6
Так, именно с этой беседы начался поединок между Федером и Аугусто,
многими понимаемый как поединок между командой Федера и империей Аугусто.
Поединок этот был, если так можно выразиться, многослойным. На самой
поверхности он выглядел настороженным сотрудничеством; чуть поглубже -
именно поединком, прелюдией партизанской войны, напряженной подготовкой
обеих сторон к непременному бунту куаферов в нужный момент, поединком,
которому куаферская команда стала со временем отдавать все силы, но о
каждом эпизоде которого был обстоятельнейшим образом осведомлен
Благородный Аугусто. Не от Федера - Федер, не отрицая перед Аугусто факта
подготовки, ни о чем, как они и договаривались, в известность его не
ставил.
На чуть более глубоком уровне опять возникала видимость зыбкого
взаимосогласия - теперь уже не между империей и командой, но между ее
главами, Федером и Аугусто - Федер соглашался с тем, что вероятность
победного для куаферов исхода мизерна, однако выторговывал себе некоторую
гарантию того, что в случае неудачного бунта или вообще безбунтового
исхода если и не вся его команда, то по крайней мере он сам и лучшие из
куаферов сохранят после пробора свои жизни, хотя, разумеется, на свободу
претендовать они не могли. Жизнь им оставлялась для производства следующих
проборов во славу Благородного Аугусто.
Был, однако, еще и четвертый, тайный уровень, известный только Федору и
его матшефу Антону Вудруфф-Каламо, - уровень бескомпромиссной схватки,
нацеленной только на уничтожение, о которой Благородный Аугусто не знал, о
методах которой даже не подозревал. В схватке этой не было места ножу и
скварку, здесь использовались методы не профессиональных бойцов, но
профессиональных, досконально знающих свое дело куаферов.
Федер, с самого начала подозревавший в проборе на Ямайке что-то
неладное, еще не увидев контракта, решил подстраховаться и пригласить в
союзники природу Ямайки - на осваиваемой территории он заложил громадное
количество биологических капканов для Аугусто и его людей. Он очень
надеялся, что нужды в этих капканах не будет и это просто необходимая
подстраховка. Однако после расстрела половцев он узнал, с кем имеет дело,
и посчитал количество своих капканов недостаточным. И тогда он взялся за
биокапканы по-настоящему.
Антон, его матшеф, был человеком на вид чуть ли не пожилым, но скрывал
в себе натуру, по-юношески восторженную и увлекающуюся. Он безоговорочно
принял сторону Федера и, держа все по-прежнему в абсолютной тайне, взялся
за моделирование.
Федер опасался шпионов. Куафер, как правило, не относится к разряду
примитивных людей. Несмотря на кровавость его работы, куафер не туп, не
бесчувствен и даже разносторонен. У куаферов есть свой сложно расписанный
кодекс поведения, где нет места бесчестью. Про куаферов можно много
сказать хорошего, но, несмотря ни на какие кодексы, далеко не каждый
куафер отличается абсолютной неподкупностью. Федер был почти уверен, что у
Аугусто есть свои стукачи в проборной команде.
Почти половину своих куаферов Федер в деле не знал. Конечно, он
старался набрать для ямайского пробора весь куаферский цвет. Имя каждого
из тех, кого он набрал, в куаферской тусовке было хорошо известно, имело
вес, но со многими ему еще не приходилось работать - он знал их только по
именам и по рассказам. И Федер подозревал, что стукач именно среди них,
малознакомых ему людей. Он вынужден был скрывать от всех куаферов смысл и
детали многих моментов пробора.
Именно поэтому ямайский пробор принял такой неестественный,
авторитарный характер, когда никто ничего не понимает, никому ничего не
объясняется и каждый приказ странен. Именно поэтому на Федера с самого
начала поглядывали с удивлением, сомнением и откровенным страхом - даже те
немногие, кто работал с ним с самого начала его куаферской карьеры.
Плюс к этой странности возникали и дополнительные проблемы. Одна из них
- переполнение лагеря людьми Аугусто.
Пробор вообще не должен проводиться при посторонних, это опасно и для
куаферов, и для посторонних, и для самого пробора. Аугусто об этом,
конечно, знал, но он не мог допустить силового перевеса куаферов. Он
продержал их в карантине, сделав исключение только для Федера и его Веры,
пока число его мамутов не сравнялось с числом куаферов.
Когда куаферов выпустили из второго вивария, опустошенного перед
визитом половцев - длинного герметизированного сарая, где всегда было
душно и дурно пахло, где сантехника, мягко говоря, не соответствовала
специфике человеческой физиологии, они были поражены количеством тупых,
самодовольных и постоянно подозрительных рыл, заполнивших расчищенное
пространство лагеря. Это были мамуты - мускулистые отбросы общества, бойцы
низшего уровня. На них Благородный Аугусто собирался опираться, строя свою
империю. Для них, кстати, надо было возводить новые помещения, для них
надо было решать проблему еды, их следовало каким-то образом терпеть.
Федер, знавший все наперед, очень натурально возмущался и устраивал
перед Аугусто истерики по этому поводу. Аугусто бормотал что-то
успокаивающее, хлопал его по плечу и обаятельно улыбался, но транспортные
вегиклы с той же ошеломительной частотой продолжали доставлять на Ямайку
все новые и новые партии его бойцов. Аугусто не собирался пренебрегать
своей безопасностью.
Вместе с мамутами на Ямайку прибыло несколько партий амазонок,
безобразных с точки зрения Федера, прекрасных с точки зрения мамутов и с
обеих точек зрения очень доступных. Все они были навязчивы, грубы и
уверены в своем физическом превосходстве. Вечера наполнились драками и
пронзительными воплями, куда более противными, чем те, что сопровождают
куаферов в первые недели проборов.
Единственное, на чем не без труда сумел настоять Федер перед выходом
куаферов из карантина и соответственно продолжением пробора, - непременная
проверка крови у всех присутствующих на Ямайке.
Требование выглядело очень логичным, но осторожный Аугусто боялся, что
кровеанализаторы Федора отравят его людей и, главное, его самого, поэтому
лично закупил где-то громадную партию кровеанализаторов, достаточную для
тотальной проверки землеподобной планеты и согласился только на то, чтобы
передавать Федеру кристаллы с информацией о результатах проверки.
Информация Федера устраивала, но и здесь он разыграл перед Аугусто
дикую сцену. "Вы со своей манией преследования, - кричал он, вызверяя
глаза на Аугусто, - ставите под угрозу весь пробор! Кому я его делаю -
себе? Вы его не просто под угрозу ставите, вы безвариантно уничтожаете его
результаты! Хватит уже и того, что вы понатаскали сюда кучу
постороннего... сброда! Везде суют нос, везде ходят, черт знает каких
микробов разносят! Нет, вы хотите окончательно испортить свою собственную
планету, вот чего я не понимаю! А вам известно, сколько крови... ладно, не
будем про кровь, будем про то, что вам интереснее... сколько впустую
затраченных денег оставляет после себя запоротый пробор? Вы понимаете, что
всем этим вы сами себе и своим людям подписываете смертный приговор? Куча
недоумков на территории, с каждого квадратного метра глядят эти ваши
убивалки чертовы, вы принуждаете нас работать буквально на минном поле -
нет, вы еще хотите лишить нас возможности защищаться и, кстати, защищать
вас, хотя на вас-то с гориллами и шлюхами вашими мне как раз глубоко
наплевать!"
Немножко в тот раз переиграл Федер и чуть с жизнью не распрощался
вместе со всей своей командой - очень эта его истерика разозлила Аугусто,
и уж готов был Благородный совсем собственными руками растерзать хама, но
в последний момент сдержался и принудил себя к улыбке и стандартному
похлопыванию по плечу.
- Чего ты так рассердился, дорогой Федер? - спросил он добродушно. -
Ведь я тебе уже сдал все анализы. Что тебе еще от меня надо?
- Мне нужна полная информация, такая, какую ни вы, ни ваши анализаторы
выявить не могут. Мне нужна сама кровь. - Тут Федер криво усмехнулся. -
Чтобы кровь на проборе не пролилась. Мне нужно наверняка знать, что
ожидает планету. И если я скажу, что вот этот и вот этот ваш человек
должны Ямайку на время пробора покинуть, они ее покинут. Живьем, трупами -
это мне все равно. Вы поймите, здесь не игры уже, не заговоры, здесь
просто рутина, совершенно для дела необходимая.
Аугусто сразу ответ не дал, отослал Федера, а сам подумал, поприкидывал
так и сяк, и вроде получилось, что прав Федер и что ничего страшного не
произойдет, если он вместе с информацией отдаст Федеру то, что тот просит.
- Чтобы кровь не пролилась, надо же! - хихикнул Аугусто. - Чего
захотел!
И еще была проблема у Федера - с собственными людьми. Когда он пришел к
ним во второй виварий и с ходу предложил продолжить пробор, они не
поверили своим ушам. "Это ты так шутишь? - сказали они ему. - Это у тебя
юмор такой, потому что ты с нами в этом говне не сидишь, а пользуешься
всеми удобствами со своей возлюбленной? Какой там еще пробор? Сказал бы
лучше, когда нас вслед за половцами отправят".
Федер всегда считал, что он как никто может уговаривать людей. Он
считал, что может уговорить кого угодно и на что угодно, но здесь он
столкнулся с невероятным, хотя и молчаливым упорством.
Как только куаферы разобрались что к чему, на кого им пришлось работать
и на каких условиях их просят продолжать пробор, они как бы завяли.
Продолжить пробор? - ну что ж... Потихоньку готовить бунт? Под присмотром,
разумеется, Федера? Нужно ли? И так будем работать, куда тут денешься.
Зачем там еще бунт какой-то?
Они вяло отворачивались, неохотно отвечали, а когда приходилось
встречаться с Федером взглядами, смотрели на него, как на тарелку с
протухшей кислятиной. И предпочитали молчать.
- Вы что?! - ужаснулся наконец Федер. - Вы думаете, что я вас продал?
Да с какого бряку мне было вас продавать? Посмотрите на меня!
По-смо-три-тена-ме-ня!!!
Тяжелые, уклончивые взгляды. Молчаливое повиновение. Недоверие, а у
многих - презрение.
Федер бессильно развел руками.
- Все равно, я не понимаю. Если здесь и есть предательство, в котором
вы можете меня обвинять...
- Ни в чем мы тебя...
- Если здесь и есть предательство, в котором вы меня обвиняете, то это
предательство - среди вас! Я ничего не хочу сказать о тех, кто работает со
мной в первый раз, но вы, парни, вы, те, с которыми я... Это вы меня
предаете, а не я вас!
Он ходил между кургузыми шаткими столиками с дезинфицированным питьем,
то и дело откидывая рукой плоский вороной чуб, он обвинял, он убеждал,
отчаянно жестикулируя, он взывал к их чувству товарищества, к их
куаферскому кодексу чести, к соблюдению элементарных норм в человеческих
взаимоотношениях, согласно которым человеку следует изначально верить, он
взывал к их чувству самосохранения - и не получал в ответ ничего, даже
возражений.
Ему не верили.
Послушайте! Ему, Антанасу Федеру, не верили его собственные люди! Его
это злило, его это нервировало, его это делало неуверенным в собственных
планах. Федер как, может быть, никто другой терпеть не мог оставаться со
своими проблемами в одиночестве.
И тогда он в очередной раз умудрился совершить чудо - не мытьем, так
катаньем он уговорил куаферов продолжить полноценный пробор, причем пробор
на его условиях, когда никто ничего не понимает, но истово исполняет.
Из вивария куаферов выпустили, просто отперев обе торцовые двери и
одновременно сняв охрану. Замки на дверях второго вивария были самые
примитивные, механические и потому отнюдь не бесшумные - такие на проборах
надежнее всего. И в один прекрасный момент, когда половина куаферов
валялась на койках, уперши в потолок отсутствующие взгляды, а вторая
половина вяло переговаривалась, что-то жевала, что-то чинила, словом,
изобретательно убивала быстро уходящее время, замки с обеих сторон вивария
громко лязгнули, после чего ненадолго установилась полная, настороженная
тишина.
Первым опомнился Андрон Кун Чу, коррект-куафер из отделения фауны. Чу
слыл в команде самым задиристым и самым безоглядным бойцом. Еще он
считался феноменально везучим, потому что только феноменально везучему
природа может простить на проборе излишнюю задиристость и хотя бы
минимальную безоглядность. Про Андрона Чу давно уже рассказывали легенды.
По одной из них на Кривой Миранде он сумел стравить между собой двух
напавших на него зю-ящеров и тем самым избежать неминуемой гибели.
Непонятно, как ему удалось воздействовать на этих чудовищных исполинов,
но, похоже, это сделал именно он. Чу, когда его спрашивали, отмалчивался,
не подтверждая и не опровергая легенду, однако многие настоящие и мнимые
свидетели в один голос уверяли остальных, что в этой истории все абсолютно
соответствует истине, по крайней мере состав ее участников: Чу и два
зю-ящера (шкуры последних позже были проданы провинциальным музеям), а сам
инцидент, по их словам, был даже зафиксирован сразу четырьмя случайно
оказавшимися там "стрекозами". Поэтому никого не удивило, что первым на
неожиданное замковое лязгание откликнулся именно Андрон Кун Чу.
Он поднялся с койки и с напором сказал:
- Ну-ка!
С других коек ему ответили:
- Не пори горячку, Андрон. Сами придут. Может быть, это провокация.
- А, ну-у-у! - отмахнулся Андрон, для большей ловкости движений скинул
свой балахон и, оставшись голым, для выпендрежа препоясался двумя длинными
сверкающими мечами - фамильными реликвиями Бог знает какого тысячелетия,
выхватил из тайника хорошо припрятанный скварк и, натужно взвыв, помчался
что было мочи к ближайшей торцовой двери.
Дверь под ударом его тела легко растворилась, он стремительно вывалился
в серое, как всегда, моросящее сияние среднеямайского пейзажа, в
сладковатый воздух, от которого сразу же рефлекторно заныли виски, намекая
на будущую головную боль, и очутился в метре перед двумя амазонками,
несколько более одетыми, чем он, во что-то черно-блестящее. Легонько
взвизгнув, напружинившись и тут же расслабившись, они с нескрываемым
интересом уставились на куафера.
Когда Андрон углядел на физиономиях амазонок намерение во весь голос
тут же над ним расхохотаться (вдобавок к комизму самой ситуации он и сам
был на первый взгляд смешон - квадратный, низкий и кривоногий), он
попытался юмор ситуации превратить в его противоположность. Для чего сунул
свой скварк за пояс, единственное его одеяние, выхватил оба меча,
закричал, на этот раз уже не только натужно, но и по-настоящему жутко,
легендарным куаферским криком, и с невероятной скоростью завращал своими
мечами, являя собой уже полное воплощение бездумной машины для
множественных убийств.
Единственное, что мешало Андрону Кун Чу, - ему еще никогда не
приходилось убивать женщин, а то, что он начал крутить мечи, было
несомненной прелюдией к убийству. Животных он, как корректор, переубивал
массу, вдобавок убил двух мужчин - оба раза, правда, в порядке самозащиты.
На женщин же Андрон Кун Чу с детства смотрел как на что-то неприкасаемое и
даже где-то прекрасное. Единственное насилие, да и то с согласия жертвы,
которое он мог применить в отношении женщины, носило в его понимании чисто
сексуальный характер. Но мужчина, даже голый, крайне редко готовится
заняться любовью, вращая со страшной скоростью старинные мечи. Таким
образом, начав это физическое упражнение, он не мог не убить и не попасть
при этом в положение совсем уже идиотское, но и убить также не мог, потому
что, несмотря на весь свой киллерский опыт, Андрон Кун Чу не был убийцей.
Может быть, к своему собственному изумлению, не был.
Амазонки опять взвизгнули, на этот раз не столько испуганно, сколько
кокетливо, после чего одна из них, зазывно почесав грудь, произнесла
следующее:
- Очень-очень лихо! Здесь будем или пойдем куда поуютнее?
Вращение мечей тут же прекратилось, Андрон пристально и мрачно
вгляделся в пупки амазонок, плюнул с чувством, развернулся и побежал
обратно в виварий. Те наконец расхохотались - впрочем, не слишком обидным
хохотом. Представление им явно понравилось.
Целый день после этого Андрон мрачно отругивался на насмешки коллег,
был смущен, задумчив и громко в задумчивости сопел, а потом вернул себе
репутацию, сорвавшись с места на поиски тех амазонок и пропав в результате
на десять часов.
Однако остальные события, происшедшие в день выхода куаферов из
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг