восемь, мы получали и складывали из отдельных, еще влажных, частей
изображение "спутника Алексеева". Догадка Топанова подтвердилась. На
каждой фотографии, получаемой из Америки, различных подробностей было
больше, чем на нашей фотографии, снятой накануне, и меньше, чем на
следующей фотографии...
Теперь уже мы сравнивали между собой только фотографии, снятые при
прохождении "галактики" в зените. Когда их накопилось с десяток, вывод был
сделан единогласно, и вывод потрясающий! Рассудок отказывался с ним
согласиться, но длинный ряд фотографий со всей убедительностью
свидетельствовал, что необыкновенная туманность, представляющая собой
"спутник Алексеева", находилась в _состоянии непрерывного развития_!
Спиральные ветви набухали туманными хлопьями, расползались все дальше и
дальше; плотный, светящийся миллиардами звезд центр "галактики" выделялся
все более четко.
- Если это галактика, - сказал Топанов, - то мы присутствуем при ее
развитии. Каждый день она иная, каждый час... Ну, а если она развивается,
если вот эти туманные нити насыщены сгустками звезд, то я вас спрашиваю,
товарищи, как выглядела она каких-нибудь тридцать-сорок дней назад? И не
положили ли ей начало те таинственные ракеты, которые взвились с полигона
Института звезд за месяц до катастрофы?
- То, что вы говорите, похоже на фантастику... - возразил Григорьев.
- А вам не кажется, что человечество уже давно шагнуло в мир
фантастики? - быстро ответил Топанов. - И мы сделали ошибку, не пригласив
сюда тех представителей астрономической науки, которые на эволюции
звездных скоплений зубы проели. Сделали ошибку, и ее нужно немедленно
исправить. Сегодня же попросите выехать их сюда. Дело о катастрофе в
лаборатории Алексеева приобретает совсем другой поворот, чем это всем
казалось вначале. Признаться, кое-чего в этом роде я и ждал...
Мы, как зачарованные, переводили взгляд с одной фотографии на другую.
Да, если Топанов вновь окажется правым, если то, что мы наблюдали и
фотографировали, представляет собой модель, подобие настоящей галактики,
настоящего звездного острова в миниатюре, то она разрастается на наших
глазах, обретая какую-то малознакомую даже для астрономов форму...
И вновь неожиданность... На этот раз ее принес очередной бюллетень
Академии наук. Решением Комитета по проведению международного
геофизического года Алексееву была присуждена премия...
Наверное, в десятый раз мы перечитывали коротенькое сообщение: "За
открытие асимметрии эффекта Эйнштейна присудить вторую премию руководителю
лаборатории южноукраинского филиала Института звезд, Алексееву Алексею
Алексеевичу. Премия присуждена посмертно".
- Какого эффекта? Какая асимметрия? - спрашивал Григорьев. - Почему нам
раньше ничего не было известно об этих работах?
Топанов позвонил в Комитет.
- Почему вы не поставили нас в известность? - спросил он. - Ах, работа
носит узкоспециальный характер? Тем более следовало бы прислать! В чем
содержание работы?
- Алексеев предположил, что можно экспериментально установить некоторую
асимметрию эффекта Эйнштейна, - ответили Топанову, - он поставил у нас
опыт, в результате которого мы действительно получили подтверждение его
теоретических расчетов. Вот и все...
Топанов тут же потребовал:
- Прошу вас немедленно выслать копию расчетов Алексеева и ваши
протоколы по этому вопросу.
- Как он разбрасывается! - восклицал Григорьев, перелистывая листки
работы Алексеева. Мы получили их в тот же вечер. - Опять какая-то загадка.
Для чего ему нужно было заниматься именно этим эффектом Эйнштейна? И я
понимаю, почему нам не прислали эту работу Алексеева - выполнена она была
полтора года назад: явно побочная тема... Правда, не совсем ясны
обоснования, вернее, неполны...
- Но в чем суть дела? - напомнил Топанов. - Я вижу, что здесь тоже
какие-то орбиты, какой-то спутник...
- В позапрошлом году был запущен искусственный спутник Солнца,
искусственная планета. Предполагалось проверить эффект Эйнштейна по
отклонению луча света вблизи Солнца...
- Отклонение луча света... - взволнованно проговорил Топанов. -
Продолжайте, продолжайте, пожалуйста!
- Эксперимент в общем обычный, - продолжал Григорьев. - Запущенная с
Земли искусственная планета каждые сутки производила фотографирование
Солнца на фоне далеких звезд... Спустя год, это было в декабре прошлого
года, пролетая вблизи Земли, она передала радиосигналами эти фотографии на
Землю. При помощи этих фотографий удалось очень точно определить
отклонение луча света вблизи Солнца... Вот видите, - Григорьев поднял и
показал всем большую фотографию с черным диском Солнца и светлыми
пятнышками звезд вокруг, - видите, здесь процарапаны стрелки против тех
звезд, изображение которых сместилось, так как луч света вблизи Солнца...
- ...имеет форму гиперболы! - воскликнул Топанов. - Я все вспомнил...
Все!.. Продолжайте, я все потом объясню...
- Да, луч света искривляется вблизи тяготеющих масс, это было известно,
но Алексеев предположил, что впереди по движению Солнца искривление луча
будет большим, чем с другой стороны Солнца, в этом смысл предсказанной им
асимметрии...
- И опыт подтвердил расчеты Алексеева?
- Да, на полученных фотографиях смещение звезд впереди Солнца оказалось
несколько большим, чем возможная ошибка эксперимента...
- Все вспомнил, все, - торопливо заговорил Топанов. - Этот эксперимент
имеет самое близкое отношение к работам Алексеева, самое близкое...
Известно, что Солнце вызывает своеобразное искривление пространства вокруг
себя... Но Алексеев предположил, что это можно объяснить не так, как делал
это Эйнштейн, - одним только "преломлением гипотетической среды вокруг
тяготеющей массы". Он утверждал, что здесь... истинное преломление. Да, он
так говорил... И это преломление вызвано свойствами того, что мы называли
"пустотой". То есть Алексеев утверждал, что даже "пустое пространство"
заполнено чем-то, и это что-то имеет вполне определенную физическую
природу. Природа боится пустоты, говорили в далекие времена. Природа _не
знает_ пустоты! - скажем мы сегодня... Да разве можно назвать пустотой то,
что стало колыбелью звезд, колыбелью галактик?! Только в уме человека
может существовать слово "ничто", природа его не знает!
- Выходит, что есть нечто такое, что заполняет физическое пространство?
- спросил Григорьев.
- Не заполняет, нет! Это я оговорился. По Алексееву есть САМО
физическое пространство, и он решил проследить, как это НЕЧТО, уступая
дорогу громаде Солнца, будет взаимодействовать с лучом света.
- Но позади Солнца также могут возникать какие-то интересные участки...
раз Алексеев считал, что Солнце движется в некоторой материальной среде.
- Вот именно! - воскликнул Топанов. - В том-то все и дело! И вот
разница в плотности "пустоты" впереди и позади движения Солнца и создает
эту самую "асимметрию эффекта Эйнштейна", открытую Алексеевым!
ЗВЕЗДНАЯ ГОЛОВОЛОМКА
Сегодня я застал всех членов комиссии за странным занятием. У длинного
стола, стоящего под деревьями, сидели очень серьезные и деловые люди и
решали какую-то головоломку. Мне пришлось однажды видеть в парке культуры
и отдыха точно такие же проволочные головоломки. С прихотливо изогнутых
фигур из толстой стальной проволоки нужно было снять кольца; некоторые
фигуры соединить в одну, другие, наоборот, разобрать на составные части.
Весь фокус заключался в том, что проволочную фигуру нужно было сложить или
повернуть так, чтобы кольцо снялось без всяких усилий. На удачливого
человека все окружающие смотрели с завистью, нервно дергали завитки своих
проволочных закорючек, а победитель думал про себя: "Как это мне
удалось?.."
В руках у каждого из моих товарищей были замысловатые фигуры, сделанные
из плоских металлических стержней. Некоторые из стержней были из меди,
другие из какого-то серебристого сплава. Топанов подвинулся, освободил мне
место рядом с собой и, взяв несколько таких же фигурок, передал их мне.
- Думайте, - сказал он, - думайте...
- А над чем, собственно, думать? - спросил я.
- Да вы что, ничего не знаете? Ах да, вас вчера не было...
- Я ничего не понимаю...
- Вчера нам прислали последний заказ Алексеева. Завод-изготовитель,
куда обращался Алексеев, повторил для нас то, что было изготовлено для
алексеевской лаборатории. Григорьев первым обратил внимание на этот заказ.
Общий вес всех этих металлических кружев равен двумстам десяти
килограммам. Возникло предположение, что эти фигурки Алексеев и запускал
на своих трех ракетах.
- Но как это все проверить?
- Пытаемся сложить что-нибудь понятное из этих странных деталей. Пока
ничего не получается.
Я тоже стал поворачивать и рассматривать один из таких сегментов.
Отделанный чрезвычайно тщательно, местами полированный металл, посередине
какая-то луночка, похожая на продолговатую дольку...
- Вы также обратили на нее внимание? - спросил Григорьев. - Максим
Федорович, вы не рассказали о требованиях, которые предъявил Алексеев к
этой детали.
- Да, да... Завод сообщил нам, что на тщательности шлифовки вот этой
луночки особенно настаивал Алексеев. Кроме того, к ней были предъявлены
особые условия и в отношении прочности. Луночка должна была выдерживать
давление не менее пяти тысяч атмосфер!
- А вот еще кольца, - сказал Григорьев, протягивая мне несколько колец
из золотистой бронзы. - Они разъемные, видите, похожи на кольца для
ключей...
- И к ним также были предъявлены какие-нибудь требования?
- Да, в отличие от сегмента с луночкой, кольца должны быть хрупкими;
сплав, из которого они сделаны, выдержит напряжение не выше пятисот
килограммов на квадратный сантиметр...
- А почему луночка должна выдерживать не менее пяти тысяч атмосфер, а
кольца не больше пятисот?
- Если бы мы знали! - воскликнул кто-то из сидящих за столом, не
поднимая головы. Проволочные фигуры в его руках сцепились в удивительно
красивый узорчатый гребень.
- Значит, - уточнил я, - прочность луночки рассчитана на пять тысяч
атмосфер, а прочность колец - только на пятьсот...
- Именно... - Григорьев отодвинул от себя свою работу. - Кольца в
каких-то условиях должны разлетаться, а луночка обязана устоять.
- Устоять? Но перед чем, если эта вся конструкция выносилась в вакуум и
становилась практически невесомой?
- А тут, - осторожно начал Топанов, - не предполагался ли взрыв?
- При чем здесь взрыв? - спросил Григорьев.
- Да, да, какой-то взрыв, - уже уверенней продолжал Топанов. - Вот
возьмите артиллерийский снаряд; его оболочка должна разорваться только при
достижении определенного значения внутреннего давления, не раньше и не
позже...
- Смотрите! - вырвалось у меня. - Каждая луночка сегмента точно
подходит к луночке другого сегмента!
- Ну, это мы заметили! - раздалось вокруг. - Да что из того?
- А из этого выходит, что там, где две соединились, там может
присоединиться и третья фигура и четвертая... Вот давайте!
Я взял из рук Топанова фигурку и присоединил ее к двум моим. Луночки
были так пришлифованы, что разнять их можно было, только приложив
некоторое усилие. Одна за другой соединялись фигурки друг с другом. Теперь
уже ясно было видно, что соединенные вместе "скибки" образуют почти точную
_сферу_. Через несколько минут перед нами лежал довольно большой,
диаметром больше метра, ребристый стальной шар. Правда, достаточно было
одного толчка, чтобы он развалился на отдельные сегменты, но тут Григорьев
вспомнил про кольца. Он быстро продел их сверху и снизу шара. Теперь мы не
сомневались, что именно такой вид должно было иметь это сооружение.
Топанов взял его осторожно в обхват, поднатужился и чуть-чуть приподнял
над столом.
- А ведь, пожалуй, вы правы... Здесь килограммов семьдесят с гаком.
Ну-ка, сколько сюда пошло фигурок?
Мы бросились торопливо считать ребра-фигурки.
- Четыреста штук! - возвестил Григорьев.
- То есть треть всего количества! На три ракеты! - раздалось вокруг.
- И без взрыва не обойтись! - сказал Топанов. - Вот теперь-то все ясно!
Внимание, товарищи! Если в центре поместить заряд, то будут понятны
требования Алексеева! Как только внутри шара давление поднимется до
пятисот атмосфер, лопнувшие кольца - ведь им по техническим условиям такую
нагрузку не выдержать - немедленно распадутся, и вся эта штука разлетится
в разные стороны...
- И спутник перестанет существовать, - сказал Григорьев.
Наступило молчание.
- Да, - нарушил тишину Топанов, - да, исчезнет, если эти сегменты ничем
не будут друг с другом связаны...
- А если они связаны, то в пространстве будет носиться огромное колесо,
- сказал Леднев. - И они, эти отдельные фигурки, действительно могли быть
связаны. Я обратил внимание на маленькие выступы-приливчики, вот здесь, по
краям каждой узорчатой фигурки.
- Мы все их видели... - заговорили вокруг.
- Вы видели, а я присмотрелся. В этих приливчиках очень тонкие
отверстия, и если сквозь них пропустить нитку...
- Именно нитка! - неожиданно громко заговорил Григорьев. - Но нитка
особенная! Я имею сведения, что Алексеев состоял в очень тесной деловой
переписке с Мачавариани!
- Мачавариани не может иметь отношение к этому вопросу, ведь он
специалист по структурам, - сказал Леднев.
- Совершенно точно, - подтвердил Григорьев. - Но в последнее время его
лаборатория начала заниматься, и очень удачно, вопросами о роли смещений в
кристаллических решетках... Им удалось вызвать систематические планомерные
смещения атомных слоев... Короче говоря, они уже перешагнули тысячекратный
запас прочности для многих чистых металлов.
- С лабораторией Мачавариани нужно связаться немедленно, - сказал
Топанов. - Сегодня же, по телефону. Нужно выяснить, что требовал от них
Алексеев.
Через несколько часов сотрудники лаборатории Мачавариани подтвердили,
что по заказу Института звезд ими была изготовлена тончайшая металлическая
проволока и посылкой месяца четыре назад отправлена на имя Алексеева. Мы
опросили о заданной прочности проволоки. "Не менее двадцати тонн на
квадратный миллиметр, - ответили нам. - Сечение проволоки 0,2 квадратных
миллиметра. Общий вес сто шестьдесят килограммов".
Мы измерили диаметр отверстия в приливах, расположенных на ребрах
сложенной нами фигуры. Отверстия вполне могли пропустить проволочку такого
сечения.
- Но зачем столько проволоки? - проговорил Григорьев.
Ему ответил один из физиков, членов комиссии:
- Да потому, что Леднев прав. После взрыва вся эта конструкция
представляла собой гигантское колесо диаметром в несколько километров...
И, кажется, я начинаю понимать его назначение...
Оживленно переговариваясь друг с другом, расходились взволнованные
неожиданным открытием члены комиссии. Топанов как-то особенно посмотрел им
вслед, потом улыбнулся и сказал:
- Если так пойдет дальше, то скоро, очень скоро для нас все станет
ясным...
Мне поручили доложить комиссии о последних работах Алексеева в области
математической физики. Подводя итоги, я не скрыл своего разочарования.
Меня выслушали внимательно, казалось, даже сочувственно.
- Алексеев отрицает теорию относительности и квантовую механику? -
спросил Кашников.
- Вот что, товарищи, - огорченно сказал Григорьев. - Мы многого ждали
от присланных нам работ Алексеева. Мы ждали, что они раскроют тайну его
последнего эксперимента, а вместо этого какие-то странные утверждения,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг