опередил:
- Вы, наш уважаемый ученый, тоже не в себе.
- Это на каком же основании?
- У нас укоренилось мнение: полноценный человек вряд ли бы предложил
деньги без процентов, а то и без возврата. По нашим, как вы изволите
выражаться, сволочным меркам - вы не-нор-мальный, так мне заявлял и
гангстер, для него это сомнения не вызывает, и некоторые наши общие
друзья.
- Я сказал - малохольный, - буркнул Уваров. - Все у нас тут
сикось-накось. Даже за то, что выкарабкиваешься с того света, приходится
платить. Если бы я умер, врачи страшно огорчились, и не потому, что не
спасли, а из-за потери дохода.
- Вам еще повезло, - вставил Мартин, - не ропщите.
- Конечно, - русский с признательностью взглянул на доктора, - к
счастью, я попал в мастерские ручонки гуманисту и инженеру человеческого
организма. Так сказать, маэстро...
- Да хватит вам, - засмущался Эдерс.
- Я не то имел в виду, - возразил негр.
- А что?
- Случись несчастье сейчас - ваш долг возрос бы на одну пятую. Вот, -
он показал журнал в суперобложке. На ней вокруг операционного стола под
круглой бестеневой лампой толпились люди в зеленых халатах.
- Кого-то режут? - Грег выглянул из-за плеча профессора.
- Режут, - подтвердил негр. - В переносном смысле. Читаю:
"Стоимость медицинского обслуживания по сравнению с минувшим годом
подскочила на 20 процентов. Например, операция на сердце с пребыванием в
клинике в течение месяца составляет следующую сумму: в день за палату -
190 долларов. Хирургу - 3500. Анестезия - 600. Донорская кровь за
пол-литра - 85. Высокоэффективные средства ежедневно - 490. Амортизация
операционной - 2790. Лекарства - 1190. Рентген - 720. Специальное
оборудование - 2760. Лабораторные исследования - 1410. Итого за четыре
недели 33455 долларов, или более 1000 в сутки". Каково?
- Но может быть, это какая-то уникальная, из ряда вон выходящая
операция? Там не написано? - поинтересовался Грег.
- Написано, - подтвердил Мартин. - Обычная операция средней сложности.
- Уникальная! - встрепенулся Уваров. - Да таких сотни и тысячи. А если
у человека нет денег?
- На нет и суда нет. - Эдерс махнул рукой.
- Вот видите, - русский ткнул пальцем в журнал, - а мне известно
совершенно противоположное. Событие врезалось в память и останется там до
конца дней. Оно буквально выбило моих спутников по туристскому вояжу из
колеи.
- Что же это было? - спросил профессор. - Опять медицинские выкрутасы?
А может быть, аналогичное сверхцинизму гитлеровцев, которые присылали
семье казненного счет за израсходованные патроны?
- Не-ет! - Уваров замотал головой.
- Так поведайте нам! - Эдерс округлил глаза. - Не интригуйте!
- Во время поездки в СССР мы навестили Вильнюс, в Литве. И там на
хуторе произошел несчастный случай с трехлетней девочкой - сенокосилкой
отхватило обе ножонки. В медпункте оказали первую помощь и отправили
ребенка вместе с отрезанными ступнями в город Радвилишкас. Дежурный врач
тотчас связался с командующим ВВС Прибалтики, а тот с Латвией и Москвой. В
борьбу за жизнь малышки включились сотни людей разных рангов и наций трех
союзных республик. Был выделен огромный лайнер Ту-134 для единственной
крохотной пассажирки. Ее доставили в Москву, где хирурги провели
девятичасовую операцию, сохранив девочке не только жизнь, но и избавив от
инвалидности. Ей так искусно прирастили ножонки, что спустя некоторое
время она уже зашевелила пальчонками. Вот как там относятся к людям. Слова
"чужих детей не бывает" - не декларация.
- Интересно, а чья она дочка? - спросил Грег. - За какие заслуги папы с
мамой ей столь высокие почести и затраты? Это, пожалуй, обошлось в
кругленькую сумму, не меньшую, о которой упоминал Мартин.
- Родители ее обыкновенные сельские труженики, по-ихнему - колхозники.
И все мероприятия не стоили им ни копейки, расходы в таком случае берет на
себя государство.
- Слушая нашего русского друга, - задумчиво произнес профессор, - я
словно сам проделал весь путь с раненым ребенком, очень образно представил
события той ночи. Этим добрым людям я бы с величайшим почтением
поклонился. Сообщение Уварова меня потрясло и, скажу откровенно, вселило
надежду; есть еще на свете земля, где честных и благородных не придется
вносить в Красную книгу.
За столом зашумели, рассказ произвел сильное впечатление.
Раздался голос Мартина:
- А если бы у них была установка по регенерации? Представляете?
Грег постучал вилкой, подождал, когда друзья успокоятся, и произнес:
- Меня Миша тоже взволновал, но давайте вернемся к своим делам.
Дискуссию о гуманизме, доброте и справедливости мы, разумеется, как-нибудь
продолжим. Однако замечу - мне, например, в этом вопросе все ясно, а
насущных проблем хоть отбавляй. Сегодня до ужина следует закончить дела и
достойно проводить профессора - он уезжает.
- Опять банкет? - уфыркнул доктор и сделал постное лицо.
- Какой там банкет, - Грег тепло взглянул на Эдвина. - Посидим в своей
компании, поговорим. Кто ведает, встретимся ли снова. И еще, дорогой наш
профессор, вы никогда не рассказывали о себе. Я как-то сразу принял вас за
давнего знакомого, почти родственника. А ваше житье-бытье, мне кажется,
весьма поучительно.
- Ну, положим, вы меня приняли не сразу. - Эдвин заговорщицки
подмигнул. - Забыли, как затряслись поджилки при нашем знакомстве?
- Не забыл, но разбирает любопытство. Желательно бы узнать - думаю,
выражу общее мнение - о вашей, надеюсь, интересной, жизни.
- Хотите удостовериться, не беглый ли я каторжник-правдолюбец. Жан
Вальжан из "Отверженных" Гюго или что-то наподобие графа Монте-Кристо
Дюма?
- Если и так, обещаем простить за давностью лет.
- Разочарую вас - никаких прегрешений нет, во всяком случае крупных, -
вздохнул профессор. - Да и вряд ли мое жизнеописание вас чем-то обогатит,
хотя я бы не сказал, что оно ординарно, скорее напротив.
- Тем более, профессор, - Грег сделал приглашающий жест.
Остальные придвинулись поближе и приготовилась слушать.
15. АВСТРАЛИЕЦ
- Ранним утром, - начал неторопливо профессор, - 1606 года голландец
Виллем Янсзон, полупират-полуученый, греховодник по кличке Янц, сочетавший
в себе, казалось бы, несовместимые качества кутилы и исследователя,
приплыл к западному побережью таинственного материка. Мореход окрестил его
Новой Голландией. Однако пустынный берег поразил Янца своей
неприветливостью, о чем свидетельствует дневниковая запись: "Страна эта,
видимо, проклята богом", с сим первооткрыватель и удалился восвояси. Так
впервые открыли Австралию.
- Почему впервые, разве ее открывали еще? - спросил Мартин.
- Даже, можно сказать, дважды. В 1642-м Абел Тасман, а в 1770-м -
известнейший путешественник и первопроходец, знаменитый и почитаемый во
всем мире, и особенно среди естествоиспытателей, Джеймс Кук. Кстати, он-то
и привез туда первых переселенцев - каторжников из Альбиона, где
преступность начала принимать угрожающие размеры. Этот огромный остров не
особенно баловали вниманием в том числе, разумеется, и писатели. Больше
того, один из них, будем надеяться, без злого умысла, нанес ему весьма
ощутимый материальный ущерб.
- Кто же это? - воскликнул Грег.
- Всеми нами любимый Вальтер Скотт, - усмехнулся профессор.
- На он никогда не посещал Австралии?
- Ему и не требовалось. В 1829 году Вальтер Скотт опубликовал роман
"Анна Гейерштейн". Его героиня любила носить на своих дивных волосах
фамильную диадему с благородными опалами. Смерть Анны, загадочная и
непонятная, связывалась именно с воздействием этих камней: им издревле
приписывались свойства приносить беды. Психология людей, особенно женщин,
очень восприимчива - от перестали надевать украшения с этим камнем. И надо
же случиться - именно тогда в Австралии обнаруживают крупнейшее
месторождение благородных опалов с великолепной игрой света, в том числе
редчайших - черных. Но после выхода книги спрос на них упал почти до нуля.
Не помогло и то, что английская королева Виктория, желая развеять суеверие
и поддержать экономически свое заокеанское владение, демонстративно
украшала колье опалами.
- Да, действительно, - вставил русский, - знаток минералов Пыляев
подтверждает - большинство женщин ни за что не станут носить опалов.
- Скажите, какие привереды, - хмыкнул Эдерс.
- Се ля ви, - профессор развел руками. - Известно - все материки
эволюционировали особо. Австралия тому подтверждение. Здесь встречаются
животные, которых нет больше нигде. Возьмите кубомедузу хироникс -
"смертельную осу" и массу других ядовитых медуз, от соприкосновения с ними
человек умирает спустя 3-5 секунд. Из 140 видов змей - 20 очень опасны.
Например, парадемансиа микролепидус в 300 раз токсичнее американской
гремучей змеи и в 20 - индийской кобры. А черный паук сиднейский спайдер -
восьминогий убийца? Наконец, кенгуру, коала, сумчатый крот, дикая собака
динго, утконос, ехидна, птицы киви, кукабарру или двоякодышашая рыба
цератод и дюгонь. Последнее млекопитающее мне приходилось видеть
неоднократно. Думаю, не случайно зоологи отнесли его к отряду сирен.
- Но согласно греческой мифологии сирены - это полуптицы-полудевы, к
тому же обладающие сладкозвучным голосом, - вмешался Уваров. - Им-то и
очаровывали и пленяли доверчивых моряков. Надеюсь, ваш дюгонь не поет?
- Разумеется, - улыбнулся Эдвин. - Его голос напоминает рев тюленя. Я
имел в виду само название - сирена - гибрид чего-то или кого-то. Скорее
всего легенда о русалках возникла в тот момент, когда впервые человеку
удалось лицезреть дюгоня. Представьте, я однажды наблюдал, как он вынырнул
в заросшем водорослями устье реки. Зрелище поистине фантастическое. Голова
и "лицо" очень похожи на женские, с круглыми, обрамленными длинными
ресницами, глазами. Водоросли, словно зеленые локоны. Сильно развитые
молочные железы поразительно напоминали груди девушки. Покатые плечи
плавно переходили в узкую талию, заканчивающуюся рыбьим хвостом. Подобные
изображения украшали в древности носы парусников.
- Извините, профессор, но мне придется вас прервать, - прищурился Грег.
- Все это, конечно, интересно и занимательно, но, зная вас как человека,
ничего не делающего зря, меня наводит на мысль, что вы...
- Угадали, Фрэнк, интуиция детектива вас не подвела - наш род - выходцы
из Австралии, страны, находящейся до сих пор в какой-то непонятной и
загадочной полуизоляции. Мне думается, континент с такой историей,
животным, миром и флорой заслуживает большего. Итак - это моя родина.
Отец мой был смотрителем маяка. Да-да, Грег, не делайте больших глаз.
Он плавал сначала юнгой, матросом, затем выучился на штурмана, стал
капитаном. Однажды на лайнере, шедшем из Европы с переселенцами, возник
пожар. Судно отца находилось недалеко - лежа в дрейфе, пережидало сильный
туман. Рация у них отсутствовала, и команда не знала, что в каких-то
нескольких десятках миль гибнут люди.
Катастрофа потрясла мир. Владельцы лайнера, желая избежать
ответственности за плохое оснащение спасательными и противопожарными
средствами, обвинили отца в самом страшном преступлении - не пришел на
помощь терпящим бедствие. Его лишили диплома и ошельмовали Каиновой
печатью. Он не мыслил себя вне морской стихии и устроился смотрителем на
маяк. Отец запомнился мне высоким молчаливым человеком с неизменной
трубкой в зубах.
Мать оставила нас, едва мне минуло три года. Образ ее совершенно стерся
в моей памяти. От своего родителя - отдать ему должное - я никогда не
слышал о ней худого слова. Кроме нас, в маячной пристройке проживала
средних лет вдова рыбачка. Очень добрая полная, белокурая и голубоглазая
ирландка, с мягкими руками, от которых всегда пахло свежеиспеченным хлебом
и овечьим молоком. Она вела наше хозяйство. Море и все, что с ним связано,
окружали меня с младенчества. Тогда же возникла не прекращающаяся по сей
день любовь к собакам и дельфинам.
- Чем же они заслужили столь избирательное отношение? -
полюбопытствовал Уваров.
- У нас жил пес - желто-белый, сильный и мудрый шотландский колли. Его
кто-то из соседей подарил отцу еще щенком. Когда мне исполнилось четыре
года, на усадьбу забежали три тасманских волка, скорее всего бешеные - это
часто случалось в летнюю жару. Я играл среди травы и привлек внимание
хищников. Обычно они не нападают на людей, но тут бросились ко мне. Вот
тогда-то собака и показала свою преданность человеку и вступила с ними в
жестокий бой. Она вышла победительницей, но сама еле держалась на ногах,
до того была помята и изранена. Очевидно, каким-то инстинктом понимая свою
опасность для окружающих - пса покусали сбесившиеся животные, - он заполз
под стоящий на отшибе сарай. Как только его ни звали, чем ни приманивали
благодарные отец и вдова, он не вышел. Так и умер там два дня спустя,
оставаясь благородным до конца своих собачьих дней.
- Бедная собака, - прошептал Мартин. - Я всегда чувствовал симпатию к
этим животным, никогда не обижал, подкармливал бездомных. У нас даже в
войну на катере жил щенок.
Профессор легонько догладил руку негра и произнес:
- Вот почему все мои питомцы мужского пола носят кличку Рекс, так звали
колли, я как бы обессмертил имя своего спасителя.
Я долго горевал о любимце. Сидел на покрытых пахучими водорослями
камнях у моря в небольшой бухточке и заливался горькими слезами...
Профессор задумался, затем потеплевшим голосом произнес:
- Там и произошла новая встреча. Привлеченный, вероятно, моим горестным
видом, меж коричневых ноздреватых скал появился дельфин - молодая афалина.
Она высунулась из воды и, как мне показалось, стала меня успокаивать.
Улыбалась, скрипела и посвистывала, прыгала на хвосте и вытворяла прочие
фокусы. Так я обрел нового друга. Почти каждое утро он приплывал в этот
заливчик с прозрачной водой и песчаным дном, и мы играли. Дельфин брал
рыбу из рук, катал меня на спине, доставал ракушки.
Однажды мы купались вместе, и я увидел малюсенького, как детская
ладошка с растопыренными пальчиками, красивого осьминога. Тельце его
переливалось цветами радуги, на оранжевом фоне проступали синие колечки. Я
потянулся к моллюску, но афалина резко отбросила его хвостом далеко в
море. Позже я узнал - это был спрут-хапалохлена, от его "клевка" смерть
наступает в считанные минуты. Как видите, и собаке и дельфину я обязан
жизнью. Да-а.
Летом, спасая каких-то шалопутных девиц, заплывших далеко и
испугавшихся акул, утонул отец. Через сутки после похорон, когда я
приковылял на берег, дельфин откуда-то принес отцовскую фуражку, она была
на нем в тот злополучный день. Так возникли любовь к дельфинам и
патологическая, я бы сказал, ненависть к морю. - Профессор замолчал.
- А что потом? - нарушил затянувшуюся паузу Грег.
- Совершенно непредвиденное и неожиданное событие в корне изменило мою
судьбу. Если бы не оно, я бы остался, очевидно, жить с вдовой рыбачкой,
так как матери о гибели бывшего супруга не сообщили. Однажды на маяке
появились незнакомые люди. Они долго беседовали с Юджин, так звали
экономку, а затем увезли меня в Канберру. Оказалось: в автомобильной
аварии погиб муж моей матери - весьма состоятельный коммерсант. Наверное,
она его очень любила - неделю спустя после похорон отравилась. По
завещанию, оставленному ею, я становился богатым. Опекуны отправили меня
учиться в Европу, в привилегированный колледж, а затем в Англию, в
университет. Вдова рыбачка, я часто писал ей и помогал материально, вскоре
скончалась от какой-то болезни, я остался одинешенек на целом свете и со
всей страстью отдался археологии. Вот так к живу.
- И у вас не было семьи? - спросил Мартин. - Вы не женились?
- Как же, женился, - недобро усмехнулся Эдвин. - Но, вероятно, надо
мной, как и отцом, витал какой-то злой рок. Жена ушла, когда я производил
раскопки в Греции. Я не виню ее - она человек экспансивный, совершенно
другого склада. Мои же отлучки по полгода кого угодно довели бы до белого
каления. Детьми мы, слава богу, обзавестись не успели и разошлись, как
принято говорить, по-джентльменски. Где она сейчас, мне неизвестно.
Несколько минут над столом черным облаком висело тягостное молчание.
Словно кто-то из присутствующих затронул запретную тему и остальные,
сознавая это, не знают, как выйти из столь неловкого положения. Развеял
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг