каблуках - только не хватает, чтобы еще губы красили - эдаким развинченным
и вихляющимся субъектам. Вид их наводит на мерзкие ассоциации...
- А вы моралист и противник моды.
- Просто нормальный человек, мода здесь ни при чем. Не сочтите за
хвастовство, у меня хороший вкус. Мне порой очень жаль этих девчонок,
которые забыли о свойственной юным девушкам и особенно их украшающей
стыдливости и гордости.
- Отчасти разделяю ваши взгляды, но не отголоски ли это снобизма и
ханжества? Не слишком ли мы категоричны, требовательны?
- Я не сноб и далеко не ханжа, те, кому они позволяют так бесцеремонно
себя обнимать, неприлично ругаться при них, их-то и не уважают. Не смотрят
как на будущих жен.
- Правильно, - кивнул Уваров, - у этих бедняжек, как сказал один поэт,
"есть с кем спать, а просыпаться не с кем". Сплошная голая физиология,
никакого духовного общения. О каком же уважении может идти речь? Жалко мне
их, очень жалко.
- А я на любимую смотрю всегда глазами будущего мужа.
- Трудно с вами не согласиться. Мне их тоже жалко. Неужели сами не
понимают? Но когда поймут - поезд ушел...
Расходились за полночь. Широкие окна поблескивали темно-синей чернотой,
словно занавешенные бархатом, усыпанным крупными красными звездами. В
наступившей гулкой тишине затихли шаги. В кустах за верандой переливчато
затрещали цикады.
Свет в комнате Грега не горел. На полу распластались, отраженные лунным
сиянием, рамы оконного переплета. В углах таинственно витали лиловые тени.
Где-то у выхода в лоджию что-то шелестело. То ли змея, то ли ящерица.
Фрэнк сидел на кровати, охватив колени руками, положив на них гудящую
от мыслей голову. Его терзали разноречивые чувства. Под сердцем ныла
щемящая боль. "Вот так и приходит отрезвление: размечтался, старик, -
девушке всего восемнадцать. Зачем я ей нужен, молодой и красивой? С ее
стороны - это жалость и благодарность. Надо отринуть подобную блажь.
Ничего хорошего от этих встреч ждать не приходится, только лишние терзания
и разочарования".
Из коридора тихо постучали.
- Да, войдите. - Грег вскинул голову.
Дверь отворилась, на пороге стоял Мартин. Спросил еле слышно:
- Мечтаете в потемках? Свет не зажечь?
- Не стоит. Проходите садитесь. Не спится?
Мартин сел в кресло против кровати:
- Что пишет вдова Кребса?
- Все нормально, Мартин. - Грег вздохнул. - Думаю, когда возвратимся,
закончим работу, станем жить вместе. Они и мы с вами. Стива усыновлю.
- А мисс Юта?
- Что Юта? - Грег вздрогнул, кольнуло в сердце.
- Куда ее денем? Вы же любите друг друга, зачем обманываться.
- Откуда вы взяли? - возразил неуверенно.
- Бросьте, Фрэнк. Я не слепой. Не выдумывайте сложностей. Я вижу: она к
вам неравнодушна, если не больше. Мне кажется, она вас любит.
- Не путайте любовь с чувством уважения, благодарности и... чисто
человеческой жалости.
- А чего вас жалеть? Ну уважение, благодарность ладно. Это свойственно
честным людям, а она именно такая. Но при чем жалость? Вы что, урод,
убогий или нищий? Она же вам нравится?
- Она всем нравится. Я уже обжегся один раз, Мартин, вы знаете, крепко
обжегся. До сих пор не пришел в себя, сжимает сердце и саднит душу. Вы
спросили, нравится ли она мне? Да. Очень. Я ее люблю. Но это не имеет
значения, боюсь вновь потерять, вдруг все повторится, как с Джин. Будет
нелегко перебороть чувство, но что поделаешь - переживу.
- Жаль, Миша спит, - засмеялся Мартин.
- При чем здесь Миша?
- Он мне приводил хорошую русскую пословицу: "Обжегся на молоке, дуешь
на воду". О'Нейли нужно давно забыть и никогда не вспоминать - я вам
говорил, она была плохим человеком. Вы извините, Фрэнк, что вмешиваюсь,
однако мне кажется, вам пора обзавестись семьей. Лучшей жены, чем мисс
Юта, не сыскать, поверьте мне, не мучайтесь - решайте.
- А что же вы сами не женились?
- Я другое дело. - Негр глубоко вздохнул. - Светлой памяти шеф, Эдуард
Бартлет, говаривал - семья большая ответственность. Прежде чем ей
обзаводиться, подумай - не наплодишь ли несчастных, не станут ли
впоследствии упрекать тебя дети, что не смог дать им хотя бы то, что
необходимо для нормальной жизни. Если уж такие, как он, - белые, умные,
образованные и богатые метались в сомнениях, то что говорить обо мне,
черном, неученом и бедном? Остался бобылем - все никому не в тягость.
- Ваше богатство, Мартин, не купишь за деньги. Вы мудры, добры и
благородны. А людей на черных и белых разделяют лишь злобные маньяки -
фашисты.
- От этого нам не легче, а достоинства мои не имеют спроса в нашем
мире. Кому это надо?
- Всем, Мартин. Всем, мой дорогой друг.
- Подумайте все-таки о семье, Фрэнк.
- Моя семья - это мать, Стив и вы.
- Это совсем не то. - Он встал. - Не отталкивайте мисс Юту. Не
считайте, что ее чувства лишь признательность за помощь в тяжелую минуту.
Нет. Я-то вижу, меня не проведешь. Она очень порядочная девушка. И вы ей
нужны, какой есть. Мне сдается, она вас любила и раньше. Подумайте, Фрэнк,
чтобы потом не пенять на судьбу. Да и жестоко с вашей стороны, не нанесите
травму ее сердцу, не забывайте и о ней. Спокойной ночи. - Он вышел.
"А чего тут думать, - размышлял Грег, раздеваясь, - как будто я решаю?
Все не так просто, как кажется Мартину, последнее слово не за мной. Не
хватало еще, чтобы на мои сентиментальные излияния и признания она
расхохоталась в лицо. - За эту мысль стало стыдно. - Ну зачем так, она же
этого не заслужила. Ох, господи".
Он лег, закинув руки за голову и уставился в потолок, словно на нем
хотел прочесть ответ на мучающие мысли.
Тягуче заскрипела дверь.
Грег приподнялся на локтях.
На пороге, озаренная струящимся сквозь окна голубовато-серебристым
светом луны, виднелась фигура девушки.
- Юта? - воскликнул Грег.
Девушка не ответила. Маленькими нерешительными шажками, осторожно
ступая, приблизилась к кровати и опустилась на ее край. Нежный запах
духов, казалось, проник Грегу в самое сердце. Юта наклонилась над ним и
дрожащим голосом прошептала:
- Я люблю вас, Фрэнк.
Что-то горячее капнуло ему на щеку.
- Не надо. Юта. Милая, родная, не надо. Вы будете страшно жалеть об
этом, я не хочу.
- Я люблю вас, - повторила девушка. - Не прогоняйте меня. - Она
опустила голову и заплакала.
- Это порыв, Юта. Вы пожалеете, разочаруетесь. Вы... - Он обнял ее
вздрагивающие плечи.
- Нет! Нет! - вскрикнула она и выпрямилась. - Я ни о чем никогда не
пожалею.
- Юта, одумайтесь, не нужно.
- Нет!..
Не помня себя от счастья, Грег обнял ее...
Снаружи коттеджа над древнейшей пустыней, как и миллионы лет назад, в
черно-синей бездонной глубине неба помаргивали розоватые звезды. Почти на
линии горизонта, залитый лунным светом, брел караван верблюдов...
12. НЕОЖИДАННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Кондиционер испортился. Он не жужжал шмелем, как обычно, и не гудел
подобно ветру в трубе, а нудно и тягуче, словно зубная боль, ныл. Сквозь
окна разбрызгивались солнечные лучи. Отражаясь от гладких циновок на полу,
они желтыми зайчиками роились на белом потолке, отпугивая в углы сереньких
ящериц-мухоловок. Из озонаторов тянуло свежестью недавно прошедшей грозы.
Грег лежал на кровати. Тихонько, с надрывом, постанывал. Тыльной
стороной ладони прикрывал глаза - свет вызывал в голове тупую боль.
В кресле у окна, вытянув ноги, изобразив на лице выражение патера,
читающего прихожанам душеспасительную проповедь, сидел доктор.
- Я как-то советовал вам, Фрэнк Грег, не употреблять это гадкое поило -
спиртное, - лицо Эдерса сделалось постным. - Весьма сожалею, что мои
благие призывы оказались в полном смысле гласом человека, вопиющего в
пустыне.
- Вы советовали не пить с горя, - пролепетал Грег, - а я употребил по
необходимости. В силу обстоятельств.
- Какая разница? - Доктор поджал губы. - Пьяницы всегда находят
оправдание своему пагубному пристрастию к алкоголю. Неужели вы не
понимаете - это удел примитивных личностей, недостойных звания мыслящего
человека. Берите пример с Уварова: сказал баста и ни грамма. Удивляюсь.
Может быть, вы просто не в силах взять себя в руки?
- В силах. Но мне вчера понадобилось изобразить пьяного, чтобы выяснить
намерения одного субъекта. Изобразить, понимаете? Может быть, слегка
перестарался и излишне натурально вошел в образ, но я привык все делать
добросовестно. Так сказать, от души.
- Для этого достаточно прополоскать рот наиболее пахучим из напитков.
Ну, вермутом, что ли, а не-накачиваться до положения риз.
- Я больше не буду, - жалобно промямлил Грег.
- Скажите, пожалуйста, он больше не будет, - доктор всплеснул ладонями,
- как трогательно и наивно. Словно малыш шалунишка: нашкодил и просит не
лишать его сладкого. Я вам не верю, вы слабовольный и бесхарактерный
человек.
В коридоре послышался голос Уварова. Физик напевал какой-то игривый
мотивчик. Распахнулась дверь.
- Доброе утро! - Он остановился на пороге, взглянул с сочувствием на
Фрэнка.
- Мутит? Потрескивает головенка? Да-а, и глазенки как у
кролика-альбиноса. Вам бы сейчас огуречного рассола.
- Вы понимаете, Миша, - Эдерс скосил глаза на кровать, - уже не говоря
о нравственной стороне, он не желает считаться с тем, что организм еще не
окреп после экспериментов. Кто знает, какие могут возникнуть последствия.
Судя по поведению вчера, он на пути превращения в нашего волосатого
пращура, в какого-то первобытного питекантропа.
- Питекантропы не пили, - буркнул Грег.
- Вот и будете первым пьющим, забулдыгой неандертальцем, кроманьонцем
или еще кем.
- Поднимайтесь, Грег. - Уваров подошел к кровати и взлохматил Фрэнку
волосы. - Я попрошу Мартина сварить кофе покрепче - это вас взбодрит.
Вставайте, - он подмигнул и направился к двери.
- Ы-ы-ы. - Грег сел, опустил ноги на пол и затряс головой. - Чтобы я
еще хоть раз...
- Не давайте никаких клятв. Не кощунствуйте. Я вам не верю. Посмотрела
бы на вас мисс Юта. Она с таким пьянчужкой и разговаривать-то не станет.
Стыд и позор.
- Если она меня любит и я ей дорог, то снизойдет... - Грег заглянул под
кровать, ища туфли.
- В таком омерзительном виде вы никому не дороги. Фу, какое безобразие.
В общем, я умываю руки. Ваш нелепый и жалкий вид не вызывает даже
сострадания. Да-да, сострадания. Ни на йоту. Знаете, что вы мне
напоминаете?
- Что?
- Мокрую, старую, облезлую шляпу после дождя.
- Я больше не буду, доктор, - опять заискивающе повторил Грег. -
Заверяю, как перед богом. "Это же была необходимость.
- Хорошо. - Эдерс встал. - Но в последний раз. Спускайтесь вниз, вам
действительно следует подкрепиться.
В холле за столом Уваров что-то оживленно рассказывал Мартину, помогал
мимикой и жестами. Оба покатывались от хохота.
- О чем речь? - Доктор сдвинул брови, сел и указал Грегу на стул рядом.
- Миша поведал о своих наблюдениях за оленями в Канаде, - ответил негр.
- Он туда ездил по делам.
- И что же смешного вытворяют эти животные? - Эдерс налил Грегу кофе и
повернулся к Уварову.
- Понимаете, доктор, - начал тот, - я даже не представлял. Оказывается,
олень не в пример лошади очень несообразителен. На водопой его гоняют все
лето по одной и той же тропинке. В какой-то момент, не помню, то ли по
причине среза рогов или еще почему, но некоторое время ему нельзя пить.
Тогда пастух ставит поперек тропинки жердь на двух тоненьких подставочках.
Олень доходит до нее, смотрит - путь закрыт, поворачивается и идет
обратно. Вы представляете, он не додумывается обойти жердь стороной. До
того глуп.
- Мне кажется - это не глупость, а дисциплинированность, - возразил
Эдерс. - Он видит запрет, как знак на пути автомобилиста, и подчиняется
ему безоговорочно. Мне остается сожалеть, что некоторые люди не обладают
логикой оленя. Я бы поставил кое-кому перекладину на пути к бару, пусть
поворачивает и направляется куда положено.
- Но я-то додумаюсь ее обойти, - вставил Грег, - вашу жердь.
- Судя по ответу, вы намерены продолжать в том же духе, хотя несколько
минут назад клялись в обратном?
Грег молчал, помешивая ложечкой кофе.
- Что же вы молчите, как Валаамов осел! - вскипел доктор. - Извините за
резкость.
Неожиданно Уваров громко захохотал.
- Ваш смех, Миша, неуместен и неприличен, - скривился Эдерс, - этим вы
поддерживаете слабость Фрэнка, как бы пассивно одобряете - это нечестно и
непорядочно.
- Простите, милый доктор, но мой смех не имеет к Фрэнку и его слабостям
никакого отношения. - Уваров продолжал смеяться, вытирая выступившие
слезы.
- Что ж, смех без причин? Тогда вам бы следовало обратиться к...
- Да нет же, доктор. Он имел отношение к вам, вернее, вашему сравнению.
- И что в нем смешного? - Эдерс насупился.
- Дело в том, что у прорицателя Валаама никогда не было осла. У него
имелась ослица. И отличалась она не тем, что молчала, а как раз наоборот,
вопреки сородичам, вдруг заговорила человеческим языком. Вы же, наверное,
имели в виду буриданова осла, сравнение с этим животным приписывают
французскому философу-схоласту Жану Буридану, как пример парадокса
абсолютного детерминизма в учении о воле: осел, помещенный на равном
расстоянии меж двух одинаковых охапок сена, должен умереть от голода, ибо
не сможет решить, какую из них предпочесть.
- А откуда это знаете, вы же безбожник?
- Изучал научный атеизм, интересовался Библией.
- Меня не трогают сейчас ваши библейские и философские притчи. Я мог
кое-что перепутать - суть не в этом. Я пекусь о здоровье Фрэнка и
удивляюсь, что близкие ему люди так легко относятся к столь пагубной
привычке. Вы не представляете по некомпетентности, к каким трагическим
последствиям это приведет и не только его, но его жену, их будущих детей,
не исключено - внуков. Вместо того, чтобы трубить тревогу и спасать его,
вы легкомысленно посмеиваетесь и сводите на нет мои воздействия.
- Полно вам, - умиротворяюще произнес Мартин. - Ему нужно было вчера
выглядеть пьяным. Очевидно, увлекся и переборщил, убеждая в своем
состоянии соглядатаев.
- Да что в конце концов за тайны мадридского двора! - вскричал Эдерс. -
В чем дело? Кто-то слоняется вокруг, что-то вынюхивает, может, собирается
нас прирезать, как ягнят, а мы в неведении! Эдак накроют мешком и
уволокут, а ты и знать ничего не знаешь! Просветите нас наконец?
- Сейчас, сейчас. - Грег нетерпеливо потряс, ладонью. - О вас же
заботились. Не хотели пока тревожить и портить самочувствие.
- Нет уж, сделайте одолжение. Испортите. Нам весьма не безразлично, что
творится вокруг.
- Несколько недель назад Мартин заметил за нами слежку.
- Слежку? Боже мой, только этого не хватало. - Доктор вытаращил глаза и
вытянул губы трубочкой. - Значит, слежку?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг