерть - паскудная
штука, ее нельзя не бояться, но когда скармливаешь смерти других, сам
начинаешь понимать, что зубы у нее мягкие и нежные.
- Слушай его, курсант, он дело говорит, - вставил Игорь.
- Есть и другой способ, но он гораздо сложнее, - продолжал Егор. - Вот,
самоубийцы. Думаешь, они жаждут смерти? Ни черта, они ее боятся похлеще
нас с тобой, ведь для них она не только вероятна, но и осязаема. Фокус в
том, что жизнь им представляется еще большей гнусностью.
- Выбирают из двух зол? - уточнил Тихон.
- Примерно так. Каким образом ты будешь отлипать - внушишь себе, что жизнь
- дерьмо, или, как сейчас, честно покончишь с собой, - это твое дело.
Конечно, ты никогда не забудешь, что в танке сидит всего лишь отражение
твоей психоматрицы, но легче от этого, поверь, не становится. Хотя я
напрасно тебя учу, ты и сам справился, не накатав даже сотни часов. Если
не сорвешься, то можешь отправиться на Пост уже со следующей партией.
- Я ему сорвусь, - шутливо пригрозил Игорь, помахав костлявым кулаком.
- А почему нельзя выдергивать оператора со стороны, как раньше?
Егор открыл рот, но в последний момент передумал и молча кивнул лейтенанту.
- Такое решение принимается на основе множества факторов, - сказал тот. -
Состояние машины, степень выполнения задачи, оперативная обстановка, ну и,
наконец, самочувствие. Долгое пребывание в кабине каждый переносит
по-своему. Кроме того, отлипая, ты уничтожаешь танк, и сделать это
желательно в толпе врагов, а не под боком у своих. Чтобы за всем этим
уследить, понадобится целая армия наблюдателей.
- А что, если... - Тихон замялся: вопрос был несуразным, но почему-то
именно эта глупость его по-настоящему взволновала. - Что, если остаться в
машине? Надолго остаться.
- Помрешь, вот и все, - равнодушно ответил Игорь. - Тело без души - это
мясо.
- Вообще-то был один случай, - сказал капитан.
- Это какой?
- С Алексом.
- Ну, Алекс - другое дело. Он был слишком странным даже для оператора. Мог
по семьдесят часов не вылезать из кабины, а самоликвидацию совершал с
таким удовольствием, что жутко становилось.
- Какой случай? - напомнил Тихон.
- Однажды Алекс задержался в танке настолько, что схватил инсульт. Тело
спасти удалось, все функции восстановились, а в сознание он так и не
пришел. Говорят, душа Алекса навечно влипла в машину, но это красивая
легенда. Даже если бы Алекс продолжал жить в танке - сколько он там
продержится, в чужой колонии?
- Между прочим, бойцом он был непревзойденным, - заметил Егор.
- Никаких шансов, - отрезал Игорь.
- А что со вторым оператором?
- Не было его. Как раз обкатывали экспериментальную модель для психов
вроде Алекса, он там и за водителя, и за стрелка старался. Короче, танк
был одноместный.
- Давно это произошло?
- Примерно десять тысяч часов назад. Или одиннадцать, не помню уже.
- Это сколько?
- Я же тебе сказал.
- А по-нормальному, в днях или месяцах?
- Нет у нас такой единицы. Если у тебя блажь, то сам и считай! -
неожиданно рассердился Игорь. - А лучше не надо. Не тем голову забиваешь,
курсант. Ты сейчас должен лететь к кубрику и хотеть спать, а не вопросики
всякие идиотские... Свободен. Стой!
Лейтенант подошел к Тихону и, медленно перекатывая бесцветные зрачки,
сказал:
- Не нравится мне твоя грустная физиономия, курсант. У меня на тебя
действительно большие надежды, но вся беда в том, что чем оператор лучше,
тем хуже у него с мозгами. У тебя с самого начала были нелады. Не тревожь
меня, курсант, не надо. Про Алекса забудь, это сказка. А с настроением со
своим что-то делай. Еще раз увижу на морде печаль - порву губы до ушей,
чтоб всегда улыбался, ясно? Вот теперь свободен.
Тихон шел к себе, но спать ему вопреки предписанию лейтенанта не хотелось.
"Нужно себе внушить, что жизнь отвратительна, - зло думал он. - Разве в
этом есть необходимость?"
По мере приближения к кубрику Тихона все сильней и сильней влекло обратно
в класс, в кабину. Там было что-то такое... как это называется, он не
знал, возможно, это "что-то" вовсе не имело названия, просто в танке
Тихону было уютно и покойно.
Только теперь он окончательно понял, что не ошибся в выборе. Лагерь давил
его своим искусственным озером, рациональным отдыхом и вымученной дружбой.
Здесь отсутствовало и то, и другое, и третье, и еще многое из того, что
Тихон не любил.
Он останется - в Школе, на неведомом Посту, где угодно, лишь бы не
потерять возможность иногда влипать в не совсем пока послушный танк.
Бывать вдалеке от всех. А стрелять он научится, не глупее же он толстухи
Зои. Ему еще вербовщики говорили про какие-то особые способности. Вот и
Егор - тоже. Тихону льстило, что капитан сравнивает его с живой легендой,
ему только не нравилось, что живая легенда умерла.
За последним поворотом он увидел Марту - она сидела на корточках,
уперевшись спиной в стену. Ее круглые колени были разведены в стороны, и
магнитная застежка брюк натянулась упругим треугольником с едва заметной,
скорее угадывающейся, чем видимой, вертикальной ямкой. Тихону показалось,
что удовольствия в этом не много - когда жесткий шов впивается в тело. А
может, наоборот. Кого ждешь?
- А чей это кубрик? - иронически спросила Марта, хватаясь за его пояс,
чтобы подняться.
- Мой, - растерянно молвил Тихон. - Долго тут отираешься?
- Да минут семнадцать. Поздно тебя отпустили.
- Поздно, рано - здесь не поймешь. Вот что сейчас: вечер или утро?
- А какая тебе разница? Не думай о времени. Проголодался - ешь, устал -
ложись спать.
Тихон прижал ладонь к идентификационной панели, и створ поднялся. За ним
тут же вспыхнул свет: мятая кровать, встроенный шкаф, ступенька санблока и
бесполезный экран блокированного интервидения. Он сделал шаг в комнату но,
спохватившись, уступил дорогу даме. Марта с трудом протиснулась между ним
и краем створа, хотя проем был достаточно широк. Зайдя внутрь, она с
непонятным выражением лица потянула руку на себя - Тихон обнаружил, что
его ремень она так и не отпустила.
- До сих пор был в классе?
- Нет, в речке купался.
- Какой ершистый, - рассмеялась Марта и провела пальцами по его волосам.
Тихон порывисто уклонился, но уже через секунду пожалел: то, что она
сделала, было приятно.
- Угостить тебя, что ли, морковной пастой?
- А другого ничего?
Она как-то неопределенно стояла рядом, продолжая, словно по забывчивости,
держаться за его пояс.
- Еще есть баранина и устрицы, но я увлекаюсь морковью, - неуклюже сострил
он.
- У тебя голова только жратвой забита? - мурлыкнула Марта, придвигаясь к
Тихону.
Она подошла совсем близко, так, что он уже не видел всего лица, а мог
сфокусировать взгляд лишь на длинных, пушистых ресницах. Нижней губе стало
щекотно - к ней притронулось что-то нежное и мягкое.
Тихон вспомнил складку на брюках Марты. Это было как-то связано - и
плотные тугие штаны, и ее неторопливый язык. Тихон не знал, почему, но
вдруг понял, что, когда касаешься губ другого человека, получаешь право
распоряжаться его одеждой.
Марта подалась назад и увлекла его за собой. Ремень глухо ударился о пол,
но она продолжала держать Тихона маленькой уверенной ручкой. Он и не думал
сопротивляться, только опасливо оглянулся на закрытый створ и послушно
потащился к кровати.
Она что-то беззвучно сказала, и Тихон почувствовал ее гладкие теплые зубы.
Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Он даже не мог
представить, что чужие зубы, которые ты можешь потрогать своим языком, -
это хороший повод, чтобы жить.
- Ты хочешь, чтобы я все сделала сама? - лукаво спросила она, чуть
отстранившись.
Тихон густо покраснел. Марта, очевидно, ждала не ответа, а каких-то
действий - причем не каких-то, а непременно уверенных и красивых. Он
принялся судорожно ковырять ее пряжку. Замок не поддавался, и Тихон
физически ощущал, как убегает бесценное время.
Справившись наконец с поясом, он осоловело завертел головой, соображая,
куда бы его положить. Взгляд нечаянно наткнулся на собственные брюки.
Ничего особенного из них не торчало, в конце концов, сам он созерцал эту
деталь по нескольку раз в день, и женщинам он ее тоже показывал, но все те
женщины были врачами - эту деталь они видели совсем в другом состоянии и
даже если брали ее в руку, то совсем не так, как Марта.
- С тобой все ясно, - насмешливо произнесла она.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг