Партия же твоя была. Фигуры мои сдавлены, выбор ходов у меня невелик.
Верное дело.
- Видишь ли, Гриша, я больше не люблю играть наверняка. И не хочу
ждать, пока ты сам проиграешь.
Авдюшко, третий час сидевший у меня в редакции (мы играли в блиц "на
вылет" - проигравший уступал свое место), меланхолически заметил:
- Э, нет. Вы многому научились за последнее время, мой дорогой. Но не
потеряйте взамен умения ждать.
- Тоже мне умение, - фыркнул Гришка. - Надо - и ждешь.
- Не скажите, дорогой товарищ. Кстати, пора сделать перерыв в блице,
голова кружится. И если у вас есть настроение послушать...
- Конечно! - ответили мы в один голос.
- Отлично.
СОН ЧЕТВЕРТЫЙ. УМЕНИЕ ЖДАТЬ
Вы, Рюрик Андреевич, рассказывали мне свои сны. А теперь, я расскажу
вам свой. Давний сон. Того далекого времени, когда я был вдвое моложе, в
полтора раза худее и в тысячу раз нетерпеливее, чем сейчас. Иду в столовую
- а до нее от моего дома два квартала - и думаю: глупо ведь тратить на
ходьбу время, все равно я там буду, ничто не может этому помешать. Ничего
бы в мире не изменилось, если бы я уже был там. Так почему бы не
перескакивать человеку через такие "слепые" промежутки? Или другое.
Скорее, например, экзамены в институте сдавать надо. Известно же и мне и
профессорам, что сдам, что пятерки получу, что потом скорее всего
перезабуду все - так нет, мало того, что учить велят, так еще билет надо
тянуть, рисковать, переживать, нервничать... Вот когда-нибудь...
Пофилософствовал на эту тему как-то вечером - не в первый раз. Лег
спать. А заснул - увидел во сне человека на троне. Трон был собственно не
троном, а огромными настольными часами - только без стола. В одной руке
человек держал как скипетр огромную часовую стрелку, в другой старинные
круглые часы - нюрнбергское яйцо, я как раз - недавно видел такие в музее.
Вместо глаз хронометры, нос в виде ремешка от ручных часов, рот - рупор
радио, а оттуда несутся сигналы точного времени. В общем, зрелище скорее
смешное, но во сне мне почему-то жутковато стало. Подошел поближе - исчез
"часовой" субъект, а там, где он только что был, на обыкновенном стуле
сидит парень с моего курса, Пашка Гирин, с ним мы, собственно говоря, и
философствовали больше всего на великую тему о времени.
И говорит мне Пашка:
- Слушай! Великолепная штука! Все твои проблемы решены. Хочешь
оказаться в будущем месяце? После сессии?
- Конечно, - говорю. - А разве можно?
- Да можно, понимаешь!
- Как?
- Слышал о находке в Антарктиде? В прошлом году.
- То, что назвали марсианским кладом, что ли? (Во сне я твердо знал,
что в Антарктиде нашли какой-то клад, и знал, как его зовут.)
- Да. Так вот, исследовали это сокровище, исследовали, исследовали...
Кое-что поняли до конца, кое-что не совсем. И только в одном вовсе не
могли разобраться. В металлическом кубе.
- Помню, помню, его еще прозвали "серым ящиком". За цвет.
- Молодец. Так пошли же к этому кубу. Разобрались с ним наконец.
- Пошли.
Коридоры, коридоры, коридоры... Даже во сне я понимал - что-то тут
неладно. И спросил с опаской:
- А нас пустят к этому ящику?
- У меня там брат командует. Пустят. И не только к ящику, если
захотим...
Куб был чуть выше человеческого роста, и в одной из его граней
виднелась узкая дверь.
- Это машина по превращению будущего в настоящее, - торжественно
объявил Гирин.
- Машина времени?
- Нет, нет. Я сказал точное название.
- Да это же просто игра слов. Где разница?
- Поймешь, когда выйдешь. Не бойся, уже проверяли эту машину,
безопасность полная. Где ты, значит, хочешь оказаться?
- Сейчас начало декабря... Хочу в конец января. Разумеется, я во все
это не верю...
- Отлично!
Я вошел в куб. Внутри было светло, хоть и не слишком, стены тускловато
мерцали в такт друг другу. Прошло несколько минут. На секунду мне стало
чуть страшновато, но я отогнал это чувство, подошел к двери и поднял руку
- постучать. Не успел. Дверь сама отошла в сторону, и я вывалился из куба
прямо в объятия Пашки. А когда освободился из них, понял, что тот решил
продолжить розыгрыш. В пять минут успел, сукин сын, переодеться и
побриться. Молодец!
- Тебе бы выступать, брат, в цирке. В номере с переодеванием... - начал
я и увидел в его руке газету, свернутую так, чтобы число бросалось в
глаза. Там стояло 31 января.
И тут на меня нахлынуло прошлое, которого не было. Я вспомнил, как
блестяще отвечал на экзамене по истории искусства и почти сыпался на
педагогике. Вспомнил, как поссорился с Ниной под самый Новый год и как
позорно проиграл в товарищеском соревновании по самбо. Вспомнил, что вчера
(30 января) был у врача и тот сказал, что нужна операция: камни в почках.
А я очень боюсь боли, хоть и самбист.
- Но если я был здесь, кто же ходил на экзамен?
- Чудак! Ты же. Ты ведь это помнишь?
- Да! Но...
- Я же тебе объяснял, что это за машина. Будущее стало настоящим. Вот и
все. Но прошлое от этого никуда не делось. Ты помнишь? Значит, это было.
То, что должно было произойти, произошло. Как ты мечтал.
- Здорово! Слушай! А нельзя туда еще... На пару месяцев?
- Пожалуйста!
- Только... Тогда уже не на два месяца, а на полгода, ладно? Перескочу
и через операцию, и через летнюю сессию. И вообще лето - это хорошо! Лучше
зимы. Солнце, вода...
- Пожалуйста. Заходи.
- ...Ох, Пашка, я, оказывается, попал в неприятнейшую историю. А я,
ей-богу, ни сном ни духом. Мать плачет, комитет комсомола собирается, хоть
уже каникулы начинаются. Да ты, наверное, в курсе, я же помню, что с тобой
делился, да и разговоров было в институте полно... Я еще на полгодика,
пока все остынут. А вспоминать - не переживать, вспоминать даже приятно.
Пожалуйста, закрой за мной дверь.
А потом мне надо было осваиваться после института на работе, ехать в
неприятную командировку, судиться из-за квартиры. А потом...
И совсем уже потом я лежал в гробу, обложенный цветами, и слушал (ведь
все это, в конце концов, был сон) взволнованную речь представителя
общественности.
- Покойный профессор, - прочувствованно говорил он, - прожил долгую
жизнь, полную больших и малых событий.
И я понял, закончил Авдюшко, что пора просыпаться. И что давно было
пора. С тех пор я всегда с удовольствием проходил те два квартала от дома
до общежития. И иногда даже жалел, что их не три.
Может быть, Николай Пантелеймонович сказал бы что-нибудь еще, но тут
необычно резким звонком разразился мой телефон.
- Кто же звонит в такую пору в редакцию? - пожал плечами Гриша. А я
молча вслушался в трезвон, раньше чем снять трубку. Каждый может угадать
по звукам дверного звонка, кто хочет войти или, по меньшей мере, в каком
настроении человек, стоящий сейчас перед дверью. А я довольно часто
угадываю по телефонным звонкам состояние духа будущего собеседника.
Сейчас мне показалось, что он - кто бы он ни был - должен быть
разъярен. Что же, в голосе Трушина действительно звучала ярость. Но
торжества в нем было больше. Намного.
- Немедленно приезжай. Пропуск выписан! - прогремел он в трубку и
повесил ее.
- Спасибо за сон и рекомендации, Николай Пантелеймонович. Поиграйте
теперь без меня. Срочно требуюсь...
Я поехал.
Он сидел в своем кабинете и даже не встал мне навстречу. Он сидел не
просто, а раскинувшись в кресле, и стол перед ним был накрыт газетой
поверх расставленных по углам стопок книг.
- Подойди, подойди, бандит, - подозвал он меня, сорвал газету, скомкал
ее обеими руками, приподнялся, запустил бумажный ком в форточку и
повалился обратно в кресло. - Значит, вызов мне послал? Гений, значит? А
я, видишь, не хуже тебя сделал. История здесь была... Ну об этом потом.
Главное, понять надо было, что запрета тут нет. Сделал я копию. Хоть и
путал ты в своем рассказе, детали важнейшие пропускал... Твой слиток - для
сравнения - только что у коменданта выцарапал. Трудно было.
Перед ним лежали два очень похожих слитка золота. Он был очень, очень
доволен.
- А то, понимаешь, просто уважение к себе потерял, когда взглянул на
твой подарочек. Приоритет-то за тобой, но и я не такой идиот, как сам
думал. Понял, сукин сын?
Да, сегодня его словарь резко изменился. Но купил он меня здорово.
Лучше, чем я его. И я сказал:
- Вот не знал, что в Минералогическом музее есть второй такой образец.
А Пашка Жуков, тоже друг, такой розыгрыш испортил!
- Какой Пашка Жуков? - физик выпрямился в своем кресле, вцепившись
руками в край стола. - Какой Пашка Жуков? Какой розыгрыш? Второй раз за
сутки я чувствую, что схожу с ума... - По мере того как он произносил
фразу, голос его становился все тише, и "схожу с ума" я скорее угадал, чем
услышал.
- Так ты _сделал_ это золото?! - спросил я.
- Конечно! А ты?
- Я-то? Да взял на время модель слитка - внутри ртуть, потом свинцовая
оболочка, сверху золотая фольга. А ты на закон Архимеда почему не
проверил?
- Архимеда? Да я ж говорю, не было у меня этого слитка. У коменданта он
лежал. И хорошо, что не было. А то бы проверил. - И Илья начал смеяться. И
продолжал это делать по крайней мере минуты четыре.
Потом, вытирая глаза, сказал:
- Да ты бы хоть спросил, как я это сделал."
- Чего ж спрашивать, когда уже сделал. Тут как с атомной бомбой - самое
трудное выяснить, можно ли это сделать. А дальше уж легко.
- А приоритет-то мой. Но я без тебя никуда. Соавтор. Вот мы и добрались
до восьмой горизонтали, Рюрик. Считай, что у нас в кармане все премии
мира, старик! К шведскому королю за Нобелевской съездим, представляешь? Не
знаю, как тебя, а уж меня-то и в академики выберут, - Илья зажмурился от
удовольствия, - впрочем, тебя, наверное, все-таки тоже, - великодушно
добавил он. - Весь мир будет наш. Весь мир! Мы на восьмой горизонтали. Мы
вышли в ферзи!
Я смотрел на него и радовался. Нельзя было не заразиться этим детским
восторгом. Особенно тому, кто год назад переживал тот же восторг, мечтая,
хоть и без всяких оснований, о том же будущем. Но мое превращение
состоялось раньше, чем я добрался до восьмой горизонтали.
Ах, Илья, Илья! Каждый должен дойти до своей восьмой горизонтали.
Только зачем же превращаться на ней именно в ферзя?
Впрочем, я не стал говорить ему всего этого.
А он продолжал, уж чуть смущенно:
- Только как с историками быть? Приравнять их к нам - не по
справедливости как будто. А выразить публично благодарность - маловато
ведь...
- Ладно, Илья, что зря переживать, - сказал я мягко. - Как-нибудь
разберемся.
Почему-то мне было его жаль.
Ладно, ладно. Будет еще время надо всем этим подумать... А теперь хоть
минуту отдохнуть.
Я сел в широкое кресло, прикрыл глаза. И, уже засыпая, услышал над
собой встревоженный голос Ильи:
- Погоди-ка! Но ведь поток нейтронов смертельно опасен. А старый Ньютон
даже не знал, что тут нужна защита. Сам он мог бывать у своей аппаратуры
редко. Но люди, которые за нею следили... Они должны были умирать.
СОН ПЯТЫЙ. ПРОЩАЙТЕ, ИСААК ИСААКОВИЧ
- Они должны были умирать, - повторил я негромко и вдруг понял, что
произнес эту фразу по-английски. Огляделся.
Я снова был в кабинете Ньютона. Хозяин кабинета стал старше, еще суше
сделалось тело, еще морщинистее холодное лицо. На его письменном столе
рядом с бумагой лежал огромный том библии в кованном серебром переплете.
Усталые маленькие глаза вглядывались в ее строки.
Медленно оторвал старик свой взгляд от книги, медленно поднял его на
меня.
- А, это вы, мой ночной гость из страны снов, - медленно произнес
хозяин. - Да, они умирали... Болели, тяжело болели и умирали. И когда я
понял, почему... Следа не осталось от моей проклятой машины. - Голос
старика на секунду прозвучал резко, сильно и звонко, потом снова упал. -
Теперь вы понимаете, почему я ничего не опубликовал по алхимии? А может
быть, - голос стал совсем тихим, я едва разбирал слова, - а может быть,
теперь вы поймете и то, почему я стал изучать апокалипсис.
И маленькая костлявая ладонь взметнулась над развернутой книгой и
наискось хлестнула по странице.
- Прощайте, Исаак Исаакович!
Илья встревоженно тряс меня за плечо.
- Спасибо, что разбудил. Досидели мы с тобой до утра! Пора в редакцию.
Побегу. Пока!
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 16.07.2001 17:33
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг