снега. Крупные снежинки слежались, они похожи скорее на белые лепестки
каких-то цветов... Теперь зеленоволосые идут уверенней. За грядою гор
видны столбы дыма.
С хребта открылся вид на широкую долину. Сотни костров пылают под черными
котлами; тысячи людей рубят высушенные красные плоды сверкающими ножами,
бросают крошево в котлы, где оно, чадя, сгорает. А невдалеке ждет группа
воинов с желтыми чашами. Позади нетерпеливо переминаются на утоптанном
снегу продрогшие слоны.
Странные лица у работающих. Старые и молодые, но одинаково изможденные и
озлобленные, с нелепо закрученными волосами... Спины их изрублены плетью.
Вот один из надсмотрщиков обходит костры в сопровождении высокого худого
воина. Рабы бросают в желтую чашу : крупинки светящейся массы из чанов.
Воин брезгливо, с опаской отворачивается, держит чашу на вытянутых руках,
как будто боится обжечься.
Но бросились вперед зеленоволосые, и забурлила долина. Кто-то перевернул
котел, и он, прочертив извилистую линию на снегу, покатился к откосу и,
гремя по камням, полетел вниз. Несколько прокопченных жилистых рук
схватили надсмотрщика, вырвали у него из рук плетку и швырнули его в
костер. Воины вскочили на слонов и врезались в толпу рабочих. Кто-то,
погрузив в кипящий котел руки, захватил горсть синей жидкости и плеснул в
глаза слону, и теперь ослепленный слон несся к обрыву вместе с воином, а
рабочий, погрузив руки по плечи в сугроб, дико кричал от боли и счастья.
Все больше зеленоволосых рубится в долине, и воины охраны начинают
отступать. Вот горящим факелом бежит по склону вырвавшийся из рук рабочих
надсмотрщик. За ним бросаются вдогонку, но слишком силен страх, и
расстояние между ним и преследователями все увеличивается. А там, вдали,
на красном как кровь утесе, дрожат в желтых скорлупках синие огоньки, все
то. что было сделано раньше и хранилось для армии.
Руки надсмотрщика стремительно протянулись к чашам, торопливо соединили их
вместе, прибавили еще горсть и еще - и вновь взрыв!.. На вершине горы
вырос желтый гриб... Сумрачное лицо рыжего полководца заслонило все. Потом
появились его жилистые руки с короткими пальцами, он сжал их в кулаке,
будто хотел удержать власть, славу, победу. Его взгляд был, растерян,
глаза бессмысленны.
Взрывы и вопли, кровь и напряженные в последней схватке руки сменил мир.
Тишина... Море, сверкающее в закатных лучах зеленым и синим огнем, застыло
вокруг. Шумели высокие деревья у берега, и множество людей бродило между
ними, шестами сбивая красные плоды. Мир царил кругом, и на берегу моря,
медленно перебирая струны искалеченными пальцами, сидел человек с
зеленовато-седой шапкой волос; рыжий мальчонка, раскрыв рот, слушал певца,
а певец то пел, то говорил - то грозное и тревожное, то веселое и удалое,
и, казалось, смотрел куда-то вдаль невидящими глазами.
Человек прикоснулся к кубику, и как бы нехотя растворились очертания моря
и береговых скал, уступив место нехитрой обстановке кабинета начальника
милиции.
ВРЕМЕННОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ
Некоторое время в кабинете было тихо: все сидели неподвижно и молчали.
- Ладно, - сказал начальник отделения и подошел к сейфу. Он достал бланк
временного удостоверения; с минуту поколебался. - Ладно... Сейчас заполним
этот бланк, фотокарточку кто-нибудь из вас принесет завтра. Принесите,
пожалуйста, вы. (Дмитрий Дмитриевич кивнул.) Кстати, мне нужно будет с
вами поговорить. Удостоверение будет действительно на один месяц.
Начальник отделения аккуратно обмакнул перо в высокую бутылочку с черными
чернилами, посмотрел на Человека и спросил:
- Фамилия? Ваша фамилия, имя, отчество? .
- У меня нет имени, - ответил Человек.
- Мы называем его "Человек", - быстро сказал Коля, - и он откликается.
- Так и запишем, - начальник отделения четко написал на бланке: "Человек".
- Когда вы родились? Человек ответил уверенно:
- Это невозможно определить.
- А мы попробуем. Если вы укажете год своего рождения, то мы прибавим
время, которое вы летели к нам, и получим ваш возраст.
- У нас совсем другой принцип летосчисления. Наиболее современная система
считает периоды времени с того дня, когда мы изменили наклон оси вращения
своей планеты. Меня изгнали через...
- Вас изгнали? - быстро спросил Дмитрий Дмитриевич.
- Изгнали, послали в полет... к вам. Ваша речь имеет слишком много
оттенков.
Начальник отделения хмыкнул.
- Ну хорошо. Так в каком году произошло это ваше... то есть когда вы
вылетели?
- Мне лучше написать. - Человек взял карандаш и написал на обложке желтой
брошюрки: "27 857". Он выписывал цифру за цифрой не торопясь, что-то
обдумывая. - У нас в основе лежит не десять, а ваше шестьдесят, мне
пришлось переводить... Но в нашем году пятьсот шестьдесят один день...
Кроме того, у нас иной ход времени...
- А летели вы сколько времени?
- Не знаю... Вначале я видел только Юпитер, потом появился Сатурн.
Сравнительно недавно, за восемь тысяч оборотов вашей Земли вокруг Солнца,
я смог рассмотреть Плутон. Потом стали приходить первые картины с
поверхности Земли. И я был так увлечен, что перестал считать ее обороты
вокруг Солнца. Теперь я знаю значение многих вещей, но тогда все было
загадкой. Вместе с вашими воинами я учился драться, вместе с вашими
женщинами - печь хлеб...
Человек говорил громко, взволнованно. Начальник отделения отложил перо.
Дмитрий Дмитриевич и Коля затаив дыхание жадно слушали, стараясь не
пропустить ни одного слова.
- Я хорошо помню, с чего все началось... Я увидел поле, пустынное,
выжженное лучами вашего светила. Высокие, стройные люди в желтых доспехах
гнали перед собой толпу. Лица воинов ничего не выражали, кроме усталости,
и с тем большим интересом всматривался я в лица пленников. Они шли по
выложенной каменными плитами дороге. Ветер пригибал к земле низкий
кустарник. Я хорошо видел всё - день в этом месте вашей планеты только
подходил к концу. Мне было... у меня было, как вы любите говорить, дурное
настроение. Я летел уже тысячи лет, считая даже моими годами, а вокруг
только звезды... До этого ко мне приходили то картины бескрайнего леса, то
тихие озера с играющими на поверхности белокожими рыбами, то волк,
прижатый к земле несколькими копьями... Но эта группа людей на дороге
вывела меня из оцепенения, и с этого момента я смотрел уже не отрываясь,
смотрел до боли в глазах.
Вдоль дороги стояли высокие столбы с прибитыми к ним под прямым углом
досками. Воины хватали пленников одного за другим и, подтянув веревкой к
перекладине, вбивали черные от крови гвозди в ступни ног, а потом... В
общем, это было почти знакомым... Потом длинная тень протянулась через
дорогу - это шел человек. Из ран его - а их было много - сочилась кровь.
Он подошел к одному из столбов и, обхватив его руками, что-то говорил
казненному товарищу, и светлый меч дрожал в его руке...
А спустя два оборота вашей планеты я увидел городи толпы голодных,
полуодетых людей, встречающих криками радости какого-то важного
полководца. Множество воинов окружало его. И сотни связанных людей шли за
его свитой, и каждый из городской толпы старался попасть камнем в такого
же оборванного, как и он сам, пленника или ударить его... Да, вы были
очень похожи на нас. Много я видел картин, но эти, первые, не могу
забыть...
- Забыть? - прошептал Коля. - Но ведь вы ничего не забываете!
- Я могу забыть, но вспомнить могу все, все, что видели эти глаза. -
Человек прикоснулся руками к своим глазам.
- Это была расправа с каким-то восстанием рабов... - задумчиво проговорил
Дмитрий Дмитриевич. - Может быть, рабов Спартака...
- Я тоже подумал об этом, - сказал начальник милиции. - Но что же было
дальше?
- Я видел, как на ваших площадях зажигались костры и как всходили на них
люди, еще живые люди, с лицами, то искаженными страхом или безумием, то
застывшими, покорными, безразличными. Другие, одетые в черное,
подбрасывали ветки в костер и деловито подносили к губам сжигаемых
металлические кресты...
Потом я видел человека, привезенного в клетке - Его вывели на квадратный
деревянный помост, и он что-то кричал в притихшую толпу. И видел палача,
который через минуту показывал его мертвую голову... Короткие, отрывистые
видения сменялись непрерывными картинами: я подлетел к Земле. Теперь я мог
видеть и то, что творилось у вас ночью, а ночами ваша Земля пылала в
сотнях мест. В свете огней сверкали вилы, косы, сабли...
А войны! Костры солдатских лагерей, засады в зеленых рощах и кони,
топчущие поля, и вот - совсем недавно - развалины на месте городов, стада
стальных машин, мчащихся по обугленной земле, занесенные снегом
окоченевшие трупы вокруг какого-то разбитого здания. А когда засверкали
взрывы атомных бомб, я понял, что вы на пороге открытий, которые уже
перевернули жизнь на моей планете, сделали ее такой могучей и такой
сложной, я ронял, что вы догоняете нас, и я решил спешить, иначе... иначе
я вам уже не был бы нужен. Мое место здесь, с вами. Я ушел от своих, от
своего мира, и принес вам знание, которого у вас еще нет...
Человек замолчал. Начальник отделения тщательно вписал в графу "Год
рождения" большое латинское "2" и поднял голову.
- Простите, еще один вопрос, - сказал он. - Но мыто что вам дадим? Что
ищете вы у нас? - Дом... - ответил Человек.
РЕНТГЕНОВСКАЯ ПЛЕНКА
Когда Коля, Дмитрий Дмитриевич и Человек вышли из отделения милиции, уже
совсем стемнело. Асфальт был мокрым после дождя.
Впереди шел какой-то человек с ружьем за плечами. Все с любопытством
оборачивались и оглядывались, а когда Коля поравнялся и также с
любопытством взглянул на ружье и патронташ, человек этот издал радостное
восклицание:
- Вот это да! Вот так встреча!
- Это же Серафим Яковлевич! - обрадованно закричал Коля. - Ну как вы не
помните? Он с Человеком в одной палате лежал.
- Узнаю, - сказал Дмитрии Дмитриевич.
- Ко мне, сейчас же ко мне! - решительно заговорил Серафим Яковлевич. - Я
ведь тоже неподалеку живу. Это дело отметить нужно, а как же - с
выздоровлением! И охотник как раз сегодня обещал зайти попрощаться.
Охотника-то помнишь, а, человечина? - Серафим Яковлевич хлопнул Человека
по плечу.
Ярко вспыхнули уличные фонари.
- А Борис Федорович ругался, ужас как ругался, - продолжал Серафим
Яковлевич. - Больного прямо из-под носа утащили!
- Борис Федорович меня ругал? - Дмитрий Дмитриевич остановился. - Как я
раньше не подумал, это ужасно! Нужно к нему немедленно сходить...
- Идемте, идемте, - сказал Серафим Яковлевич. - Подумаешь, дело великое!
Да он потом и вовсе успокоился. Я один раз ему напомнил, так он как
закричит: "Не напоминай мне про дурацкие фокусы Дмитрия Дмитриевича!" Я и
стал помалкивать.
- Как неприятно! - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Нужно позвонить... нет,
зайти, только самому зайти и все объяснить. Коля, приведешь Человека ко
мне, я уже, наверное, буду дома...
Всю дорогу Дмитрий Дмитриевич мысленно оправдывался перед Борисом
Федоровичем. ^
- Борис Федорович сейчас на операции, его срочно вызвали, - сказала сестра.
- Когда он освободится, вы передайте ему, что его ждет Михантьев. По
вопросу о Человеке.
- Хорошо. Подождите здесь. Как только окончится операция, я ему скажу.
Минут через двадцать появился Борис Федорович.
- А, крокодилище! Здорово, здорово! - раздался его бодрый голос. - Я уже
все знаю, все знаю...
Они прошли под невысоким сводчатым потолком к выкрашенной белой краской
скамейке, стоявшей у открытого окна.
- Знаете, Борис Федорович, - сказал Дмитрий Дмитриевич, - я зашел
извиниться...
- А, пустяки! Да я все знаю. Эх, голова горячая, да разве так дело
делается?! Нужно быть тактиком, Дмитрий Дмитриевич... Тактиком! Никогда не
нужно просить слишком много сразу и уж, во всяком случае, не обещать! Хотя
последнее не так уж страшно.
- О чем вы? - удивился Дмитрий Дмитриевич. - - Ну как же, слухом земля
полнится. А ты здорово подшутил! Говорят, ваш Пшеничный из любой идеи
отбивную котлету делал. Вот что, Дмитрий Дмитриевич, переходи ко мне, мы с
тобой таких дел наделаем!
- Но ведь я физик!
- Голубчик, у меня комплексные исследования... У- меня уже есть биохимик,
он, правда, по образованию врач, но специализировался на биохимических
анализах; есть инженер-конструктор, мы с ним кое-что по инструментарию
делаем. Да я немедленно организую биофизическую лабораторию, немедленно!
Иди ко мне, Дмитрий Дмитриевич, да мы с тобой... Но раньше времени
ни-ни... Дипломат из тебя никакой!..
- Дипломат?
- Ну разве можно говорить о бессмертии? Пятьдесят, сто лет сверх средней
нормы...
- А если пятьсот? - едва приметно улыбнулся Дмитрий Дмитриевич. - Не сто,
а пятьсот лет сверх средней нормы...
- Ну нельзя же быть ребенком, Дмитрий Дмитриевич! Разве это ваше
бессмертие - не прием, не шутка? Вы что-то нашли в отношении борьбы со
старостью, что-то нашли и решили взять быка за рога... Но не отбивайте
хлеб у религии, оставьте ей эти "вечные" вопросы.
- Что ж, тем хуже для религии, да ей и не привыкать. Наука давно
растворила бога-творца в своих пробирках, дотла сожгла его в огне
электрической дуги, а человек только выиграл.
Борис Федорович задумался. Было видно, что он все-таки утомлен операцией.
С наслаждением вдыхая влажный, прохладный воздух, пахнувший из открытого
окна, он заговорил спокойно и задушевно:
- Я ведь сам иногда размышляю, Дмитрий Дмитриевич... Медик ведь атеист по
самой сущности своей профессии. Вырвать у костлявой жизнь человека,
вмешаться в его судьбу, сказать: "Будешь жить!" - тогда, когда еще так
недавно был бессилен что-либо сделать, - это все несовместимо с
религией... Но иногда появляется что-то напоминающее... Трудно подыскать
слово... Напоминающее какую-то веру, но научную. Вы понимаете, что я хочу
сказать? Иной раз задумываешься над каким-то явлением, казалось бы,
лишним, ненужным, а на деле потом, иногда через десятки лет, после новых
исследований и открытий все проясняется... Так вот, оказывается, для чего
природа снабдила человеческий организм, казалось бы, совсем ненужной
группой клеток, так вот зачем человеку тот или иной механизм, та или иная
реакция!.. Это не мистика, но нет-нет да и придет в голову, до чего же все
целесообразно устроено... Ведь должна же быть какая-то вера, черт возьми!
- Так, значит, имеют смысл и свое назначение и смерть, и войны, и голод,
и...
- Что вы, что вы! Все в одну кучу валите!
- А как же иначе? Если все является необходимым, предопределенным,
записанным в какую-то книгу судеб, то смирись, гордый человек?! Да? Я вас
разочарую: книги судеб нет!
- Вы так разгорячились, Дмитрий Дмитриевич, что я подозреваю наличие веры
во что-то у вас самого, и веры фанатичной...
- У меня не вера, у меня уверенность...
- Уверенность?
- Уверенность в том, что природа не знает ни своих сил, ни сил
человечества, уверенность в том, что любой вопрос, который волнует
человечество, будет решен, и за ним придут сотни новых задач и вопросов и
они также будут обязательно решены.
- Простите, Дмитрий Дмитриевич, но в это верит любой пионер. Да, да... Мой
сын, во всяком случае.
- А это уже победа, Борис Федорович, и как бы было хорошо нынешним
пионерам пронести эту уверенность через всю жизнь! Мы сами строим
ежечасно, ежесекундно судьбу человечества, судьбу Вселенной... И когда я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг