знать, видал, как украинцы говорят, "шмаленого вовка".
- Жалуются на тебя, товарищ Алексеев, - говорю, - и крепко жалуются...
"Мешает Алексеев научной работе!" - вот как говорят, вот до чего дошло!
Мешаешь?
- Мешаю...
- Ну, а тех, кто мешает, - бьют.
- Знаю...
- Значит, уверен в своей правоте? Значит, тебя не понимают? Ты новые
идеи несешь, раскрываешь, а на тебя никакого внимания? Так?
- Нет, не так! Я по-настоящему своих мыслей никому еще не рассказывал.
- Почему?
- Потому что рано. Еще многое нужно проверить... У нас ведь какая
структура? Отдел звезд, отдел космической электродинамики, отдел
межзвездной материи и лаборатория вакуума... Поле исследования - вся
Вселенная. А у каждого сотрудника свой "комплекс идей"; свое понимание
науки о звездах; каждый старается отхватить побольше для "своего". И при
утверждении планов - скандал! Но ведь из любого, буквально из любого
направления может вдруг появиться, "отпочковаться", что ли, какое-нибудь
совершенно чудесное, практически важное следствие, прямо не связанное с
программой "отдела". Ведь звезды становятся нашей далекой и незаменимой
лабораторией. Пройдут, быть может, тысячелетия, прежде чем человек получит
возможность создавать такие температуры и такие давления, как на далеких
звездах. Природа открывает свои самые сокровенные тайны только при очень
сильных воздействиях, ей и миллиона градусов мало, и что творится внутри
горячих звезд - надолго останется загадкой. Ну можно ли сейчас, когда мы
живем в такое время, которому наши потомки будут завидовать так же остро,
как в детстве мы завидовали участникам штурма Зимнего или конникам
Котовского, можно ли допускать разобщенность исследований, можно ли
удовлетвориться чисто внешними, случайными связями между нашими
лабораториями? Работаем под одной крышей, а иной раз оказываемся далекими
друг другу... Нет, я стою за настоящее, полное объединение усилий! И если
говорят, что я мешаю, то меня просто не понимают. Я вовсе не хочу сказать:
вот, из вашей работы ничего не выйдет, она не даст практического
результата, давайте начнем другую. Такого у меня нет на уме, это глупость.
Может быть, я не всегда бывал понятен...
- А это плохо, если тебя не понимают! Говорить ты вроде умеешь, свое
дело знаешь, а тебя не понимают? Значит, ты что-то недосказываешь, товарищ
Алексеев? Раскрываться нужно вовремя и до конца. Есть ли у тебя
"первоначальный капитал" или все еще настолько не оформлено, что с этим
нельзя выходить на люди?
- Кое-что есть...
- А людям рассказать еще страшно?
- Могут не понять, высмеют. Уж очень сложны вопросы...
- А если их сделать простыми? Это можно?
- Нет-нет, что вы... Это такой сгусток математики, астрономии, физики,
такой сплав...
- Тогда тебе еще рано раскрываться. И не верю я, что может существовать
такая невероятная сложность в очень большом вопросе - ведь ты хочешь
сделать этот вопрос центральным для исследований целого института! - что
человеку со средними человеческими способностями не понять... Конечно,
увидеть в сложном простое - задача не из легких, но раз нужно, то надо
думать, надо искать.
- Мне кому-нибудь рассказать бы... Рассказывать и рассказывать, пока
сам не пойму...
- Это хороший метод. Расскажи жене.
- Она геолог...
- Дома бывает редко? А если мне? Вот расскажи мне, может, я пойму...
Алексеев с сомнением посмотрел на меня и откровенно пожал плечами.
- Попробую, только не обижайтесь, если что...
После этого разговора я дней десять ждал звонка, но Алексеев молчал.
Недолго думая я решил заявиться к нему. Нашел его дом, взобрался на
седьмой этаж, и вот я в комнате Алексеева. Маленькая, книг много, больше
справочных. На столе стопка последних журналов, листки, исчерканные синим
карандашом.
Притащил Алексеев из кухни кофе, и как-то незаметно, слово за слово,
исчезли неловкость, связанность. Трудно сказать, о чем мы говорили. Обо
всем! А потом встретились еще раз на открытом партийном собрании
Института.
Собрание было бурным, как принято говорить, но оно действительно было
необычным. Ошеломил меня Алексеев, да и не только меня. Выложил массу
интересных мыслей, настоящих глубоких идей, но... но выступать было рано.
А потом, год за годом, работы его лаборатории становились все более и
более заметными. Не укладывались ни в какие рамки "отделов". Скоро он с
группой своих сотрудников перекочевал из Москвы сюда, к морю, в украинский
филиал Института звезд. Занял своей лабораторией огромное здание. Академия
отпустила ему много средств. Здесь и настигла его катастрофа. Да, с год
назад он был у меня, говорил о своих планах, но как-то в общих чертах. Не
вспомню сейчас эти планы...
- Но что же было основным, какую цель преследовали его работы? -
спросил я.
- Происхождение и эволюция звезд и звездных скоплений - вот над чем
работал Алексеев и его сотрудники. Он вскользь сказал мне тогда, что
мечтает перевести этот вопрос из области гипотез, таблиц и теоретических
расчетов в область прямого эксперимента...
- Но при чем же здесь вакуум? Ведь свойства вакуума - официальная
область его лаборатории.
- Звезды рождаются в безвоздушном пространстве. И рождение их, и
развитие, и смерть обусловлены свойствами этого пространства. Замечу, что
даже Разумов, очень и очень скептически относившийся к Алексееву, сам
попросил перевести его в южноукраинский филиал. Видно, эксперимент, к
которому шел Алексеев, уже тогда стал обретать какую-то определенную
форму.
- Так что же, Алексеев хотел зажечь, _создать_ звезду? - воскликнул я.
- Что-то в этом роде...
- Но зачем, для чего?
- Для чего? Для того, чтобы экспериментально проверить гипотезы о
рождении звезд, чтобы подчинить человеку неисчерпаемые запасы энергии,
таящейся в Космосе, в межзвездном веществе.
- И вы полагаете, что его работы увенчались успехом?
- Боюсь, что успех оказался слишком большим... Боюсь, что здесь уже не
успех, а другое... Поймите меня правильно. Есть такой успех, такая победа,
с которой не знаешь, что и делать.
ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА
Итак, "спутник Алексеева" был впервые нами увиден в момент полного
солнечного затмения. Почти все члены комиссии пришли к заключению, что
мираж является побочным эффектом, что он только _сопровождает_ прохождение
"спутника". Смутная картина, что-то вроде овальной искрящейся туманности,
возникшая тогда на флуоресцирующем экране, вызвала горячие споры.
Кое-кто ошибочно предположил, что мы увидели "спутник Алексеева" в
натуральную величину, но подсчеты опровергли это допущение. Слой
разреженного воздуха вокруг "спутника", отражающий море и лодки, корабли и
птиц, по-видимому, находился в особо возбужденном состоянии. Этот слой
светился собственным светом, он будто становился гигантским экраном, на
который проецировались миражи, и эти миражи затушевывали, поглощали
истинную картину "спутника Алексеева". А когда диск Луны заслонил Солнце,
на темном небе появился загадочный и удивительный светящийся жгут.
Мы срочно исправили все недостатки фокусирующей системы нашего
инфракрасного прибора и теперь каждое утро могли тщательно фотографировать
с флуоресцирующего экрана "спутник Алексеева".
Мы внимательно просматривали фотографии, шумели, спорили. И вдруг
Топанов громко сказал:
- А ведь это галактика... Галактика!
Слово было сказано! Все в этот момент почувствовали, что найдено
какое-то решение. Не было среди нас человека, который в свое время не
видел бы изображения различных галактик. И мысль, что сейчас на
фотографиях мы видим нечто знакомое, овладела каждым.
- Но если это галактика, - рассуждал Топанов, - то почему не видны
отдельные звезды?
- Недостаточная резкость, да, кроме того, мы все ясно помним, что вдоль
спиральных ветвей наблюдались какие-то многочисленные вспышки...
- Давайте опомнимся, товарищи! - не выдержал я. - Нельзя всерьез
считать, что вокруг нашей Земли носится галактика, то есть скопление из
многих миллиардов звезд, с массой по крайней мере в сто миллиардов Солнц!
Это же абсурд, бред! Есть же, в конце концов, масштабы, логика...
- В этом никто и не сомневается, - сказал Григорьев. - Но нельзя легко
освободиться от мысли, что наблюдаемая нами картина больше всего похожа
именно на галактику... Я попрошу немедленно доставить альбом
внегалактических туманностей, может быть, мы найдем среди них нечто
похожее.
- Я понимаю вашу мысль и приветствую ее, - прогудел Топанов. - Вы,
несомненно, на верном пути. То, что мы видим, очень похоже на звездное
скопление, а Алексеев, насколько известно, занимался звездами, и прежде
всего звездами... Представляется возможным, что Алексеев запустил
своеобразный спутник, благодаря которому на Землю проецируется увеличенное
изображение далекого звездного скопления. Это и могло быть содержанием его
работ.
Через двенадцать часов из Пулкова был доставлен "Новейший общий каталог
туманностей и звездных скоплений", содержащий несколько десятков тысяч
фотографий этих далеких островов Вселенной. И последние сомнения отпали.
Перед нами были образования, в большинстве своем настолько похожие на наши
снимки, что от них нельзя было оторвать глаз. Мы столпились вокруг
раздвижного стола, и Топанов медленно переворачивал страницу за страницей.
Иногда все, как по команде, отрывались от каталога, чтобы взглянуть на
вставленные в рамку утренние фотографии "спутника Алексеева". Позади
негативов горели яркие матовые лампы. Каждое утро мы изготавливали по три
таких фотографии. Две в начале и конце явления, когда светящаяся
туманность напоминала вытянутую сигару, и одну в момент прохождения
перигея, прямо в зените.
- Разительное сходство! Да ведь это "Мессье 101"! По нашему каталогу
номер 8542!
- Бросьте! Вы не видели номер 11245. Вот это - сходство!
В непрерывных спорах было установлено, что галактика, наблюдаемая с
помощью "спутника Алексеева", может быть отождествлена по крайней мере с
десятью зарегистрированными галактиками, видными "с ребра", и не менее чем
с тремя, наблюдаемыми с Земли как бы "плашмя". Галактика, которую мы
видели благодаря "спутнику Алексеева", была причислена к довольно
распространенному виду спиральных галактик. Но затем мы зашли в тупик...
Характер затруднений сформулировал на ночном заседании Григорьев.
- Мы должны ясно отдать себе отчет в том, - сказал он, - что сегодня мы
знаем немногим больше, чем в тот момент, когда Максим Федорович
воскликнул: "Да ведь это галактика!" Мы не смогли уверенно отождествить с
наблюдаемым явлением ни одну из галактик, содержащихся в "Новейшем общем
каталоге", не говоря о каталоге Мессье. И дело не в том, что такой
галактики еще никто не наблюдал, речь идет совсем о другом...
- Прошу прощения, - прервал Григорьева Леднев, - но не все разбираются
не только в сущности возникших затруднений, но даже в терминологии. Здесь
астрономы и астрофизики в меньшинстве... Вот, к примеру, вы часто
говорите: внегалактическая туманность и галактика. Это - понятия близкие,
или я не совсем понимаю?
- Эти понятия совпадают. Совершенно безразлично, говорим ли мы о
внегалактических туманностях или о галактиках. Что еще вас смущает?
- Почему для многих галактик существует двойная нумерация? - спросил
Топанов.
- Двойная нумерация существует только для ста трех объектов, впервые
открытых Мессье. Собственно, Мессье открыл только шестьдесят один объект,
но он впервые свел все светящиеся объекты с размытыми очертаниями в один
каталог, чтобы не спутать их с кометами. Ведь Мессье был знаменитым
охотником за кометами, - ответил Григорьев. - Все кометы - члены нашей
Солнечной системы. За ними очень интересно наблюдать. На протяжении
нескольких дней они смешаются на фоне далеких звезд, а вот светлые
пятнышки, что открыл Мессье, оставались неподвижными.
- И каждое такое пятнышко оказалось скоплением из многих миллиардов
звезд! - немного торжественно заявил Кашников. Григорьев отбивал у него
"звездный хлеб", ведь Кашников был астрономом. - И многие из них подобны
нашей Галактике, в которой Солнце занимает скромное положение в одной из
ее спиральных ветвей. Свет от многих галактик идет к нам миллионы лет.
Одни галактики мы видим с ребра, другие более удобно расположены, и мы
можем отнести их или к спиральным, или к эллиптическим, и так далее. Еще
Демокрит из Абдеры, великий древнегреческий философ, представлял наш
Млечный Путь как скопление бесчисленных звезд, но только Галилею
посчастливилось убедиться в правильности этой догадки Демокрита. Теперь же
изучение нашей Галактики, как и исследование внегалактических туманностей,
бурно развивается. Мы...
- ...Мы предоставим вам время и с удовольствием прослушаем вашу лекцию
в другой раз, - прервал Кашникова Григорьев. - А сейчас я хотел обратить
ваше внимание, товарищи, на одно "но". Дело в том, что все известные нам
галактики вращаются вокруг своих ядер, центральных частей, в которых
находится почти вся масса галактики, большинство звезд скопления.
Вращается и наша Галактика Млечного Пути. Солнце, вместе с Землей и
остальными планетами, описывает круг вокруг своего галактического центра
за 185-200 миллионов лет. Наша Земля участвовала по крайней мере в десяти
таких оборотах за время своего существования. Только в десяти! Можно ли
предположить, что мы наблюдаем при прохождении "спутника Алексеева"
какую-нибудь конкретную галактику? Нет! Галактику мы могли бы видеть
только с одной ее стороны. Либо с торца, - Григорьев указал на левый
снимок, - либо плашмя, в виде диска, либо как-то со стороны! А мы _каждое
утро_ видим эту странную, условно называемую, "галактику" _два раза_ с
торца. И один раз она раскидывает над нами свои спиральные ветви...
- А может быть, Алексеев как-то получил возможность наблюдать нашу
Галактику, ту, к которой принадлежит наше Солнце? - спросил кто-то.
- Нет, - твердо ответил Григорьев. - Мы уже хорошо знаем истинный вид
нашего галактического скопления, у нас нет такого количества спиральных
ветвей. Так, кажется, товарищи астрономы?
- А где вчерашние снимки? - вдруг спросил Топанов. - Ну-ка, дайте их
сюда.
Топанов взял три снимка и разложил их на освещенном стекле. Все с
интересом наблюдали за ним.
- А ведь снимки-то разные, - заметил Григорьев, - чуть-чуть, да
разные...
- Съемки могли производиться в разное время, - ответил Леднев, - на
разных стадиях поворота, это во-первых...
- ...Если допустить, - вставил Топанов, - что это "галактика",
запущенная, вопреки всякому здравому смыслу, подобно детскому
волчку-игрушке? Это вы хотели сказать?
Топанов поменял местами фотоснимки.
- Пожалуй, их нужно рассматривать именно в такой последовательности, -
сказал он. - Смотрите слева направо: вот снимок, полученный позавчера; вот
снимок, полученный вчера; и, наконец, сегодня утром.
- Что ж, - задумчиво произнес Григорьев, - сегодня утром снимок вышел
на славу, гораздо больше подробностей.
- Да, он как-то полней, - добавил Леднев.
Все напряженно размышляли...
- Вот что, - сказал Топанов, - нужно немедленно связаться с
американскими учеными. Отправим им наше оборудование, наш
электронно-оптический преобразователь, и пусть они фотографируют, но
обязательно шлют нам снимки. Так мы установим различия в фотографиях не
только ежесуточно, но и на протяжении восьми часов.
Через три дня стали регулярно поступать фотографии "галактики
Алексеева", снятые в районе озера Верхнего. Эти фотографии передавались в
Москву по радио, откуда доставлялись к нам самолетом. Каждое утро, часов в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг