рублей больше, чем завотделом. Вся прелесть, весь профит заключались в том,
что, став секретарем, ты мог вызвать в свой новый кабинет и оборать на
несколько человек больше, нежели будучи завотделом. И, соответственно, число
людей, которые могли вызвать и оборать тебя, уменьшалось.
А здесь, в банке, речь шла уже об огромных, неестественно огромных
деньгах и роскошествах. Пьяное тело Юнакова увозил бронированный "мерседес"
под охраной двух джипов, набитых телохранителями. В командировки его уносил
личный самолет. Юной любовнице президент, баяли, подарил квартиру окнами на
Нескучный сад. Мало того, "головка" банка выстроила себе на Кипре целый
дачный поселок. Причем это были не какие-то там, извините за грубое слово,
коттеджи. Замки! А директор кредитного департамента Шорников завел в своем
замке удивительную штуку. Это была широкая постель с гидроматрацем, таившая
под собой сложный подъемный механизм. Достаточно нажать кнопку, чтобы ложе
любви из спальной на первом этаже вознеслось на крышу замка прямо под
звездное южное небо. В черепичной крыше были замаскированы специальные
створки, вроде тех, что прикрывают ракетные шахты. Так вот, створки
распахивались, и над замком воспаряла застеленная душистым бельем кровать!
Соседям идея настолько понравилась, что вся банковская "головка",
обосновавшаяся на Кипре, тут же завела себе точно такие же кровати.
Малевичу, чтобы не отстать от сподвижников, пришлось почти полностью
перестроить свой замок. Изредка начальство на банковском "Боинге" в
сопровождении длинноногих переводчиц вылетало на Кипр передохнуть. Теперь
вообразите картину: пряный аромат средиземноморской ночи, луна, как золотой
медальон на груди юной эфиопки - и вдруг на фоне черного неба, точно по
команде, взлетает, вея по воздуху простынями, десяток кроватей. А на
кроватях, воздевая к звездам длинные ноги и оглашая ночной эфир
проспонсированными стонами, юные девы отдают свои нежные тела пузатым
финансовым гениям из далекой России...
- Откуда у них столько денег? - изумлялся Башмаков.
- Оттуда! - угрюмо отвечал Гена. Постепенно Олег Трудович начал
привыкать к новому месту работы. Начал привыкать к дорогим запахам в лифте,
напоминавшем, особенно по утрам, ящик для хранения дорогого парфюма. Начал
привыкать к разговорам о том, что в Коста-Браво в этом году было все очень
дешево и что десять "штук" за "пассат" 93-го - дороговато. И все-таки когда
вечером, заученным жестом показав охранникам закатанное в пластик
удостоверение, он выходил из стеклянного стакана и спускался по широким
ступенькам, у него появлялось ощущение, будто выходит он из аэропорта. Будто
он прилетел из какой-то очень чистой, душистой, сытой страны в некое
странное замороченное пространство с подземными переходами, забитыми
просящими нищими и продающими полунищими. А добравшись до дома, Башмаков
вновь обнаруживал замусоренный подъезд, развороченные почтовые ящики или
изобретательно загаженный лифт.
- Это ты, Тапочкин? - слышал он Катин голос из комнаты.
- Я.
- А Дашка?
- Ее сегодня куда-то пригласили...
- Ужинай один. Я лежу. Устала как собака...
А утром он совершал этот путь в обратном направлении - толкался в метро
среди не проспавшихся людей и слышал вдруг истошный крик:
- Дорогие гра-аждане, извините, что вас беспокою! Сам я не местный,
инвалид...
И, все ускоряя шаги, чтобы поскорей удрать из этого горького,
выморочного пространства, он взбегал по ступенькам, взмахивал перед
охранниками удостоверением, вскакивал в стеклянный стакан - и возвращался в
ту страну, где все люди сыты и веселы и говорят о том, куда бы лучше вложить
деньги и стоит ли в этом году снова ехать в Грецию или же попросту взять да
и махнуть на Майорку... Кстати, когда Башмаков внезапно оказывался рядом,
разговор про Майорку притихал - и он чувствовал на себе недоуменные взгляды.
Так, наверное, одетые по киношной моде пятидесятых стиляги смотрели на
бредущего с авоськой старого буденовца во френче и галифе.
- Папчик, тебе нужен новый костюм! - объявила за ужином Дашка. Он и сам
это понимал. В прежнем, подзатершемся, мешковатом, Башмаков чувствовал себя
неуютно, он даже в лифте старался встать в уголок, чтобы не нарушать
стилистического единства сотрудников.
- А ты знаешь, что говорят про тебя наши девушки? - спросила Дашка.
- Что?
- Что ты интересный мужчина, но очень скромный.
- Да?
- Да.
Первые месяцы Башмаков получал небольшую зарплату, зато когда кончился
испытательный срок, его благосостояние резко возросло. Это была хитрая
система: в рублях он продолжал получать все то же невеликое жалованье, но
одновременно ему на счет переводилась серьезная сумма в долларах - проценты
с кредита, который он якобы взял у своего банка и тут же положил в свой же
банк.
- Как это? - спросил он Гену.
- Кровушка. Заводи фляжку!
В субботу Катя повезла мужа в Лужники и, вопреки своему обычаю, не
торгуясь, купила ему два итальянских костюма - темно-серый и синий, хорошие
немецкие ботинки, несколько рубашек. А на зиму - длиннополую турецкую
дубленку, продававшуюся с фантастической летней скидкой. В довершение всего
Дашка с премии подарила отцу большой флакон одеколона "Хьюго Босс".
- М-да, Тунеядыч, тебя теперь и на улицу выпускать опасно! - пророчески
пошутила Катя.
Когда в понедельник утром Башмаков вошел в лифт, он почувствовал себя в
своей стае: ни в костюмном, ни в галстучном, ни в одеколонном смысле он уже
не отличался от остальных, вызывая тем самым заинтересованные взоры
банковчанок. "Странный мир, - грустно подумал он. - Чтобы тебя заметили,
нужно стать таким, как все..."
Игнашечкин, увидев сослуживца в новом прикиде, даже присвистнул. И
шумно втянул воздух.
- Ого! Том, определи!
- "Хьюго Босс", - угадала с первой попытки Гранатуллина. - Настоящий!
- Верно.
- Что ты! Саидовна не только фальшивые доллары ловит. Любой левый
парфюм отсекает!
В тот же день Башмакова вызвал Корсаков и сообщил, что с завтрашнего
дня ему надлежит отправляться на двухнедельные курсы при процессинговой
компании "Юнион кард". Его задача - как следует разобраться во всем и по
возвращении дать рекомендации, какие банкоматы следует закупить. Две недели
Башмаков слушал лекции, изучал типы банкоматов, их устройство, оказавшееся и
в самом деле довольно простым в сравнении с теми агрегатами, которые
изобретали и испытывали в "Альдебаране". Группа была небольшая, человек
пятнадцать, в основном мужчины средних лет. Во время обеда кто-то из них,
вертя в пальцах вилку из необычайно легкого сплава, обронил слово
"конверсия". И по тяжкому вздоху, вознесшемуся от стола, Башмаков сделал
заключение: у всех этих мужиков судьба примерно такая же, как и у него...
Выйдя после курсов на работу, он, даже не заходя в свою комнату,
отправился прямиком к Корсакову и обстоятельно, с подробными техническими и
сервисными характеристиками, доложил: из тех аппаратов, что предлагают
банку, больше всего подходит "Сименс". Отличное соотношение "цена -
качество", четыре кассеты, бронированный корпус. А вот "Оливетти" брать не
стоит. Дороговато для такого качества, всего две кассеты, слабенький корпус,
нужно дополнительно сигнализацию устанавливать...
- Да, пожалуй, вы правы, - согласился Корсаков, поскребывая ногтем
лысинный глянец. - Я вижу, вы серьезно поработали на курсах. Но, к
сожалению, мы уже купили шесть "Оливетти"...
- Как? - оторопел Башмаков.
- Олег Трудович, вы опытный человек и должны понимать, что механизм
принятия решений иногда работает не так, как нам того хочется. Но трагедии
из этого делать не надо. Жизнь продолжается. Идите работайте!
В коридоре Башмаков увидел мчащегося животом вперед Игнашечкина. Гена
часто опаздывал на работу и как-то за кофе грустно поведал Башмакову о том,
что вечерами он приходит из банка поздно, вымотанный, поэтому супружеские
обязанности (а жена у него переводчица с немецкого и работает на дому)
выполняет по утрам, вместо зарядки. Женился Гена года три назад вторым
браком, супруга моложе его на десять лет и чрезвычайно требовательно
относится к половой версии семейной жизни. И когда она говорит ему: "нох айн
маль!" - Гена на работу опаздывает.
- Меня не искали? - спросил Игнашечкин, переводя дух.
- Не знаю, - покачал головой Башмаков. - Нох айн маль?
- И нох, и айн, и маль, - махнул рукой Гена. - Ты чего такой кислый?
- Они купили "Оливетти".
- Конечно. А ты как думал?
- Что значит - конечно? "Сименс" лучше!
- Бедный наивный чукотский юноша! Вношу ясность. Корсаков был
категорически против "Оливетти". Но у Малевича есть брат, а у брата есть
фирма "Банкос", а у фирмы "Банкос" на складе завалялись старые, на хрен
никому не нужные "Оливетти"... Понял? И почти вся техника к нам идет через
фирму "Банкос". Знаешь, как ее у нас зовут?
- Как?
- "Банкосос".
- А Юнаков?
- Что Юнаков? У нас в банке, как во всей России, президент пьет, а
челядь ворует. Да плюнь ты - твои, что ли, деньги? Пойдем лучше - кофейку, а
то я что-то перенохайнмальничал сегодня...
- А Корсаков?
- А что Корсаков? Он мужик нормальный. Но у него тоже фляжечка в
кармане. Поэтому помалкивай! Знаешь, как Заратустра говорил?
- Как?
- Возделывай свой садик - и мимо тебя пронесут труп председателя
колхоза! Ага? Пошли по кофеям!
- Я уже пил сегодня... ...Когда Олег Трудович открыл дверь своей
комнаты, то обнаружил за пустовавшим прежде столом темноволосую, смуглолицую
девушку в белом костюме с маленьким алым шелковым галстучком. Первое, что
бросилось ему в глаза, - ее брови, очень черные, очень густые, сросшиеся на
переносице и хищно красивые. Увидав Башмакова, она как-то странно
улыбнулась. Смысл этой улыбки стал понятен ему много позже.
- Здравствуйте, меня зовут Олег Трудович.
- Да, Тамара мне говорила, что у вас необычное отчество. Меня зовут
Вета.
Она внимательно посмотрела на него черными, без зрачков глазами.
- Да, мне говорили, что вас зовут Вета...
- А что вам еще про меня говорили?
- Что вы болели...
- А про то, что я пыталась покончить с собой, вам не говорили?
28
Телефон едва успел тренькнуть, а эскейпер уже сорвал трубку и услышал
гундосое старческое дребезжание:
- Алло, это дедушка?
- Какой еще дедушка?
- Это дедушка Олег?
- Кто вам нужен? - разозлился Башмаков.
- Ты мне, гроссфатер, и нужен! - раздался отчетливый голос Игнашечкина.
- Внучка у тебя родилась! А счастливый отец не может дозвониться ни до
бабушки, ни до дедушки... Бабушки в школе нет, а дедушки ни на работе, ни
дома! Ты от кого прячешься, Штирлиц?
- В каком смысле? Не прячусь... Но у Дашки же только семь месяцев...
- Ну, не знаю, не знаю. Сказано передать: внучка. Ждут от тебя звонка.
Зять сидит и ждет. С тебя три бутылки водки и ликер "Айриш-крим" - Тамаре
Саидовне. Ну, ты попал, дедушка! Пока!
Башмаков нашел в семейной затрепанной книжке телефон, вписанный туда
четким учительским Катиным почерком. По автомату номер не набирался,
срывался на второй цифре. Башмаков растерянно заказал разговор по срочному
тарифу. Обещали дать через пятнадцать минут.
"Вот тебе, дедушка, и 'Суперпрегновитон', - горько подумал Башмаков. -
Как же так? Два месяца не доносила. Не удержала! Вся в Катьку - неудержливая
какая-то..."
...Дашка выскочила замуж стремительно.
Дело было так. Однажды летом, являясь уже благополучным сотрудником
"Лось-банка", Олег Трудович с балкона наблюдал, как парень из соседнего
подъезда отрабатывает теннисные удары о стену котельной. Бил парень
неправильно, стоя на прямых ногах и подправляя движение ракетки кистью.
Башмаков, сам в большой теннис никогда не игравший, об этих тонкостях был
осведомлен, потому что Дашка ходила на корт, арендованный банком. Как-то она
зазвала с собой отца - посмотреть тренажерный зал, располагавшийся в том же
спорткомплексе. Олег Трудович издали поглядел на стриженых бугаев, которые,
выпучив глаза и багровея, лязгали никелированными рычагами, отрывая от пола
полутонные тяжести, и решил, что с него достаточно оздоровительного бега да
стареньких облупившихся гантелек. Он вернулся на корт и присел в кресле.
Дашка и длинная Валя, похожая на циркуль в юбочке, стояли возле специальной,
размеченной белыми линиями стенки. Моложавый, плечистый тренер с пышной,
уложенной феном шевелюрой довольно неодобрительно следил за тем, как девицы
неловко всаживают мячи в стенку. Наконец он подошел почему-то к Дашке, хотя
длинная Валя была еще неуклюжее, отобрал ракетку и принялся бить по мячу,
объясняя:
- Смотрите еще раз. Внимательно. Ноги обязательно при ударе сгибаем!
Вот та-ак! Рука прямая, ракетка в руке под прямым углом. Вот та-ак! Кисть
абсолютно неподвижна. Вот та-ак!
- А вот Беккер... - пискнула Валя.
- Когда будете играть, как Беккер, тогда хоть зубами ракетку держите!
И в этот момент вошла смуглоногая Вета. Она была в белом теннисном
наряде, похожем на тунику. Схваченные белой повязкой рассыпанные по плечам
черные волосы искрились. Боже, что тут произошло с тренером! Он весь льстиво
изогнулся, кокетливо поправил укладку и кинулся к Вете, как учитель танцев к
наследнице престола:
- Веточка, держу корт специально для вас!
Дашка с Валей переметнулись ядовитыми секретарскими улыбками,
повернулись к стене и забарабанили мячами со всей силы. Вета расчехлила
розовую ракетку и увидела Башмакова:
- Олег Трудович, а вы в теннис не играете?
- Нет, к сожалению.
- Хотите научиться?
- Мне уже поздно.
- Вам? - она засмеялась. - У вас еще все впереди!
Дашка, услышав это, как-то странно посмотрела сначала на отца, потом на
Вету. А ведь между ним и Ветой тогда еще ничего не было, ничего, кроме
разговора в галерее над дилингом. Ничего, кроме печального рассказа, после
которого Олег Трудович погладил ее смуглую руку и вместо чего-то умного,
достойного зрелого мужчины отлепил любимую присказку тещи Зинаиды Ивановны:
- Перемелется - мука будет...
И все.
Башмаков сидел в кресле и смотрел, как Вета, отведя ракетку,
стремительно убегает от своих развевающихся черных волос, как она мелкими
изящными шагами настигает желтый, похожий на цыпленка мяч и, звонко цокнув,
отправляет его через сетку, а потом замирает, полуприсев, в ожидании
ответного удара... Олег Трудович и помыслить тогда не мог, что пройдет не
так уж много времени и юная Вета, закусив губу и зажмурившись, будет
выгарцовывать на нем, Башмакове, свои первые женские восторги. За ужином
проинформированная Катя заметила:
- Во времена нашей с тобой юности, Тапочкин, молоденькие девочки
приглашали мужчин на белый танец. А теперь, значит, приглашают на теннис?
Хочешь заняться теннисом? В этой фразе уместилось каким-то третьим смыслом
все: и не забытая до сих пор Нина Андреевна, и постельно-бытовые конфузы,
накопившиеся за столько лет совместной жизни, и многое другое.
- Да ну тебя! Я бегом занимаюсь, - отмахнулся Башмаков.
- Правильно, - кивнула Катя.
Конечно, останься Дашка в банке, не было бы никакого романа с Ветой и
никаких сборов на Кипр. Не было бы и быть не могло. Но... Дашка стремительно
вышла замуж.
Итак, Олег Трудович, стоя на балконе и наблюдая соседского парня,
бьющего теннисным мячом о стенку котельной, сначала почуял табачное веяние с
завьяловского балкона, а потом услыхал мужские голоса.
- Значит, во Владик? - спросил голос Анатолича.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг