майке две большие пешки, черная и белая, пожимали друг другу руки на фоне
земного шара. Лицо у лысого было отстраненно-сосредоточенное, как у
человека, привыкшего обдумывать свои ходы.
- Вам кого? - спросил он, не прерывая раздумий и даже не удивляясь
позднему звонку.
- Мне бы Рому! - вдруг ответил Башмаков.
- Рома в армии.
- Давно?
- Только забрали. А вы кто?
- Я? Я с ним в шахматы иногда играл...
- Теперь через два года.
Сквозь шум душа из ванной донесся голос Нины Андреевны:
- Звереныш, кто там пришел?
Дверь ванной выходила прямо в прихожую. Башмаков сразу почувствовал
витающую в воздухе ароматную шампуневую сырость, а теперь отчетливо
вообразил, как вот прямо сейчас, всего в метре от него, за тонкой
перегородочкой обнаженная Нина Андреевна стоит под струями. И вода, стекая
по упругому животу, свивает курчавые волоски в мокрый трогательный клинышек.
Они часто принимали душ вместе, и Нина Андреевна обязательно говорила: "А
сейчас мы помоем звереныша!"
- Звереныш, это кто пришел? - повторила из-за двери она.
- Это к Роме!
- Пусть подождут. Я уже выхожу. А почему так поздно? Что-нибудь
случилось?
- Да, а в самом деле, почему так поздно?
- Я тут мимо ехал... Будете писать ему в армию, передавайте от меня
привет!
- От кого?
- Он знает...
- Ах, ну конечно!
В ванной оборвался шелест воды, и раздался ясный теперь голос Нины
Андреевны:
- Я выхожу-у! Башмаков стремглав сбежал по лестнице и кустами, чтобы
даже из окна его не было видно, выбрался со двора на улицу. Денег у него не
оказалось даже на метро, и он долго собирался с духом, прежде чем подойти к
контролерше в форменке и путано объяснить, что потерял кошелек. Старушка
посмотрела на него так долго и пристально, будто просился он не в метро, а
минимум на секретный объект, потом покачала головой и презрительно кивнула -
мол, проходи, прощелыга ты эдакий!
На его осторожный звонок открыл Анатолич. Судя по сощуренным глазам, он
уже улегся.
- Извини.
- Ладно... Нагулялся?
- От души.
Башмаков перелез через перила. Он на цыпочках прошел мимо спящей Дашки.
Катя лежала в постели и читала "Комментарии к "Евгению Онегину"" Лотмана.
Она или вообще не заметила полуторачасового отсутствия мужа, или просто
сделала вид, что не заметила.
- Я еще почитаю, - сказала Катя, на минуту оторвавшись от книги. И
Башмаков вдруг почувствовал к жене жгучую ненависть, перерастающую в
необыкновенное, чудовищное, знобящее вожделение. Он сорвал с себя одежду,
отмел всяческие отговорки и ссылки на то, что Дашка еще не спит, погасил
свет и набросился на Катю. Борясь в потемках, Олег Трудович грубо прорвал
сопротивление жены и, постыдно заломив ее тело, опустошился с зубовным
скрежетом.
- Что с тобой? - спросила Катя.
Она включила ночник, отдышалась и подобрала с пола книгу.
- Петушок сдох! - ответил Башмаков.
21
Эскейпер открыл скрипучую дверцу гардероба. "Надо же, так и не смазал,
а ведь сколько раз собирался!"
Он отправился на кухню, достал из-под мойки пластиковую емкость с
остатками подсолнечного масла, сунул в горлышко указательный палец и
перевернул бутылку. В следующий миг, подставив ковшиком ладонь под стекающие
с намасленного пальца капли, Башмаков бегом вернулся к гардеробу, смазал
латунные петельки и попробовал - больше не скрипело. Потом он зашел в ванную
и сначала с помощью мыла, а потом и порошка "Ариэль" отмыл испачканные руки.
Сделав все это и воротившись в комнату, Олег Трудович вдруг забыл, зачем,
собственно, полез в гардероб. "Склероз - лучший способ бегства от
действительности. Ах да, галстуки... Галстуки, галстуки - теплого мая
привет..." Галстуки висели на специальной планочке на внутренней стороне
дверцы.
"А что такое галстуки? Галстуки - это биография мужчины, запечатленная
особой формой узелкового письма... Где же я это читал? Где-то читал..."
И ведь на самом деле в этих узких разноцветных кусках материи была
записана вся его, башмаковская, жизнь. Во всяком случае, жизнь с Катей точно
уж записана... Вот в этом широченном, с золотистыми парчовыми завитушками
галстуке он женился. Сейчас повяжи такой, скажем, отправляясь в ресторан, и
тебя примут за идиота. Девушка тебя разлюбит, а метрдотель прикажет охране
приглядывать за тобой повнимательнее. Впрочем, если все остальное - рубашка,
костюм, ботинки, часы - высший класс, тебя сочтут не идиотом, а, наоборот,
продвинутым. И ты можешь снова ввести в моду вот такую павлинятину. Но для
этого лучше, конечно, появиться не в ресторане, а в телевизоре. Олег
Трудович потрогал галстук - ткань на ощупь напоминала портьерную... А вот
другой галстук - поуже и покороче, красно-синий, клетчатый, как
юбка-шотландка, и с вечным узлом на резиночке. В этом галстуке Олег Трудович
ходил на работу в райком. Надо сказать, завязывать галстук быстро и красиво
он так и не научился. Обычно помогала Катя. На работу в райком из их
спального района дорога была неблизкая, автобусы вечно куда-то
проваливались, а потом появлялись сразу стаями. В очереди на остановке зло
шутили, что водилы не выезжают с конечной, пока не доиграют партию в домино.
Возможно, так оно и было... А опаздывать в райком нельзя ни в коем случае!
Покойный Чеботарев раз-два в месяц (в какой именно день - не угадаешь) любил
без пяти девять прохаживаться в скверике перед райкомом, похлопывая по
ладони своей знаменитой зеленой книжицей. Номенклатурная шелупонь летела от
автобусной остановки, как на юношеской спартакиаде. Кстати, сотрудники,
прибывшие на собственных машинах, оставляли тачки за квартал и чесали к
месту службы на всякий случай показательным пешеходным аллюром. Был случай,
когда перспективный, только что назначенный замзавотделом прикатил на
новенькой темно-синей "семерке" и поставил ее прямо у дверей райкома.
Чеботарев, восхищенно цокая языком, обошел "жигуленок", встал рядом и у
каждого пробегавшего мимо сотрудника радостно спрашивал:
- Хороша машинка? А?
На ближайшем заседании бюро райкома он разжаловал замзава в
инструкторы, сказав при этом исторические слова:
- Партия не имеет права жрать большой ложкой, если народ ест маленькой.
Запомните! Бедный марксистско-ленинский романтик Федор Федорович! От каких
чудовищных разочарований он уберег себя, застрелившись в 91-м!
Пошел в народ и другой афоризм Чеботарева: "Женщина в брюках - это так
же противоестественно, как мужчина без галстука!" Гонял он брючниц и
безгалстучников страшно. Одного докладчика поманил пальцем, снял с себя
галстук и затянул на шее нарушителя этикета поверх свитера. Тот так и
выступал. Кстати, всех опоздавших Чеботарев записывал и лишал еженедельного
райкомовского продовольственного заказа.
- Пусть-ка в гастроном сходят, понюхают, чем народ живет! Чтобы утром
не терять ни минуты и, не дай Бог, опоздать, Олег Трудович купил себе этот
галстук на резиночке: застегнул крючочек, подхватил портфель - и вперед в
светлое будущее!
В "Альдебаране" Башмаков специально не носил галстуков: во-первых,
надоели после райкома, а во-вторых, не хотелось этой номенклатурной деталью
в одежде подтверждать обидное прозвище Товарищ из центра. Первым его
альдебаранским галстуком стал этот - темно-синий с маленькой алой
аббревиатуркой "ВВС", означавшей - "Британская строительная корпорация". В
этом галстуке, подаренном Петром Никифоровичем, Олег Трудович защищал
кандидатскую диссертацию.
А у тестя галстук от ВВС объявился при довольно необычных
обстоятельствах. Петр Никифорович принимал по министерской разнарядке
английскую делегацию. По этому случаю у дверей ремстройконторы прикрепили
роскошную вывеску, в кабинете заменили мебель, стоявшую там с довоенных
времен, а всем рабочим выдали новенькие болоньевые зеленые куртки с надписью
"Мосстрой" и пластмассовые оранжевые шлемы с буквами "СССР". Шлемы они, по
сценарию, разработанному в главке, должны были подарить англичанам в
качестве сувениров. Двое рабочих, кстати, специально забюллетенили, чтобы не
присутствовать на братании с иностранными коллегами и таким образом
сохранить понравившиеся шлемы. Петр Никифорович страшно еще возмущался по
этому поводу. Англичане же отдарились галстуками, и тестю из-за отсутствия
двух рабочих досталось сразу три штуки. Один он оставил себе. Второй вручил
зятю. Третий презентовал Нашумевшему Поэту. И здесь приключилась
замечательная история. Нашумевший Поэт начал демонстративно расхаживать в
этом галстуке по Дому литераторов, специально даже расстегнув пиджак, чтобы
завистливая писательская дребедень непременно видела пикантную аббревиатурку
"ВВС". Естественно, появились вопросы. Нашумевший Поэт уверял доверчивых
литераторов, будто галстук этот ему вручили в Лондоне, на радиостанции
Би-би-си, после выступления...
- А мы что-то не слышали... - удивлялись коллеги, ежевечерне
припадавшие к приемникам, чтобы послушать антисоветчину, едва пробивавшуюся
сквозь эфирный треск...
- Заглушили, - тонко улыбался Нашумевший Поэт, - боятся правды...
Разумеется, кто-то из собратьев по перу мгновенно стукнул куда
положено. Нашумевшего вызвали на Лубянку и отчихвостили, строго-настрого
запретив повязывать антисоветский галстук и распространять небылицы о
выступлении по Би-би-си. Обо всем этом Башмаков прочитал недавно в книге
мемуаров Нашумевшего Поэта под названием "Одиночка". Но почему-то ни о Петре
Никифоровиче, ни о подлинном происхождении галстука в книжке ничего не было.
Глава называлась "Роковой узел" и повествовала о том, как за ношение
галстука, подаренного поэту благодарным коллективом радиостанции Би-би-си,
костоломы из КГБ на пять лет сделали его невыездным. В конце шло длинное
стихотворение, заканчивавшееся такими строчками:
Я жил в стране, разгульной и вихрастой,
Где лес до неба и без края степь...
Я жил в стране, где за английский галстук
Сажали, словно пса, меня на цепь!
Однако потом Олег Трудович прочитал в "Московском комсомольце" интервью
бывшего гэбэшного генерала, обойденного очередным званием и ставшего в этой
связи страшным разоблачителем. Генерал писал, будто Нашумевший Поэт с юных
лет выполнял деликатные поручения Конторы, а вся история с галстуком,
специально привезенным для этой цели из Англии, была тонко продуманной и
коварной операцией. КГБ хотел подманить к якобы обиженному властью
вольнописцу вражескую агентуру... И подманил!
"Черт их там всех разберет! - вздохнул Башмаков. - Но стихи получились
хорошие..." После галстука с буковками "ВВС" последовал вот этот,
темно-коричневый с палевыми горошинками, подаренный Ниной Андреевной вскоре
после того, как Башмакова назначили начальником отдела. И по понедельникам
на директорскую планерку он стал являться в галстуке. Нина Андреевна очень
обижалась, если любовник повязывал какой-то другой, не ею подаренный
галстук.
Затем случился новый, довольно длительный безгалстучный период. Зачем,
в самом деле, новые галстуки безработному, челноку или сторожу автостоянки?
В театр можно и старый повязать... Но только не тот - изменный, от Диора.
Катя, кстати, делала вид, будто такого галстука у мужа вообще нет.
А потом появился сразу целый ворох новых галстуков. Это когда он
устроился в "Лось-банк". Олег Трудович обнаружил, что его сослуживцы каждый
день меняют галстуки и что заявляться в течение недели в одном и том же,
даже самом великолепном, галстуке вроде как неприлично. В следующий
понедельник - пожалуйста. Этот комплект, наподобие женских трусиков, так и
назывался - "неделька". Был даже такой дежурный комплимент:
- "Неделька" у тебя что надо!
- В Голландии прихватил...
Башмаков пожаловался Кате на свое, так сказать, галстучное
несоответствие занимаемой должности - но она поначалу даже возмутилась:
- Как это у тебя нет галстуков? Я тебе сейчас не на неделю, а на месяц
наберу!
Жена решительно подошла к гардеробу, открыла дверь и первое, что ей
бросилось в глаза, был тот, изменный, диоровский, купленный для Вадима
Семеновича. На следующий день Катя повезла мужа на Арбат, в магазин
"Подарки", но обнаружилось, что более-менее приличный галстук стоит тридцать
долларов...
- Боже, на эти деньги неделю жить можно!
- Можно и месяц, - злопамятно улыбнулся Олег Трудович.
Тогда они поехали в Лужники и, потолкавшись на огромном вещевом рынке,
поглотившем это спортивное некогда пространство, на те же тридцать долларов
купили целую "недельку". Если не очень присматриваться, галстуки вполне
можно было принять за фирменные. Но, оказавшись рядом с настоящим
диоровским, они сразу как-то подешевели, в общем, стали тем, чем были на
самом деле, - корейской дрянью, схваченной на толкучке. Зато в галстуке от
Диора на фоне этих подделок, наоборот, проступила некая врожденная
аристократичность, копившаяся многими поколениями и уходившая в глубину
веков, к истокам, к великому предку - к какому-нибудь кружевному жабо,
которое носил любовник Людовика ХIII...
Догадавшись об отношениях Кати и Вадима Семеновича, Башмаков поклялся
никогда не повязывать этот изменный галстук. Никогда! Но клятву не сдержал.
Он повязывал его три или даже четыре раза. В первый раз - когда отвозил
Принцессе предсмертное письмо Джедая...
Впрочем, Башмаков так до конца и не был уверен в смерти Каракозина. Он
же не хоронил его и не видел в гробу, утихшим и овосковевшим, как Бориса
Исааковича. Ах, Борис Исаакович, Борис Исаакович!...
Случилось это во время демонстрации. В 93-м. Башмаков там, конечно, не
был, а подробности узнал во время поминок. Поначалу митинговать собирались
на площади Гагарина, но потом толпа двинулась по привычке на Манежную - там
прокричать: "Банду Ельцина под суд!" - чтобы этот беспалый белобилетник
слышал и трепетал в своем кремлевском логове. Борис Исаакович был, как
всегда, в генеральском мундире, при наградах и, как всегда, шел в первых
рядах с красным флагом на свинчивающемся древке. Рядом шагал верный Джедай с
гитарой. Толпа дошла до омоновцев, перегородивших Ленинский проспект, и
остановилась. Точнее, остановились первые шеренги, а задние все подходили и
подходили от площади Гагарина, туже и туже сжимая народную пружину. Башмаков
запомнил это выражение - "народная пружина", брошенное на поминках
говорливым есаулом Гречко.
"Я даже вначале не понял, - вспоминал есаул после второй. - Стоим.
Впереди эти, в касках, со щитами, как псы-рыцари... Стоим. Спиной прямо
чувствую, как сзади, понимаешь, народная пружина сжимается... И вдруг слышу
звон. Сначала думал - в ушах. У меня так от давления бывает. Прислушался -
нет, не в ушах! Огляделся и понял: медали звенят! Фронтовиков-то тысяч
десять было, не меньше. Сзади напирают, толкаются - и медали звенят...
Звенят! Прямо-таки набат мести! Никогда не забуду!.." Борис Исаакович
подошел к омоновцам и строгим голосом спросил:
- Почему не пускаете?
- А куда надо? - спросил омоновец.
- К Кремлю!
- Не положено, отец!
- В 45-м было положено, а теперь не положено...
- Отец, ты сам человек военный. Должен понимать: приказ есть приказ.
- А если вам прикажут по фронтовикам стрелять? Тогда что?
- Да что ты с ним пустоболишь? - крикнул, подбегая, другой омоновец,
явно офицер. - Он же провокатор!
- Эй, ты, охломоновец, - вмешался Джедай, - соображай, с кем
разговариваешь!
- А с кем я разговариваю?
- У тебя теперь каска вместо башки? В погонах не разбираешься?
- Ага... А чего так слабо? Мог бы на Арбате и маршальские купить!
- Не сметь! - возвысил голос Борис Исаакович. - Я генерал Советской
Армии!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг