собственной прихоти, открывался людям с той стороны, с какой не хотел,
чтобы его видели - и не то чтобы с очень плохой. Он немножко не так
сказал, но я так понял его, я тоже претендую на знание человеческих
характеров, между прочим. И тоже бываю склонен к самоанализу, ну ты
знаешь... да-да, пятьсот пятнадцатый раз. В общем, он убегал отовсюду и
нигде не мог найти себе места. Охотник, искатель золотых звезд, борец с
несуществующими цивилизациями, миссионер в одичалые экипажи, актер (это
уже после того, как потерялась художественная натура - конечно!), даже в
куаферы нанимался, но не прошел. И так далее, и так далее, и так далее -
пока не попал на Галлину.
Он попал на Галлину метаморфозником, ярым последователем Эбнера Фиска.
Он имел аппарат, тогда еще громоздкую и неудобную штуку с креслом,
биологическими шкафами и прочей ерундой, которую мы по сто раз в год
наблюдаем в стеклах про жизнь науки, а наяву, собственными глазами совсем
или почти совсем не видим ее - а жизнь-то, в общем, длинна!
- И верите? В первый же дэй! Да нет, что я говорю, не в первый - первый
я посвятил ознакомлению с городом, есть, знаете ли, такая... такое... у
меня... Словом, почти сразу наткнулся на бовицефала и поразился - какая
мощь! И купил себе одного...
- То есть как это? - Я даже оторопел. - Что это еще за купли-продажи
такие? Ведмеди же не входят...
- В продажные списки? - с готовностью подхватил Фей. - Ну да, не
входят, конечно же, не входят, а как же! Но я по таким спискам купил, где
входят.
- У охотников? Вы вот так запросто... на Галлине... в первый же день?
- Да, милый мой, здесь же ведь каждый третий - охотник. Ну, положим, не
из тех, что по космосу шатаются, из своих, но ловят бовицефалов, ловят.
Вражда здесь, дорогой мой Хлодомир, страшная. Я, конечно, с ребятами
своими немножко порядку поднавел, поднавел немножко порядку, побаиваются
меня нарушители городского спокойствия, а так - вражда.
- Вражда? Между кем?
- Между кем? Да между кем угодно! Охотника с защитником, женщины с
мужчиной, старушки с туристом, душителя со стражником, бездельника с
технократом, умного с сумасшедшим, дурака со здоровым образом жизни,
неизвестно кого неизвестно с кем. И всех - с ведмедями, да! Кому приятно,
когда на тебя охотятся?
- Бовицефалы?!
- Да что вы как глухой переспрашиваете, честное слово? - Фей
раскраснелся, он отчаянно жестикулировал, и сквозь фиглярство, сквозь
доверительные и сверхдоверительные интонации, то и дело проступали
скрываемые из последних сил злость и тоска.
- Бовицефалы неразумны. Они враждовать не могут.
- Много вы знаете о бовицефалах...
- О бовицефалах я знаю много.
- Ах, да я не о том же, не о том, совсем не о том! Что это вы меня все
время перебиваете? Слушайте, я вам быстро рассказать должен.
- Не надо мне ваших рассказов. Я тороплюсь. У меня дела.
- Успеете еще, не спешите, Вальграф Хлодомир. Слушайте дальше.
- Оставьте меня в покое. Я болен. Спать хочу.
- Я купил у одного охотника бовицефала, - не слушая меня, напряженно и
медленно, как заклинание, продолжал Фей. - Я в свой аппаратик вставил его
- и хорошо вышло. Я на себе его испытал, меня всегда отличала смелость. И
понял... и понял, что тут открытие. Не простым зверем оказался бовицефал.
И войти в его шкуру было приятно, и уходить, особенно в первые минуты,
совсем не хотелось. Хотелось, чтобы навсегда. Понимаете? Кто хоть раз
попробовал, всегда тоскует по его шкуре. А в ней хорошо-о-о-о! И только
под конец, уже когда действие метаморфозы кончается, когда обратное
начинает грозить - вот тогда тоскуешь по шкуре, тобой оставленной, вот
тогда хочешь стать человеком снова. Вы не представляете, какое счастье -
метаморфоза в бовицефала! Это... это... это...
Фей вдруг стал возвышен и благороден. В глазах его зажглась мечта самая
чистая, за "которую человека, пусть даже врага твоего, и полюбить можно.
Он встал, вытянул шею, приподнялся на цыпочки, пальцы сложил щепотками и
губами воздух поцеловал. Дрянь.
- Да что вы ко мне со своими метаморфозами?! - вдруг вскипел я, и
ярость меня стала жечь неестественная, не из мозга, из живота откуда-то
ярость, я ее еле сдерживал. - Что я вам и вашим метаморфозам? У вас свои
дела, у меня свои. И пересекаются только на бовицефалах. Я уйду и ничего
про вас не скажу. Я не слишком разбираюсь в законах, но если законов
против метаморфозы нет, а их, похоже, нет, - так и договориться как-то
можно!
- Есть, есть такие законы, - возвращаясь с небес на землю, запричитал
Фей (невероятно ханжески, до отвращения фальшиво, с вызовом - видишь, как
я играю?). - Есть они. Почему-то другим наше счастье поперек горла,
почему-то приравнивают наш образ жизни к самым наркоманическим акциям, и
преследуют нас, и бьют, и подозревают, уничтожают безо всякого сожаления.
И все Эсперанца!
- А тогда ничем помочь не могу, вы уж простите. Выведем вас с Галлины.
Как вредную микрофлору. И не советую мне угрожать. Потому что смерть моя -
учтите! - только все усугубит.
- Вы немножко не так меня поняли, дорогой Хлодомир, - участие в глазах,
доверительность полная и тоже насквозь фальшивая, ну просто омерзительная
доверительность. - Мы совсем вас не просим, чтобы вы споспешествовали
ходатайствовать... с этим все в порядке. Есть люди, есть возможности, есть
силы...
- Но я-то, я зачем вам понадобился? К чему все эти спектакли, эти
беседы нелепые? Вы что, уж не вербовать ли меня в метаморфозники
собрались?
- Вот оно, это слово! - вдохновенно радуется гранд-капитан Фей. Он
подпрыгивает от избытка якобы чувств, по-козлиному и не к месту. -
Вербовать! Именно так, именно вербовать, дорогой Хлодомир, именно
вербовать! Вот вы вопросов тут мне всяких назадавали, многое было вам
непонятно, иногда самое простое, иногда действительно непонятное, но вы не
задали одного, самого главного. Вы не спросили, к чему мы устраиваем все
эти спектакли - с убийствами, с расследованием, с погоней, к чему заводим
с вами эти, прямо вам скажу, нелепые беседы, на что-то похожие, но совсем
не похожие ни на что? Вот о чем вы меня не спросили, а ведь я этого
вопроса все время ждал. Все думал - спросит или не спросит? Нет, не
спросил. Но я вам все равно отвечу, все равно разъясню. Ибо! Ибо это самое
главное.
- Да я же...
- Самое главное, дорогой мой Хлодомир. И я отвечу вам так, вот
послушайте: все это мы устраивали с одной только целью. Завербовать в свои
кадры куафера Хлодомира Вальграфа. Повторяю: за-вер-бо-вать.
И тогда я сказал "хм". Я сделал умное лицо и еще раз сказал "хм". Я
посмотрел на Эриха Фея вопросительно, а он ответил мне восторженным
взглядом и умилительно сложил ручки. И тоже, как бы поддакивая, произнес
"хм".
- Отменно благодарю, - сказал я, чувствуя, что глупость сморозил,
глупость даже, может быть, грамматическую, но не смог удержаться и
повторил. - Отменно благодарю. Мне еще не прискучил человеческий облик. К
тому же я очень устал... плохо чувствую себя... температура...
- Температура! - со смачным удовлетворением воскликнул Фей и с кем-то
из своих торжествующе перемигнулся.
- И вообще. Я покорнейше бы просил, - продолжал я с политесом,
выходящим за пределы уместного, - оставить меня в покое с тем, чтобы я
добрался до города вашего, Эсперанцы, где меня ждут и даже в случае чего
указания имеют специальные, до города, где я, отдохнув и сделав неотложные
по долгу службы дела, обдумал бы ваше предложение спокойно и всесторонне и
в самом скором времени дал бы вам точный, хорошо аргументированный ответ.
- Какое предложение? - живо поинтересовался вдруг Фей, головку склонив
к плечу и глядя на меня с интенсивным, плохо разыгранным недоумением. -
Какое такое предложение изволили вы, дорогой Хлодомир, столь изящно и
фешенебельно отклонить? Не было еще предложения, я еще только намеревался.
- Я имею в виду, - изыскано приподняв бровь и глаза полузакрыв, в тон
ему отвечал я, - я имею в виду вашу пропозицию насчет того, чтобы я
метаморфозником стал и отведал бы ведмедевого облика.
- Ах, это. Но, дорогой мой Хлодомир, - Фей преомерзительно всплеснул
ручками, - вы опять меня поняли не совсем. Что же это я так невнятно все
объясняю?
- Непорядок, - пробасил Мурурова, и это прозвучало заранее
заготовленной репликой, плохо заученной и потому произнесенной без
выражения, точнее, с выражением сугубо любительским.
- Вот именно, - подтвердил Фей. - Непорядок. Но я сейчас объясню.
Я поклонился:
- Буду выразительно рад.
- Дело, дорогой мой Хлодомир, заключается в том, что мы нуждаемся в
вашей помощи, а взамен пропозируем вам наисладчайшую из наисладчайших
жизнь. Жизнь, которая вам, по вашим знаниям, потенциям, а главное, по
заложенной в вас силе несметной, создана как бы исключительно для вас.
- Все-таки, значит, отведать ведмедевого облика?
- Ах, ну это! Это каждый желающий - пожалуйста. Я все пытаюсь вам о
другом. Как бы это вам...
Фей приложил к губам указательный палец, поднял глаза и по-детски
серьезно задумался.
Мне немоглось. Все болело, и донимала температура, и то, что я с утра
ни крошки во рту не держал, тоже сказывалось. Голодная слабость
разливалась по телу, онемевшему и больному, и каким-то образом уживалась с
яростной силой неизвестного происхождения, от которой хотелось вскочить и
разнести все вокруг, и на волю вырваться, и к "Бисектору" через лес, и
чтобы не видеть вот этого вот всего. Только я не вскакивал почему-то. И
даже (я так чувствовал) вовсе не потому, что мне было интересно слушать
Эриха Фея, Савонаролу от городского спокойствия. Но он и впрямь
рассказывал любопытно. Он отнял от губ указательный палец, показал его мне
(палец был немыт, уплощен в последней фаланге и неприятно длинен) и сказал
"ах!".
- Ах! - сказал он с ажитацией в голосе. - Я расскажу вам подробно, хоть
время и поджимает.
И с сумасшедшей симпатией скосил, на меня глаза и тут же обдал
настолько же сумасшедшей злобой - впрочем, только на миг.
- Представьте. Мы, - от возбуждения он чуть не кричал. - Мы, нашедшие
себя в той ненормальной жизни, которую ведет человечество. Нашедшие форму,
в которой человеческое и звериное не мешают друг другу, помогают друг
другу, наконец, создают друг для друга комфортные условия существования. И
заметьте, это важно: существования не в одиночку, наперекор, постыдно и
тайно, а в группе, в сообществе, в особого рода цивилизации. Ну, здесь
сложно, но вы поверьте - это хорошая форма существования, о ней можно
долго, но приходится спешить, вы сейчас узнаете почему. И представьте,
нашедшие форму, нашедшие даже место, вот это вот, вот это самое, там, где
есть раздолье бовицефалам, нашедшие, но обнаружившие, к своему ужасу, что
место занято, и занято прочно, и не сгонишь, и не попросишь, и никуда не
пожалуешься, потому что, видите ли, мы извращенцы, мы вне закона, нас
следует отлавливать и куда следует отсылать. С надлежащей охраной.
Я внимательнейшим образом слушал, я вытянулся вперед, я даже истово
кивал в знак понимания, но все равно, так трудно доходили до меня слова
Фея. А ему нравилось, что его так слушают, он обставлял свою речь
ужимками, отчаянной жестикуляцией и мимикой самой невероятной, сквозь
фальцет проскальзывали порой басовые органные нотки, и это пугало.
- И вот - нас много, нам надо где-то жить. И не просто где-то, а именно
в Эсперанце, в которой люди нормально жить не могут, которую наш террор,
нелогичный и беспощадный, не способен уже спасти, именно в Эсперанце,
нашей родине, единственном месте, которое должно принадлежать нам. Нас
много - но мы слабы, потому что человек весит много меньше бовицефала и,
превратившись в бовицефала, он бывает предельно слаб, в нем нет совершенно
ни силы, ни ярости, той чисто бовицефальей ярости, ради которой все и
затевалось. Ярость, впрочем, есть, но ее хватает на сущую ерунду, а на
дело такая ярость не годна.
- На какое дело?
- На то самое. - Фей хитро подмигнул мне. - На то самое дело, я же вам
говорю. А-а, вы не понимаете, вы боитесь понять. Так я скажу, слушайте! На
взятие Эсперанцы, на эсперацию Окупанцы, я хочу сказать, на оккупацию,
да-да, на оккупацию Эсперанцы, на ее бо-вице-фа-ли-за-цию - это
единственный путь. На штурм!
- На штурм! На штурм! - боевито подхватили цветастые из зрительских
кресел.
- На немедленный штурм! - диким стальным голосом заорал Фей, донельзя
противно искривив физиономию, особенно рот.
- На немедленный штурм! - подхватили все хором. Даже мне захотелось
крикнуть, но, конечно, я промолчал.
- У нас есть все! - с мольбой обратился ко мне Фей. - У нас есть силы
поднять силы, у нас есть возможности расширить возможности - нам необходим
только лидер. И даже лидер у нас имеется! Вот он - ваш покорный слуга.
Гримасой на лице я выразил осуждение всему, что творилось вокруг, в
особенности тому, что говорилось. Но послушаем дальше, сказал я себе. Они
замышляют зло, что ж, послушаем дальше. Иисусик помощи у меня просил,
вдруг я действительно могу оказать помощь.
- Вот вы не верите, - продолжал тем временем Фей. - Вот вы говорите
себе, эге-е-е-е, куда его занесло, наполеончика этого. Лидером себя
называет. Ведь правда? Ведь правда же?
- Говорите, - процедил я сквозь зубы. - Вы говорите пока, я слушаю.
- Отменно вам благодарен! - отчеканил Фей и скорчил преотвратную мину,
и локти вздел, и каблуками прищелкнул. - И я вам на это скажу: мне
нравится быть лидером, у меня получается быть лидером, я очень жалею, что
столько жизни потратил, даже и не помышляя быть лидером, а все на
побегушках или особо от всех. Я рожден лидером быть. Но! И тут я делаю
ударение, акцентацию, я фигуру речи своей фокусирую на коротеньком слове -
но! Я лидер среди людей. Я им говорю, они меня слушают. Я их убеждаю, и
они меняют свои убеждения в ту сторону, в какую угодно мне. Я зову их, и
они покорно... нет - с энтузиазмом идут за мной. Но все это среди людей. А
как бовицефал я никто. Я серая личность, я винтик, я голодный и слабый
член голодной и слабой стаи. Мне нужен город, чтобы я не страдал, мне
нужно взять его не только силой, не только хитростью, но и яростью, а
ярость спит, ее хватает только на то, чтобы огрызаться на корневых мух -
знаете, такие?
Он сделал паузу, глубоко вздохнул, огляделся набычившись, уставился на
меня.
- Нам. Нужен. Лидер. Бовицефалов.
- И вы хотите сказать, что...
- И я хочу сказать, что! Я хочу сказать, что среди немногих, отвечающих
нашим требованиям, вы подходите наилучшим образом. Мы ваши данные изучали.
Вы куафер. Вы умеете многое. Кроме того, ваша психическая архитектура...
- Но послушайте, я куафер среди куаферов самый обыкновенный. Что вы
такое плетете, какая архитектура?
- Она не у людей проявляется, у бовицефалов. Мы знаем, у нас есть
возможности проверить, нас не так уж и мало, вы увидите, когда мы пойдем
брать город. Вы получите удовольствие. Вместе с нами, бок о бок, шкура о
шкуру...
От возмущения я застонал. Пора, подумал я, информация получена, время
действий настало. Я произнес - гневно и твердо:
- Вы совсем лишились ума, Эрих Фей. Неужели вы хоть секунду надеялись
на мой ответ. Конечно же, нет! Все! - Я встал. - Я ухожу!
- Сядьте, шалун вы этакий, - с укоризной сказал мне Фей. - Никто вашего
согласия и не спрашивает, опять вы не поняли ничего. Сядьте.
Я сел.
- Я у вас никакого согласия не прошу, дорогой мой Хлодомир. Мне не
нужно ваше согласие. Я ввожу вас в курс дела, в курс, так сказать, ваших
обязанностей, чтобы вам легче было определиться. Я бы вас подготавливал и
подольше, да времени нет. Вот-вот принесут первое блюдо. Проголодались,
наверное?
Блюдо? Какое блюдо? - во внезапной панике подумал я, забыв и решимость
свою, и гнев. Я представил себе каннибальский пир и расчлененных толстяков
- с гарнирами и без. Я побоялся спросить. Я сказал, из последних сил
сохраняя достоинство на лице:
- Я ухожу. Сейчас же. И не вам удержать куафера. Я ухожу, но вернусь.
Тогда берегитесь. Потому что я приду не один. Потому что ваш заговор будет
пресечен в корне. Попили кровушки, хватит. Вы совершили ошибку,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг