- Не знаю... А как еще сказать женщине об этом?
Вместо ответа она поцеловала меня.
- Ты не понял, глупый. Я тоже хочу жить с тобой. Но ведь у каждого из нас существует своя
собственная жизнь.
Я помолчал.
- Ты же сказала, что не замужем.
- А я и не замужем.
- Тогда что же?
- Забыл? Дом, в котором я жила целых пятнадцать лет, находится за тысячу километров
отсюда. Там работа, друзья, знакомые:
Я наконец-таки понял.
- И дети?
- Нет, не дети.
Она слезла с меня, отвернулась и раздельно сказала:
- Ребенок. Один ребенок. Мой.
Вот так. Счастье, как и беда, не приходит в единственном числе.
Я сел на кровати и обнял ее сзади за плечи, а она, откинув голову назад, прижалась к моей
недобритой со вчерашнего утра щеке. Мы долго сидели, не говоря друг другу ни слова, а потом
она неожиданно резко встала и начала одеваться. Я немного полюбовался ей, какая она стройная и
красивая, а потом спросил:
- Ты куда?
- Никуда, Леня. Ни-ку-да.
Утреннее солнце путалось в ее волосах, она одевалась, и мне явственно представилось, что
это моя жена. Сейчас она пойдет на кухню готовить завтрак, сам я буду собираться на работу, а из
соседней комнаты раздастся детский голос: <Мам! Мама! Давай мне скорее поесть, я в школу
опаздываю!>
Этого, конечно, не случилось.
* * *
Какое все-таки странное чувство! Мы с Леной - не те дети, которые знали друг друга много
лет назад, а теперешние мы с Леной - были, видимо, нужны друг другу всю жизнь. И вот мы
вместе. Но что это? Что это за маленький человек, часть ее плоти, но не моей, который вдруг
оказывается существует в теперь уже нашей жизни? Я не знаю его, но он - неотъемлемая часть
той, кого я люблю. Может, я подлец и эгоист, но я не хочу, чтобы так было. Нет-нет, пусть она
привозит его ко мне, и я буду любить его, как собственного ребенка. Но ведь дети не появляются
просто так. Значит был, был в ее жизни кто-то, кто подарил ей это счастье. Кто он, где теперь?
Расскажет ли она мне? Не знаю:
Я брился в ванной как и вчера, а Лена орудовала на кухне и оттуда доносилось негромкое
пение - видимо, это ее привычка. Что ж, пускай. Эти звуки наполняли дом жизнью, и я был рад
этому. Может, теперь закончится мое вечное одиночество.
За завтраком мы не говорили о ее ребенке. Вместо этого мы мило трепались обо всякой
ерунде, а потом я сказал, что мне пора.
- Во сколько тебя ждать, - спросила Лена.
- Думаю, часам к шести уже буду.
- Тогда я приготовлю тебе что-нибудь к этому времени.
- Ладно. Если куда-нибудь пойдешь, закрывай дверь на два оборота. И не забудь ключи, они
в прихожей на полке под зеркалом, а то будешь торчать под дверью до вечера. Тебе оставить
деньги на продукты?
- У меня есть.
- Тогда ладно. - Мы уже стояли у двери. - Ну, пока, что ли?
Она поцеловала меня.
- Пока.
И я поспешил на работу.
День выдался хлопотный. Так как я вчера никуда не ходил, скопилось много дел, да еще друг
вызвонил меня на работе со своим шкафом - пришлось оперативно помогать. А к концу рабочего
дня приехала ревизия из главка, так что пришлось все делать быстро, и в то же время тщательно. В
общем, к шести часам я не успевал никак. Вообще-то я люблю свою работу, но сегодня у нас в
конторе наступил ад. Мы бегали по отделу - глаза на лоб, морда в мыле, орали друг на друга,
копошились, как куры в курятнике при появлении петуха, и я обо всем, кроме работы, позабыл
напрочь. Это была моя первая ошибка, но я просто привык все время быть один и никто никогда
не ждал меня дома. Я частенько засиживался до позднего вечера, а тут еще эта комиссия, так что
очнулся я от этого кошмара на работе только около девяти.
И сразу же вспомнил о Лене.
Рука сама собой потянулась к телефону, чтобы позвонить ей, но что-то меня остановило. Я
подумал, что после драки кулаками не машут, и вместо этого лучше как можно быстрее приехать
домой. Я быстро собрался, выбежал на улицу, и, чтобы скорее добраться, стал ловить такси. Как
назло, никто не останавливался минут двадцать, а когда один добрый самаритянин все-таки
притормозил, то загнул такую цену, что в другое время я ни за что бы не согласился. Но тут уж
делать было нечего, и я полез в машину. Дело в том, что от нашей конторы до моего дома не так-
то просто доехать на общественном транспорте - нужно делать две пересадки - а время было
позднее, и если бы я избрал этот путь, то мог бы вообще никуда не уехать.
Мы мчались по улицам вечернего города, в салоне звучало <Зеленоглазое такси> Боярского и
я возвращался домой после напряженного рабочего дня. Я ехал к женщине, которая меня любит, и
это было пусть маленькое, но счастье. Ничего другого не было нужно, ничего другого не хотелось.
День был полон, не хватало только ее губ, и я скорее жаждал исправить это упущение:
Я не стал открывать дверь своим ключом и позвонил. Лена открыла мгновенно, как будто
ждала этого, и я сразу же увидел ее огромные глаза, а из квартиры почему-то дыхнуло жаром.
- Ты: Ты почему так поздно? - прошептала она задыхаясь, - Ты где был, Ленька? Ты же
сказал, что в шесть придешь!
Она вся дрожала. Мне даже показалось, что воздух вокруг нее колышется, как марево в
знойный день.
- Господи, Лена! Что случилось?
Я потянулся, чтобы обнять ее, но она отступила назад.
- Ты еще спрашиваешь. Ты еще спрашиваешь!
Я прикрыл дверь, прислонился к ней спиной. В квартире было как-то жарко и душно. Я
глубоко вздохнул и сказал:
- Леночка! Ну да, я опоздал. На работе был очень жаркий денек, и я забыл тебе позвонить,
предупредить.
- Ты! Забыл?!
- Ну извини, извини, пожалуйста. Не злись. Я больше не буду. Хорошо?
Она не ответила. Она смотрела мне в глаза, и что-то было такое в ее взгляде, отчего тело у
меня покрылось испариной.
- Жаркий? Жаркий денек? - она то шептала, то срывалась на крик. - А дома ты не хочешь,
чтобы стало жарко?
Я начинал злиться, но пока еще держал себя в руках.
- Выслушай меня, Лена. Я виноват, я извинился. Я больше никогда этого не сделаю. Но
давай-ка мы с тобой не будем ссориться из-за этого на второй день нашей встречи. Давай вообще
не будем ссориться, хорошо? Я тебя люблю, ты я думаю, меня тоже, и все нормально.
Что-то неуловимо изменилось в ее поведении.
- Любишь? - сказала она совсем другим голосом и стала подходить ко мне. Я лихорадочно
соображал, неужели я сморозил какую-то глупость, но она вдруг улыбнулась, и сказала:
- А ты мне этого еще не говорил.
У меня отлегло от сердца. Я уж думал, она не прекратит ссориться.
- Как же так? Не может быть! - сказал я с притворным удивлением и начал развязывать
шнурки.
- Не говорил.
- Удивительно! Я тебе еще ни разу не сказал, что я тебя люблю? - я скинул ботинки и стал
надвигаться на нее.
- Ни одного разочка. - теперь она улыбалась шире.
И тут грянул телефонный звонок.
Я инстинктивно кинулся к столику у входа на кухню, чтобы поднять трубку, и тогда
произошла странная вещь: краем глаза я отчетливо успел заметить, как улыбка на Ленином лице
застыла.
А дальше было еще более странно. Я схватил трубку, и произошел такой разговор:
- Алло! Э: Это номер двадцать один пятнадцать десять?
- Да.
- А: Где женщина, с которой я только что разговаривала? Это из морга звонят. Передайте
ей, что неопознанных тел к нам сегодня не поступало.
Послышались короткие гудки. Я медленно повернулся к Лене.
- Ты не представляешь себе, как я беспокоилась, - сказала она. - Ты даже не оставил номер
рабочего телефона. Я ничего не знала. Ты ушел и пропал: А вдруг тебя сбила машина?
Оказалось, что я все еще сжимаю телефонную трубку. И держать ее было почему-то как-то
очень непривычно и неудобно. Я с трудом оторвал взгляд от Лениного лица и посмотрел на
трубку. В том месте, где я держал ее, она вся была помятая, как будто сделана была не из
пластмассы, а из пластилина, и рельеф этот складывался во что-то удивительно знакомое. Я долго
смотрел на трубку в глубоком оцепенении, из нее доносились гудки отбоя, и я вдруг понял, что
это.
Она выглядела так, словно ее крепко сжимали какой-то неведомой раскаленной до красна
рукой. И рука была меньше, чем моя.
Это была женская рука.
* * *
Весь вечер мы были предельно любезны и ласковы друг к другу. Лена приготовила
прекрасный ужин, мы поели, поговорили, посмотрели телевизор и легли спать. Мы решили забыть
о недоразумении с моим опозданием, телефоном и моргом, а вместо этого сделать выводы из
случившегося. Иногда очень полезно так делать, тем более что если бы я не опоздал, то она бы
никуда и не звонила. Я был виноват на девяносто девять процентов, и меня устраивало такое
легкое решение ситуации.
А ночь опять свилась вокруг нас коброй, опять душила нас в своих объятиях, и Боги, Боги
тоже спустились на землю, как в прошлый раз. Было время плоти, а не разума, было время
ощущений, а не слов, и все остальное вокруг исчезало.
Елена - значит <солнечная>. Эта была жаркая, необычная женщина, но она сводила меня с
ума, и это решало все. Что мне все ее странности, когда мне так хорошо с ней? Какое это имело
значение, если она была самым близким мне человеком?
И к тому же единственным.
Еще одна ночь и начавшийся за ней день стерли между нами всякую неловкость, и утром я
спросил у нее, хочет ли она привезти ко мне своего ребенка.
- Я не знаю, - сказала она. - Может быть, нужно подождать?
- А как он там без тебя? Сможет ли?
- Он у моей матери, так что ничего с ним не случится. Вопрос в том, как ты примешь его.
- Если бы я не хотел, чтобы он жил с нами, я бы не предлагал тебе привезти его, ведь так?
Она потянулась, встала с кровати, и, глядя на меня сверху вниз, сказала:
- Это я понимаю. Но ты же не знаешь мою девочку.
- Так это девочка?
- Да. Ее зовут Светлана.
- Светлана: Красивое имя. А по отчеству как?
Лена смотрела на меня в упор и молчала.
- Все равно тебе придется когда-нибудь сказать.
Она молчала.
Я вздохнул, тоже встал, и, не глядя на нее, начал одеваться.
- Что ж ты тогда позавчера первым делом начала говорить об откровенности, - сказал я ей. Я,
собственно, и не ожидал ответа, но она вдруг произнесла три слова, которые сразили меня
наповал:
- Светлана Валерьевна Фролова.
Я так и замер с одним носком в руке. Господи, эта женщина не перестает удивлять меня!
- Валерка? Валерка Фролов? Тот самый?
Она медленно кивнула, и я присел на краешек кровати. Вот это да!
Валерка Фролов, как и Лена, был моим другом детства. Мы все жили в одном дворе - я,
Лена, Валера и еще несколько ребят. Он был таким суетливым, суматошным мальчишкой, все
время тараторил и тараторил, рассказывая все подряд. Валерка уехал в другой город где-то года за
два раньше Лены, и я больше о нем ничего не слышал. Я думал, что на этом наше знакомство
закончилось навсегда, но, как видно, судьба все-таки свела нас снова. И таким необычным
способом, что меня это потрясло. <Почему?!> - хотелось крикнуть мне, - <Почему именно он?!>
Как и где они встретились, эти два знакомых мне человека, в каких неведомых городах, в каких
местах, где меня не было? И где он теперь, почему она одна? И тут же, словно бы приближаясь,
заголосили позавчерашние вопросы: почему она приехала ко мне? Зачем именно я вдруг
понадобился ей через пятнадцать лет? Этот невиданный хор зазвучал в полную силу, перекрывая
друг друга, срываясь на визг, и я, не в силах больше выдерживать его, застонал.
Моя голова превратилась в улей - вопросов там с каждой секундой становилось все больше
и больше, и каждый из них больно жалил, как пчела. Мне захотелось схватиться ладонями за
виски и сжимать голову, потому что я боялся, что она сейчас лопнет от всех этих вопросов, на
которые нет ответа, как слишком сильно надутый воздушный шарик.
Лена опустилась передо мной на колени.
- Леня, - она схватила меня за руки и заглянула в лицо, пытаясь поймать мой блуждающий
взгляд, - Леня! Не переживай так.
Ее голос доносился будто бы сквозь вату.
- Леня, - она быстро говорила мне в лицо, - Леня, не думай ничего. Ленька! Я же тебя
люблю! Только тебя одного, я ни на минуту о тебе не забывала, я все время думала о тебе, но я не
могла приехать. Я очень хотела приехать, но смогла только сейчас. Я чуть с ума не сошла, когда
меня родители увезли: А может, и сошла, я не знаю. Ты, только ты мне был всегда нужен. Кроме
тебя у меня вообще никого не было, а не то, что Валерки! Ленька! Леонид! Это было
искусственное оплодотворение!
Боже мой!
- Господи, Лена! Зачем?! Зачем!?
Я уже ничего не соображал. Кое-как, разбрасывая все вокруг себя, не попадая руками в
рукава пиджака и схватив, что подвернулось под руку, я, одеваясь на ходу, выскочил на
лестничную клетку и помчался вниз со второго этажа, перешагивая по несколько ступенек. Я
бежал от этой женщины, как от огня, я был в смятении, и хотел только одного - скрыться от нее
как можно дальше, а в голове, вместе с пульсом, билась одна мысль: <Зачем ей нужно было это
искусственное оплодотворение от Валерки? Зачем?.. Зачем?.. Зачем?..>
А ведь раньше я считал себя спокойным человеком.
Наивно полагая, что к тридцати годам у меня уже притупились, перегорели все чувства,
какие только есть в человеке, я расслабился и никак не ожидал от судьбы сюрпризов. Черствое
сердце за последние годы начинало биться чаще только когда я поднимался пешком на верхние
этажи, меня не трогали ни футбольные матчи ни политические разоблачения по телевизору, а
женщины: Женщины были все случайные, они хотели лишь недолгих развлечений, и я платил
им той же монетой.
От Лениных слов оклемался я довольно быстро и обнаружил себя в маршрутке. Видимо, я
инстинктивно выбрал нужный мне номер, и теперь она равнодушно увозила меня прочь от дома в
сторону нашей конторы. Как я и хотел. За окнами расцветал день, ощущение скорости да
уносящаяся назад яркая зелень деревьев, торчащая по сторонам дороги, приятно успокаивали, и я
окончательно пришел в себя.
Я начал украдкой оглядывать себя, чтобы проверить, нормально ли я оделся впопыхах.
Оказалось, что только шнурки не завязаны, а все остальное было в порядке, и никто в салоне
маршрутки не обращал на меня внимания.
О Лене думать не хотелось. Совсем не хотелось. Я, конечно, позорно бежал от нее, выказав
тем самым неприсущую настоящему мужчине мягкотелость, но она все поймет. Она обязательно
поймет, что только действительно неравнодушный к ней человек может сорваться подобным
образом, что слишком много ощущений было у меня за эти неполных три дня, и что никто, никто
не любит ее так, как я.
Уж это-то она обязательно поймет.
А колеса машины исправно наматывали километры один за другим, в приоткрытое окно с
монотонным шумом врывался воздух и в голове все становилось на свои места. Захотелось есть, и
я, не заботясь о неразумно потраченных деньгах, попросил водителя притормозить у ближайшего
летнего кафе, которых в нашем городе с приходом теплого времени года появляется великое
множество.
Поглощая необычайно вкусную пиццу, я трезво и удивительно холодно размышлял о своем
бегстве. Что, собственно, меня так отпугнуло? То, что здесь, так сказать, замешен Валерка? Нет,
не может быть, ведь я даже не знаю, каким он стал теперь. Искусственное оплодотворение? При
мысли об этом неприятно кольнуло сердце. Скорее всего так оно и есть, но теперь мне казалось
это не таким уж из ряда вон выходящим событием. Ну искусственное да искусственное, что
такого? Может, Валера сам не мог зачать. Хотя она же сказала, что у нее никого, кроме меня, не
было - выходит, что и не пробовал. Гм. Вот она, странность.
Рассуждать об интимной жизни других людей было как-то неловко, даже мысленно. Но с
другой стороны, меня это настолько сильно касалось, что не думать об этом было просто
невозможно. Наиболее простым решением было бы спросить все у Лены, но тут возникал другой
вопрос: хочу ли я знать ответы, готов ли я к ним? Вот это-то и нужно было понять в первую
очередь. Слишком уж живо воспоминание о том, как я себя вел час назад в квартире.
Нужно было позвонить домой. Как она там? Я быстро допил апельсиновый сок, который
купил вместе с пиццей, и пошел искать таксофон. Можно было, конечно, доехать до работы и
позвонить оттуда, тем более что рабочий день уже начался, но мне не терпелось скорее узнать, как
же она там. Таксофон оказался рядом, в остановочном павильоне, но дома почему-то было занято.
Я звонил минут пятнадцать, борясь с чувством долга перед конторой, которое призывало меня
немедленно отправится на работу. Удивление нарастало, но сознание трудовой дисциплины все-
таки взяло верх над любопытством, и я, так и не дозвонившись, поехал на работу.
С кем это она так долго может разговаривать по телефону в городе, где не бывала с детства?
* * *
Весь день я звонил домой. С того момента, как я приехал в контору, телефон у меня дома
был свободен, но никто не отвечал - в трубке будто бы поселились длинные гудки. Лена ответила
только в пять вечера, когда я уже сильно волновался, не ушла ли она от меня совсем, и голос у нее
был какой-то вялый.
Я извинился за то, что убежал утром, рассказал ей, что звонил целый день, а она ответила,
что заснула и проспала все это время. Я спросил, почему у нее такой вялый голос и не связано ли
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг